Анна навсегда

Арис громко расхохотался, запрокинув голову назад.

– Ты не научила меня убивать, глупая моя девчонка, ты научила меня любить.

Я не ожидала от него таких длинных монологов, но, видимо, сегодня он был в хорошем расположении духа. Иначе, по какой причине он начал бы мне рассказывать о себе? Это было в новинку. Раньше он по большей части только задавал вопросы, чаще игнорируя мои, чем давая ответы.

– Я хочу, чтобы ты вышел и подумал о своем поведении, - строго сказала я ему.
– Ты идешь не тем путем. У меня возникло желание указать тебе на ТВОЙ истинный путь.

– Ты справишься?
– он был увлечен. На его губах не переставала играть полуулыбка, выражающая крайнюю степень заинтересованности.

– Да, - ответила без колебаний.

– Я знаю. Внутри нас с тобой одинаковое содержимое. В твоей душе столько тьмы, сколько ни один твой приятель не смог бы вытащить из тебя. А я смогу. Я чувствую это, Анна, мы с тобой должны держаться друг друга.

– Ты не прав, - покачала я головой, не посчитав нужным произнести слова оправдания.

Расстояние одного вдоха потихоньку начинало меня тяготить. Когда кто - то так бесцеремонно вторгался в моё личное пространство, я предпочитала отступать. Сдвинувшись всем телом в сторону, я приподнялась и села, прислонившись спиной к стене и подобрав колени к подбородку. Расстояние между нами увеличилось настолько, чтобы появилась возможность оценить его манеру поведения со стороны, но это нисколько не помогло мне разобраться в нем. Всем своим положением Арис выражал отстраненность и безучастность к судьбе девушки с волосами, прибранными в два высоких хвоста. Сейчас он был сконцентрирован на мне так, словно где - то внутри себя решал, нужна ли я ему в дальнейшем. Он улыбался не только губами. Всё его тело говорило о том, что этот разговор для него весел и задорен. Тем не менее, я не могла сказать, что его веселит моя растерянность, скрывать которую у меня не было сил. По отношению ко мне сейчас он был абсолютно серьезен, как всегда. Забавной ему казалась сама ситуация. Настолько, что он даже не пытался сделать вид, что ему хоть немного жаль ту несчастную девушку.

– Все проблемы идут из детства. В твоей жизни столько комплексов, сколько лично мне и не снилось. Ты можешь поблагодарить за них свою приемную семью. Нелюбимый ребенок. Лишний ребенок. Ненужный ребенок. Отвергаемый ребенок. Ребенок - прислуга. Твое мнение не интересовало никого и никогда. С тобой не считались. С тобой не общались. Тебя обижали старшие братья, а тетя закрывала глаза на твои детские слёзы. Твои синяки объяснялись воспитателям очень просто: шебутная девчонка, балуется с братьями, отсюда и кровоподтеки. Кстати, они не отрабатывали на тебе приемы из секции бокса? Очень удобный манекен для битья и бросков. Сколько раз они использовали тебя в качестве боксерской груши? А пожаловаться - то и некому. Некому защитить. Некому пожалеть. Ты одна. Всю жизнь одна. Сама за себя. Тебя никто и никогда не любил.

Арис говорил так долго, что я просто перестала слушать. Фраза за фразой, он по - скотски давил на то, что я так старательно пыталась прикопать и захоронить в собственном прошлом. Сейчас у меня была счастливая семья, где мой мужчина любил меня по - настоящему.

– И ты придумала себе семью. Ту, о которой всю жизнь мечтала. Где тебя любят, балуют и не выпускают из объятий. Время распрощаться с иллюзиями. Ты никому не нужна в этом мире, кроме меня. Потому что ничего из того, что творится в твоей голове, просто не существует. Глупое имя, Николь. Подумай сама, разве тетя бы дала тебе такое имя, ведь своим рождением ты отобрала у неё сестру, которую она любила всей душой. Ты монстр, Анна. Даже для того, чтобы просто родиться, тебе уже нужна была чужая жизнь. Тетя назвала тебя Анной, знаешь, почему? Потому что так звали бабу, которая увела у неё мужа. Ты достойна этого имени, ведь ты тоже забрала у неё близкого человека. Николь появилась уже позже, в клинике, где ты целыми днями сидела лицом к стене, потому что жизнь в твоей голове была ярче реальности со мной. Николь вытянула тебя из того дерьма, в которое тебя втянул я. Ты больше не хотела быть моей союзницей.

– Какой союзницей?
– рассеянно вклинилась я в его монолог.

– Ты представлялась моей сестрой и помогала мне заманивать девушек сюда. У нас были гастроли по стране. Знаешь, стоит вывезти человека на двадцать с небольшим километров от точки его проживания и ни один сыщик не найдет его следов.

– Это категорически не может правдой. Я абсолютно адекватный человек. Да, быть может, моя психика немного расшатана после такого детства, но я не превратилась в монстра и не понимаю, как таким монстром можешь быть ты. Богатенький мальчишка, насытившийся жизнью до отвала. Захотелось адреналина? Свежатинки?

