Аннибал. Юлий Цезарь. Марк Аврелий.
Шрифт:
Победа эта делала Аннибала господином над всей северной Италией; римские войска, укрепившиеся в Кремоне и Плаценции, были отрезаны от родины, и карфагенский полководец, пополнив кельтами поредевшие ряды своей армии, спокойно расположился в Галлии на зимние квартиры.
Между тем, римский сенат ничуть не считал дело проигранным и даже не счел нужным особенно увеличить численность войска — пополнены были только прежние четыре легиона и усилена конница. Консулы Сервилий и Фламиний должны были защищать Рим с севера и рассчитывали, перейдя Аппенины двумя разными дорогами, соединиться близ Плаценции. Но Аннибал и не думал защищать долину По: он знал силы римлян, быть может, лучше, чем они сами, и прекрасно сознавал, что, несмотря на только что одержанные победы, он все же слабее противника. Он знал, что конечной своей цели — унижения Рима — он мог достигнуть не устрашением врага и не блестящими победами, а только полным и последовательным сокрушением римского владычества. Ему было также вполне ясно, насколько итальянский союз, стойкий политически и постоянно готовый к войне,
Из этого сознания собственной слабости проистекает основная мысль, руководившая Аннибалом в Италии, — вести войну, постоянно меняя план и театр ее, и ожидать конечного успеха не от военных, а от политических побед — от постепенного разрушения и распада итальянского союза. Это было необходимо, ибо единственное, в чем заключалась сила Аннибала, был его собственный гений; гений же этот мог проявиться в полной силе лишь тогда, когда он постоянно изощрял его в новых комбинациях и не давал покоя противнику. Вместе с тем это был единственно разумный и целесообразный способ действия: великий решитель битвы превосходно видел, что после каждой блестящей победы пораженным оказывался не Рим, а неспособные римские полководцы, Рим оставался настолько же сильнее Карфагена, насколько Аннибал был выше римских полководцев. И эта необычайная прозорливость Аннибала и понимание им своего положения заслуживают большего удивления, чем самые блестящие его победы. Верный своему общему плану Аннибал решился перенести войну в Италию.
Перед отправлением своим в Италию он приказал привести к себе пленных: на римлян наложены были оковы, итальянские союзники же отпущены были на родину без выкупа, с поручением объявить там, что Аннибал воюет не с Италией, а с Римом, что итальянские города должны видеть в нем не врага, а освободителя и союзника, который вернет им свободу и восстановит прежние границы областей.
VIII
Переход через Апеннины совершен был почти беспрепятственно, но болотистая этрусская низменность, благодаря весенним дождям и таянью снегов, была так наводнена, что солдатам пришлось в продолжение четырех дней идти по воде; начались болезни, от которых пало множество людей и скота. Сам Аннибал лишился одного глаза, вследствие воспаления. Однако переход все же совершили, и римскому консулу Фламинию, который оказался обойденным карфагенянами, оставалось только дожидаться своего товарища, стоявшего на восточном берегу Италии, близ Ариминума. Но Фламиний не захотел ждать: это был хвастливый, самонадеянный человек, принадлежавший к демократической партии и постоянно критиковавший распоряжения сената; друзья считали его гением и уверяли как его самого, так и жадно внимавшую им толпу, что стоит лишь назначить его консулом, чтобы сразу погубить карфагенян.
Аннибал, знакомый, как и всегда, с личностью противника, прошел недалеко от римлян, не атакуя их, а только приказал кельтам безжалостно опустошать окрестности, чтобы показать жителям, как мало дарует им близость римлян.
