Аномалии родительской любви
Шрифт:
«Нет, у нас просто такой с невесткой уговор», — отвечает женщина.
«Ну а как тогда решить жилищный вопрос? Ведь это просто немыслимо — четыре семьи в одной такой маленькой квартире! Вам надо всем расстаться и встречаться большой дружной семьей на Рождество, на Пасху, на дни рождения, да на дни ангелов. Представляете, как они будут рады прийти к Вам, принести цветы и пирог собственного приготовления?! Это будет настоящий праздник для всех, а как они будут уважать и любить Вас…» — делаю я последнюю попытку, пытаясь убедить Полину Борисовну.
«Но мои сыночки не могут жить с тещами. Там очень плохие условия. Их могут и обидеть. И кто же будет за ними ухаживать? Галочка вообще ничего не умеет. Ни поесть приготовить, ни постирать…», — возражает мне Полина
«Полина Борисовна, я, увы, не вижу другого выхода. Вы ведь спрашивали моего совета. И хотя говорят, что умные люди советов не дают, я все же Вам сказала, каким я вижу выход из сложившейся ситуации».
«Вам хорошо говорить. Ваш сын далеко, и Вы не так печетесь о нем, как я…», — сказала Полина Борисовна, но, увидев мои глаза, осеклась.
«Простите, я не хотела Вас обидеть», — извинилась она.
«Я и не обиделась. Может быть, я не такая заботливая мать. Я, знаете, с болью отдирала свои любящие руки от сына. Знаете, Полина Борисовна, он так благодарит меня за то, что я отпустила его, дала ему свободу. А мне так хотелось его обнять и никуда, никуда не отпускать! Но я всегда помню слова моих мудрых наставников: «Настоящая любовь дает другому свободу, настоящая любовь дает другому развитие, настоящая любовь, в конце концов, передает другому ответственность за свою жизнь». И я стараюсь, Полина Борисовна, учиться настоящей любви», — заканчиваю я, глядя ей в глаза, — «И Вам желаю того же».
В это время, пока мы разговаривали, в комнату зашел младшенький, Ванечка.
«Ваня! Возьми чистые носки и быстро переоденься. Скоро на вокзал. А те носки положи в пакет, дома постираю».
«Ну, мам, уже времени мало, некогда…» — сказал Ваня.
«Я что тебе сказала?! Быстро переодевайся! Мне что, в поезде краснеть за тебя?».
Двадцатишестилетний отрок и отец семейства, ворча, взял пакет с носками, уныло и послушно побрел переодеваться.
Жизнь текла по накатанным рельсам.
«Знаете, а я знаю, что сделаю. Я приеду и скажу им, что если они не будут меня слушаться, то я уйду от них!» — вот так «грозно», по-детски решила Полина Борисовна.
Ну что тут скажешь? Самое главное, читатель, я рассказала вам. История на самом деле очень грустная… Я верю, что в одну из бессонных ночей Полина Борисовна присядет на краешек ванны, полной белья, задумается и сделает правильный вывод. И эта ванна с бельем сыновей, невесток и внуков будет последней. В следующий раз они будут стирать сами, по отдельности. И в один прекрасный день Полина Борисовна останется одна, вспомнит тот день обращения к Богу, когда она обещала сделать все, что Он ни попросит. Она отпустит своих сыновей. Она помолится Господу своему и в Его слове найдет ответы на все свои вопросы.
А дети, все три сына, приступят к строительству своей семьи, со своими женами и детьми будут строить свою жизнь. И искать свои ответы на свои вопросы.
Четыре вида родительской привязанности
Итак, родительская привязанность в корне отличается от любви. Она чаще всего проявляется в четырех формах, четырех видах.
