Античная лирика.

Причисление Марциала к лирике весьма условно. Если лирика действительно — самовыражение души, то тем менее достоин Марциал лирического венка. Его душа обнажена достаточно откровенно в четырнадцати книгах его высокоталантливых мелочей. Но никакая степень талантливости не может в наших глазах оправдать всей низменности его поэзии. В ней виден, конечно, не только автор, видно и то клонящееся к упадку общество, на потребу которому он сочинял свои не всегда чистоплотные творения. Марциал принял на себя роль литературного потешника при императорах и вельможах, которых случай возвел прямо из рабской убогости на высшие ступени общественной лестницы. А кто не знает, что именно такие выскочки более, чем кто-либо, требуют угождения. И Марциал проявил настоящее искусство «поэтической рептилии».

То он забавляет читателя невинными домашними мелочами, вроде описания всяких яств и питий, то едко высмеивает кого-нибудь, а это всегда приятно человеческой злобности. Но не это главное. Главное то, что он — развратен. Сам? Трудно сказать. Но он не мог не понимать, почему над табличками его стихов таким румянцем вспыхивают щеки у подростков, и у матерей семейств, и у молодых девушек. Каких только уроков нет в его эпиграммах! Это прямой ответ циника на требования прощелыг и доброхотных проституток, в каких постоянно превращалось высшее общество столицы.

Но почему все же всемирная слава? Ответ — в пользу поэта. Марциал — не Барков. Марциал — это и Вольтер, и Рабле, и даже отчасти Пушкин, столько истинного блеска в его сатирической едкости, в его неиссякаемом остроумии, в поэтической точности его «зарисовок», в краткости, доступной лишь высокому литературному дарованию. Человечество при проверке временем частенько готово извинить поэтам нравственные пороки, особенно в области эротической, ради их других достоинств. Приходится принимать Марциала, каков он есть, и при этом быть уверенным, что его поэзия всегда найдет ценителя.

Богатейший, но замутненный поток эпиграмм Марциала заканчивает лучший, классический период римской поэзии.

Далее следуют те века, которые обычно объединяют термином «Рим упадка». Политически это несомненно так. Но в то же упадочное время возникают новые поэтические явления, во многом предрешающие особенности последующей литературной эпохи. Поэзия повторяет зады классики, но наряду с этим такие поэты, как Авсоний, или Тибериан, или Клавдиан, дарят нам произведения, непохожие на произведения предшественников. Особенно «Мозелла» Авсония говорят нам о новом видении мира и новых потребностях читателя.

Но мы уже в пределах V столетия. Скоро Рим падет как великая держава, расколется на две половины, и в обеих империях поэзия потечет по новому, христианскому руслу, чтобы вскоре достигнуть расцвета в гимнах церкви.

С. Шервинский

ГРЕЧЕСКАЯ ЛИРИКА

РАННЯЯ ГРЕЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ

ГОМЕР [1]

1

Обе эпиграммы приводятся как гомеровские в «Биографии Гомера», автором которой называют Геродота (V в. до н. э.). Эпиграмма «На гробницу Мидаса» цитируется и в других литературных памятниках. Первая эпиграмма написана так, что ее можно читать и в обратном порядке стихов.

На гробницу Мидаса [2]

Перевод Л. Блуменау

Медная дева, я здесь возлежу на гробнице Мидаса, И до тех пор, пока воды текут и леса зеленеют, На орошенном слезами кургане его пребывая, Я возвещаю прохожим, что это Мидаса могила.

Дар Апполону [3]

Перевод Л. Блуменау

2

Мидас— мифологический царь Фригии, славившийся своим богатством.

3

Из контекста, в котором приводится эта эпиграмма, видно, что Гомер принес в дар Аполлону золотой кубок.

Феб-повелитель! Гомер за твои вдохновенья прекрасный Дар тебе этот принес; ты же дай ему вечную славу.

НАРОДНЫЕ ПЕСНИ [4]

Родосская песня о ласточке

Перевод А. Артюшкова

Прилетела ласточка С ясною погодою, С ясною весною. Грудка у нее бела, Спинка черненькая. Что ж ей ягод не даешь Из дому богатого? Дашь ли в чашке ей вина, Сыру ли на блюдечке И пшенички? И от каши ласточка Не откажется. Уйти ль нам или же получим? Открой, открой скорее дверцу ласточке, Перед тобой не старики, а деточки.

4

«Родосская песня о ласточке», напоминающая украинские «колядки», призывный гимн «Дионису» и «Эйресиона» — песни обрядовые. «Антема» и «Хелихелина» связаны с распространенными народными играми.

Эйресиона [5]

Перевод Я. Голосовкера

Смоквы приносит И сдобные булки Нам Эйресиона, Светлого меда в горшке И масло для умащения, Добрую чару вина,— Угостился и спи, опьяненный.

Дионису

Перевод Я. Голосовкера

О, гряди, Дионис благой, В храм Элеи, В храм святой, О, гряди в кругу харит, Бешено ярый, С бычьей ногой, Добрый бык, Добрый бык!

5

Эйресиона— ветви, сплетенные шерстью, которые афиняне вешали перед дверьми дома два раза в году в честь бога Солнца и богинь времен года Ор (Гор).

Антема [6]

Перевод Я. Голосовкера

Где розы мои? Фиалки мои? Где мой светлоокий месяц? — Вот розы твои, Фиалки твои, Вот твой светлоокий месяц.

Хелихелина [7]

Перевод Я. Голосовкера

— Черепаха-пряха, что творишь в кругу? — Из шафрана милетского шарф я тку. — Как погиб, открой, этот отпрыск твой? — Сел на бела коня, да и в море плашмя.

6

Антема— игра в цветы.

7

Хелихелина— от слова «хели» — черепаха. Игра в черепаху состояла в том, что одна девушка — «черепаха» отвечала на вопросы подруг, которые плясали вокруг нее.

Локрийская любовная

Перевод Я. Голосовкера

О, что терплю! Не предавай меня, молю. Уйди! Пора! Вот он войдет к несчастной… Встань! Уж близок день. Взгляни в окно: не брезжит ли Рассвет?

ГРЕЧЕСКИЕ ПОЭТЫ VII–IV ВЕКОВ ДО НАШЕЙ ЭРЫ

МЕЛИКА

ТЕРПАНДР [8] ЛЕСБОССКИЙ

Возлияние

Перевод Я. Голосовкера

Льем вино — музам в честь, Дщерям Памяти — в честь, И водителю муз — Сыну Лето [9] — в честь.

К Зевсу

Перевод Вяч. Иванова

Зевс, ты всех дел верх, Зевс, ты всех дел вождь! Ты будь сих слов царь; Ты правь мой гимн, Зевс.

8

Терпандр(VII в. до н. э.) — музыкант и поэт, родился на острове Лесбосе, но жил главным образом в Спарте. Ему приписываются помещенные здесь стихи.

9

Сын Лето— Аполлон.