Фламиний, разумеется, тотчас решил дать дерзкому врагу хороший урок. Немедленно он двинулся вслед за ним и настиг его у озера Тразименского. Аннибал между тем успел, не спеша, выбрать место для битвы — узкий проход, в начале которого было озеро, в конце — высокий холм. Не подозревая ловушки Фламиний вступил туда с войском; между тем Аннибал уже заранее окружил его с трех сторон, и едва передовые римские отряды подошли к холму, как конница преградила выход у озера, и в то же время подан был сигнал к битве. Это было не сражение а бойня: римлян пало около 15 000, столько же было взято в плен; Аннибал потерял всего 1 500 человек; к довершению всего, отряд, посланный Сервилием с востока на подмогу товарищу, был также разбит и взят в плен карфагенянами.
Этрурия была потеряна; враг ежеминутно мог появиться под стенами Рима. Но римляне не потеряли мужества: они избрали диктатора — Фабия Максима, приготовились к осаде и сломали мосты через Тибр.
Аннибал, однако же, рассчитал иначе: он не пошел ни на Рим, ни даже против Сервилия, а двинулся через области Умбрию и Пиценум к берегам Адриатического моря, без пощады разоряя римские поселения. Там он мог дать отдохнуть своим измученным войскам и вместе с тем предпринять трудное и смелое дело перевооружения своих войск по римскому образу, пользуясь множеством добытого у римлян оружия. Когда эта реформа была закончена, Аннибал медленно двинулся по направлению к южной Италии.
Но напрасно ожидал Аннибал, что союзники Рима — сабинские и латинские города — перейдут на его сторону: один город за другим закрывал перед ним свои ворота, ни одна итальянская община не согласилась вступить в союз с карфагенянами. Для римлян эта верность союзников была делом громадной важности; но римляне понимали, что нельзя оставлять союзников без помощи, что римское войско должно оказать им поддержку.
Квинт Фабий, назначенный диктатором, был уже пожилой человек, известный своей твердостью и обдуманностью, которую многие считали медлительностью и упрямством. Это был настоящий римлянин старого закала, почитатель старины, сторонник сената и аристократической партии. Он решил вести войну совершенно иначе, чем вели ее до тех пор, — избегать битвы в открытом поле, но зато утомлять противника мелкими нападениями и мешать ему запасаться провиантом.
Аннибал решил
и на этот раз сообразовать свой образ действий с характером противника: он подошел к Капуе, самой сильной и потому наиболее притесняемой из римских союзных общин, но надежды взять ее были напрасны.Римляне все время держались невдалеке от карфагенян, но не вступали в битву, даже при виде нумидийской конницы Аннибала, безжалостно опустошавшей селения верных союзников. Когда же карфагеняне повернули назад, Фабию удалось запереть их в горном проходе близ местечка Казилинума. Но Аннибал приказал своим легковооруженным воинам взобраться на высоты, окружающие проход, и там с наступлением ночи погнать перед собой огромное стадо быков, к рогам которых привязаны были зажженные пучки хвороста. Римляне, уверенные, что это уходит карфагенская армия, покинули загражденную ими дорогу, и Аннибал преспокойно прошел по ней со своей армией, а на другой день выручил отряд, посланный им на высоты, и ушел на Апулию, опустошая и разоряя все на своем пути.
Но и теперь ни один итальянский город не сдался Аннибалу. Он решил провести зиму в Апулии и устроил себе укрепленный лагерь близ города Геруниума: было как раз время жатвы, и ежедневно две трети войска отправлялись в окрестные селения, чтобы добывать провиант на зиму.
В римском лагере, между тем, начались несогласия; в отсутствие Фабия, уехавшего в Рим, командование перешло в руки начальника конницы молодого Минуция. Минуцию несколько раз удалось отбить отряды карфагенян, вышедшие на фуражировку. Этого было достаточно, чтобы возбудить против Фабия бурю негодований и в лагере, и в Риме, за его нерешительность, за бесполезную трату времени. Римские демагоги (народные вожди), ненавидевшие Фабия, добились того, что, вопреки обычаям и законам римского государства, диктаторская власть разделена была между Минуцием и Фабием. Вскоре после этого необдуманность Минуция чуть не погубила римлян: с незначительными силами он двинулся навстречу Аннибалу и был бы разбит, если бы Фабий вовремя не пришел ему на помощь. Аннибал же, запасшись провиантом на всю зиму, спокойно продолжал стоять лагерем в Апулии.