Я не хотела говорить с ним в подобном тоне, но накативший приступ отвращения к этому человеку был сильнее меня. Хотелось кулаком двинуть ему в нос, чтобы увидеть его кровь и поверить в то, что он живой и настоящий, чтобы разбудить в нем хоть какие - то эмоции, чтобы разглядеть в нём живого человека, умеющего сожалеть и раскаиваться. Но он был по - прежнему отрешен от происходящего и зациклен на мне. Здесь и сейчас его не интересовало ничто в этой жизни, кроме меня. И у меня больше не было стопроцентной уверенности в том, что я всё так же интересовала его как объект для любви. Да и какой любви? Как девушка, которая смогла вытянуть из его насквозь прогнившей душонки человеческие качества? Или как та девушка с волосами, прибранными в два высоких хвоста? Я давно замолчала, а Арис продолжал смотреть мне в глаза так, как не смотрел никогда раньше. Однажды на меня смотрел так старший брат. После этого взгляда целый месяц моя рука была в нескольких слоях гипса. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего.

Но сегодня мне было уже не десять. Я спокойно выдержала недобрые переливы оттенка его глаз с цвета бушующего моря до цвета грозовой тучи и, размахнувшись для пощечины, неожиданно для себя оказалась крепко прижатой к стене. Он был быстрее меня и не позволил ударить его.

– Еще раз попробуешь поднять на меня руку и не сможешь поднять её больше ни на кого и никогда, - прорычал он мне в лицо и, одним движением отбросив в сторону, в два шага покинул мою тюрьму, хлопнув дверью так, что будь у меня здесь окна, они бы повылетали ко всем чертям.

В раздумьях, что же делать дальше, я взяла плед, замоталась в него, как в кокон, и села в угол, уткнувшись щекой в грязный фанерный лист. Мои волосы всё еще были мокрыми, как напоминание о реальности происходящего. Вся моя сущность надрывно вопила, что она отказывается верить в то, что Арис действительно изначально похищал меня для того, чтобы забить до смерти. Но мокрые волосы словно одергивали, заставляя очнуться и осознать действительность такой, какая она есть на самом деле.

Я огляделась, не поворачивая головы. Каждая мелочь, ставшая родной в этой комнатке моего заточения, теперь казалась чужой и враждебной. Дыра в потолке, пробитая Арисом. Диодная лента на рисунке окна. Вонючее ведро в правом углу у двери. Матрас, на котором мы спали вместе почти каждую ночь, проведенную мною здесь... Две моих неудачных попытки побега. Голодовка. Сотни попыток довести Ариса до того состояния, в котором я стану мерзостна для него настолько, что он укажет мне на дверь. И, наконец, принятие ситуации и неожиданно удачная попытка подружиться. Он дал мне шанс, а теперь сам же пытается отобрать его. За что он так? Ведь он знает всё. Он знает то, в чем признаться я боюсь даже самой себе. Арис видит меня насквозь и скрывать от него очевидные вещи становится запредельно сложно.

Я плохо помню, что происходило дальше. Перед моими глазами стояла мутная картинка девушки с волосами, забранными в два высоких хвоста. Эта девушка не выходила у меня из головы. Кого она мне так сильно напоминала? Будто ожившая картинка из детства. Нереальная. Воздушная. Слегка тронутая дымкой. Как увиденная в низкокачественном фильме ужасов. Но при этом такая настоящая, словно я знала её всегда. Неважно, кто она и кем была до встречи с не тем человеком. В моей голове был всего один вопрос: почему она такая настоящая? Ответы мог дать только Арис. Но теперь я ни секунды не сомневалась в том, что подошла моя очередь и даже была рада, что он не возвращается. Ведь если раньше я могла по своей наивности думать о том, что он может отпустить меня за хорошее поведение. Если раньше я могла верить в то, что он мне говорит. Если раньше я откликалась на Анну. То теперь мы оба знаем, что его планы обрушились и из нас двоих в живых останется только один.

Его план вернулся к точке отсчета в тот момент, когда Арис придумал неправдоподобную "недолюбленную девчонку", которая стала отрицательным персонажем назло всему миру. Я не являлась таковой никогда до встречи с ним. Да, я была монстром. Но лишь в писательской сфере. План Ариса мог выгореть в единственном случае: скажи он мне, что я действовала в его интересах для наработки захватывающего сюжета для своей книги. Я знаю, что в погоне за сюжетом - готова на всё. Но ради отмщения я бы не сделала ничего, потому что этим боль не унять никогда, и я знаю это, потому что уже пробовала отомстить тетушке. Она теперь старая немощная женщина. Она наказала себя сама. И мне больше не нужно ненавидеть её. Я поняла это в тот день, когда готова была отомстить. Поняла, что мстить больше некому. Той тетушки, которую я знала всю свою сознательную жизнь - больше нет.

В поисках ответа на вопрос: "как мне бежать отсюда, если выхода нет?", я оглядывала свою тюрьму. В периоды стресса мозг работает намного стремительнее и плодотворнее, чем обычно. Поэтому мой взгляд остановился на двух предметах сразу. Ведро. И светодиодная лента. Ведро можно надеть ему на голову и оглушить на доли секунды, достаточные для того, чтобы я смогла захлопнуть дверь и бежать. Светодиодной лентой можно его задушить. Но второй вариант я отмела сразу. Его смерть не принесла бы мне должного удовлетворения. Я хотела закрыть его здесь без права выхода на волю, как это делал со мной он.