Первый вид, который мы рассмотрим — это собственническая любовь. Обычно она выражается в стремлении родителей поощрять в ребенке ощущение глобальной зависимости от них. Разумеется, пока ребенок мал, зависимость от родителей очевидна и абсолютна. Но если по мере взросления ребенка она не уменьшается, то становится препятствием на пути душевного развития. Многие родители, пытаясь удержать детей в повиновении, используют свою родительскую власть, иногда даже идут на моральный шантаж. Мать апеллирует к высшим чувствам взрослого ребенка: «Я тебя растила, ночей из-за тебя не спала, а в старости некому стакан воды подать». Такие родители смотрят на ребенка как на свою собственность, считая, что имеют на сына или дочь все права.
Классический пример собственнической любви — любовь купчихи Кабановой к сыну Тихону, описанная А.Н. Островским
в драме «Гроза»:«Кабанова: Если ты хочешь мать послушать, так ты, как приедешь туда, сделай так, как я тебе приказывала.
Кабанов: Да как же я могу, маменька, вас ослушаться.
Кабанова: Ну, ты помнишь все, что я тебе сказала? Смотри, помни! На носу себе заруби!
Кабанов: Помню, маменька».
А вот сцена прощания:
«Кабанова: Ну, Тихон, пора. Поезжай с Богом. (Садится). Садитесь все! Ну, прощай!
Кабанов: (подходя к матери). Прощайте, маменька!
Кабанова: (жестом показывает в землю). В ноги, в ноги!
Кабанов кланяется в ноги, потом целуется с матерью». [8]
Как правило, родители-собственники с раннего возраста настраивают своего ребенка на то, что он — только их собственность, которой они владеют безраздельно. Воспитывая маленького человека таким образом, они не готовят его к самостоятельной взрослой жизни, не формируют в нем потребности в самостоятельности и независимости.
5
А.Н. Островский, Пьесы, М., 1978 г. стр. 169.
Родители должны уважать в ребенке право быть самим собой, что, конечно, не означает отказа от ограничений, принятых в обществе, и разрешения делать что вздумается. Нужно поощрять ребенка думать, проявлять непосредственность, ощущать себя самостоятельным человеком, который должен все больше и больше брать на себя ответственность за свои мысли и поступки.
Если родители игнорируют право ребенка на независимость, то он может вырасти всецело подчиненным родительской воле, покорным, неспособным даже осознать право на выбор своего места в этом мире. Такие люди легко становятся добычей волевых, влиятельных лидеров различных преступных или сектантских групп, потому что у них нет воли, самостоятельной жизненной позиции.
По мере взросления ребенка, его отношения с родителями, скорее всего, будут ухудшаться — рано или поздно он начнет морально мстить родителям за чрезмерно крепкие «объятия», как тиски, сдавливавшие самостоятельное развитие его личности, за насилие, террор и шантаж.
«Материнская любовь способна быть чудовищно эгоистичной. Да, мать любит своего сына, искренне и сильно любит — пока он мал, пока он в ее власти; но когда он взрослеет и становится самостоятельным, и у него обнаруживаются его собственные мнения, не совпадающие с материнскими, — вот тогда за него начинается борьба. Борьба с кем? Да с ним же, с его личностью, с его «я». Борьба за что? За любовь. За то, чтобы уходящий от нее сын (а он уходит в мир, в жизнь) по-прежнему всецело принадлежал ей.
Но «всецелое принадлежание» — это всецелое подчинение; а всецело подчиняться может только вещь. Вещью, любимой игрушкой и был для нее ее маленький сын. Не человеком. Это ужасная правда, но это правда. Медицинская правда. И это первое, что мы должны отметить особо.
Второе начинается чуть позже, — когда появляется та, которая получает право вместо матери готовить ему завтрак; которой он теперь вместо матери будет отдавать деньги; и ей он теперь будет рассказывать о своих делах; и с ней, а не с матерью, он теперь будет советоваться. Чужая, посторонняя, невесть откуда взявшаяся, выдра, вертихвостка, будет командовать ее сыном и отбирать то внимание, которое сын уделял матери; и — главное! — она получает право требовать от ее сына, и требовать то, с чем совершенно не согласна мать, — вырастившая его, отдавшая ему столько сил, отдавшая ему себя… Или, просто и кратко: теперь он будет принадлежать другой.