IX
Но римский сенат не терял бодрости; решено было снарядить небывалое войско — шесть легионов (тяжело вооруженных воинов). Римская армия таким образом была почти вдвое сильнее неприятельской; недоставало только хорошего предводителя. О Фабии нечего было и думать: народ громко роптал на его способ ведения войны; говорили даже, будто он намеренно ее затягивает. С трудом удалось добиться сенату выбора одного из своих кандидатов — Эмилия Павла: в товарищи ему был выбран Варрон, грубый, неспособный человек, известный только своими демократическими убеждениями и постоянной оппозицией сенату. В то время как в Риме велись эти приготовления, Аннибал двинулся еще далее на юг к крепости Канны, в которой находились римские склады провианта и оружия.
Огромное римское войско последовало за ним. Аннибал желал открытой битвы: победа могла принести ему именно теперь огромную пользу, поколебав римских союзников; обширная же равнина близ Канн, на которой превосходно могла развернуться конница, обещала верный успех.
Положение римлян было не так выгодно, и Эмилий Павл, ученик и сторонник Фабия, советовал не торопиться вступать в битву, а лучше заставить покинуть Аннибала свою выгодную позицию близ Канн. К сожалению, решающий голос в военном совете принадлежал обоим консулам по очереди; Варрон же думал только о том, чтобы поскорее померяться с врагом и, как только пришла его очередь, решил дать большое сражение в открытом поле. Римская кавалерия, как и всегда, выстроилась на флангах, пехота — в центре. Аннибал выстроил свою пехоту в виде полумесяца, причем в средине стояли кельты и иберийцы в национальном вооружении, по бокам — ливийцы в римских доспехах; конница, как и у римлян, расположилась по обе стороны пешего войска. Вскоре битва закипела по всей линии войск. Легионы без труда опрокинули стоявшие против них кельтские отряды и погнали их перед собою. Между тем стоявшей на левом крыле тяжеловооруженной коннице под начальством Гасдрубала удалось одолеть правое крыло римлян и обратить их в бегство. Легионы же, преследуя бегущих кельтов, принуждены были остановиться, наткнувшись на нетронутые еще отряды ливийцев, которые тотчас же с обеих сторон набросились на них. Гасдрубал, разбив правое крыло римлян, прошел позади неприятельского войска и ударил в тыл левому крылу, и без того уже утомленному непрерывными атаками легкой нумидийской конницы. Римляне не выдержали неожиданного натиска и побежали. Неутомимый Гасдрубал, предоставив нумидийцам преследовать бегущих, еще раз собрал свои отряды и направил их против легионов, которые все еще продолжали держаться. Это решило дело. Бегство было немыслимо, пощады же не давали; никогда, быть может, столь огромное войско не бывало разбито так окончательно и с таким незначительным уроном для победителя: Аннибал потерял 6 000 человек, из которых большинство были кельты; римлян пало 70 000, в том числе консул Эмилий Павл, две трети штаб-офицеров, восемьдесят лиц из сенатского сословия. Варрон спасся бегством и укрылся в Венузии.
Этот грандиозный, беспримерный успех, казалось, должен был привести Аннибала к достижению той цели, ради которой он пришел в Италию. Правда, римский полководец Сципион, брат консула, потерпевший поражение при Тичино, отправившись в Испанию после перехода Аннибала через Рону, занял весь берег от Пиренеев до Эбро и мешал высылке подкреплений Аннибалу из Испании. Но зато карфагенское правительство, до тех пор оставлявшее его совершенно без поддержки, под впечатлением каннской победы, решило помочь победоносному полководцу деньгами, войском и слонами.