Аномальная зона

К ночи, выбрав участок почвы посуше, расположились на ночлег. Несмотря на обилие влаги вокруг, открытой, пригодной для питья воды не нашлось. Из фляжек наполнили треть котелка – для чая, а пованивающую медвежатину, чтоб отбить запах, принялись жарить на костре.

– Тут ещё килограмма два мякоти остается, – озабоченно принюхиваясь к содержимому полиэтиленового пакета, бормотал взявший на себя роль шеф-повара Богомолов. – Я её потом в углях запеку. Так она еще, как минимум сутки, продержится. А на обратный путь нам остатков провизии хватит.

Он уже почти освоился с мыслью, что путешествие подошло к логическому концу, обратная дорога домой обещает быть скорой и лёгкой, и не скрывал радости по этому поводу.

Медвежатина, нанизанная на палочки, аппетитно шкворчала, источая аромат и роняя в язычки пламени вспыхивающие жарко капли вытопленного жира.

– А-а… Горячее сырым не бывает, – махнул рукой милиционер, первым схватил импровизированный шампур и принялся есть, обжигаясь, дуя на мясо и облизывая пальцы.

Богомолов тут же присоединился к нему. Студейкин крепился несколько минут, с деланным отвращением посматривая на чавкающих сыто товарищей и потом, улыбаясь скептически, заявил:

– Попробовать разве что… – и жадно впился в предложенный кстати кусок.

Через три четверти часа, утолив голод и запив жирную медвежатину чаем, путники расположились на ночлег, юркнув в уютные, греющие по-домашнему спальные мешки. Небо очистилось, выглянула ослепительно-белая, чужеродная в угрюмом заболоченном пространстве, сияющая луна.

– В принципе, голодная смерть даже при полном отсутствии продуктов питания в ближайшее время нам не грозит, – принялся размышлять вслух Студейкин. – Ведь что есть голод, если рассматривать его с медицинской точки зрения? Всего лишь совокупность дискомфортных ощущений, выражающих физиологическую потребность организма в пище. Например, человек средней упитанности с массой тела семьдесят килограммов имеет около пятнадцати килограммов жировой клетчатки, что составляет примерно сто тридцать пять тысяч килокалорий. Да ещё шесть килограммов мышечного белка, то есть двадцать четыре тысячи килокалорий. Плюс по мелочам – гликоген печени, мышц. А всего выходит сто шестьдесят тысяч килокалорий. Приблизительно сорок процентов этих резервов организм может израсходовать без угрозы своему существованию. Итого в запасе у нас примерно семьдесят тысяч килокалорий…

– И если съесть одного из нас… – серьёзно подхватил Фролов.

– Тьфу! – выругался во тьме журналист. – Ну и шутки у вас, любезный… Фельдфебельские! Я вам как зоолог, бывший ветврач разъясняю, а вы…

– Ладно, продолжайте, – поддержал его Богомолов.

– Так-то. Это, вы думаете, я к чему? А к тому, что человеку для поддержания жизнедеятельности организма в состоянии покоя требуется одна калория на килограмм веса тела в час. Умножив семьдесят калорий на двадцать четыре часа, получаем тысячу семьсот калорий в сутки…

– Ага… Пока толстый сохнет, худой сдохнет! – скептически отозвался милиционер. – Народная мудрость. И если из жировых запасов исходить, то гражданин писатель, как товарищ упитанный, нас всех в случае голода переживёт. С другой стороны, как богатый источник калорий, он может представлять повышенный интерес для голодающих собратьев…

– Что-то мне ваш разговор не нравится, – обиделся Богомолов. – Надо завтра охотой заняться. У нас есть ружья, боеприпасы. Пистолет милицейский в конце концов… Зверя промышлять надо, а не нагнетать ситуацию, живым весом товарищей интересуясь!

– Я ж, наоборот, успокаиваю! А вы меня всё время перебиваете! – возмутился журналист. – Согласно моим расчётам выходит, что среднестатистический человек может обходиться без еды полтора месяца! Но это в идеальных условиях – в тепле, покое. А в лесу, в движении – недели две-три точно! Тут многое от индивидуальных физиологических особенностей зависит. Опыт экстремальных ситуаций показывает, что первыми от голода умирают дети. У них обмен веществ выше. Потом мужчины, за ними – женщины. Дольше всех остаются в живых, не получая пищи, старики. Вот вы, например, товарищ капитан, какого года рождения?

В ответ он услышал лишь тихое посапывание уснувшего милиционера.

– А вы, Иван Михайлович?

Богомолов не ответил и, чтобы прервать неприятный ему разговор, тоже сделал вид, что спит. И даже громко всхрапнул для убедительности.

Студейкин вздохнул разочарованно и, повернувшись поудобнее в спальном мешке, закрыл глаза.

Высоко в чёрных, без звёзд, невидимых с земли ночных небесах тревожно шумел холодный осенний ветер.

8

На следующий день, прервав экспедицию, нахлебавшись несолоно, троица пустилась в обратный путь. Впрочем, отшагав несколько километров по однообразно-ржавой, заболоченной густо местности, они не вполне были уверены в правильности избранного направления. Всюду их сопровождал один и тот же пейзаж: почва, покрытая мохнатыми, словно верблюжьи горбы, кочками, чахлые березы с желтой листвой, корявые, в пятнах лишайника, ели, гнилые остовы деревьев… Всё это перемежалось зеркальцами открытой воды, зарослями камыша и осоки.

На одном из привалов, заметив, что Богомолов жуёт припрятанную в кармане горбушку хлеба, Фролов заставил попутчиков вытряхнуть содержимое рюкзаков и произвёл строгую ревизию провианта. Посмотрев на жалкую горку продуктов – три банки перловой каши, кулёчек пшённой крупы, кусок солёного сала с сигаретную пачку величиной и полбуханки чёрного плесневелого хлеба, – он объявил грустно:

– Всё. Обжираловка кончилась. Открываем охотничий промысел. Кто умеет стрелять из ружья?

Стрелять, как вскоре выяснилось, умели все, а вот попадать в цель – только Фролов. К тому же дичи встречалось им на удивление мало. Пару раз вспугнули уток, настолько стремительно скрывшихся из виду, что в них не удалось даже прицелиться. И всё же на исходе дня в котелке, сдабривая булькающий кипяток, оказался подстреленный метким милиционером чирок.

На следующий день путники, по всем прикидкам, должны были уже вновь окунуться в таёжную чащу, однако со всех сторон их по-прежнему окружали всё те же сгнившие от избытка влаги редкие ёлки, шаткие кочки с пучками ржавой травы и подёрнутая ряской трясина.

– Самое страшное в чрезвычайной ситуации – пассивность, покорность судьбе, – вещал хрипло, шатаясь от усталости, Студейкин попутчикам. – Это типичная ошибка неподготовленных путешественников. Человек, не верящий в спасение, часто гибнет, не исчерпав запаса сил, продовольствия…

– Слушай, ты, Дерсу Узала, – может, заткнёшься? – грубо укорачивал его Фролов, но журналист, стиснув губы на некоторое время обиженно, не выдерживал тягостного молчания и опять начинал:

– Статистика утверждает, что девяносто процентов людей, оказавшихся после кораблекрушения на плотах и шлюпках в открытом море, умирают в течение первых трёх суток именно от моральных факторов! Описано множество случаев, когда спасатели обнаруживали такие плавсредства с запасами воды и продовольствия, но… мертвыми телами!