Антихрист

«Когда-нибудь мы с тобой… – думал он. – Когда-нибудь».

А она думала: «У тебя есть красивая жена, которую ты обожаешь, трое детей, которых ты тоже обожаешь, – что я из этого могу выгадать? Да, ты хорош собой, но хочу ли я оказаться с тобой в постели?»

И ответ, который она не хотела слышать и раз за разом запирала в дальнем углу своего мозга, был: «Да. Да, хочу. И кто знает, может быть, однажды…» Но не сейчас. Сейчас за работу. Весь день расписан по минутам.

– Доброе утро, – сказала она.

– Привет, красавица. Что там у нас на сегодня?

Она развернула журнал к нему, чтобы он мог прочесть. Он взглянул на дату – вторник, 11 января, затем просмотрел записи.

– На четыре тридцать записана Сьюзан Картер. Это жена Джона Картера.

– Да, я знаю.

– Когда она приедет, будь к ней повнимательней: предложи чаю, если я буду занят.

– Конечно. – Сара рассказала ему наиболее важные новости, напомнила о пациентке, которая вечером должна была родить. Сообщила о том, что звонили из Би-би-си – хотели договориться об еще одной встрече по поводу новой серии программ. Затем, посмотрев на него странным взглядом, она сказала:

– В приемной вас ждет человек, назвавшийся мистером Кунцем.

Гинеколог нахмурился:

– Кто он?

– Не знаю. Я подумала, он ваш знакомый. Он вас знает. Я ясно сказала ему, что вы никого не принимаете без предварительной записи, но он сказал, что не уйдет.

– Может, что-нибудь продает?

– Не думаю.

– Тогда кто он? Не тот же извращенец, который написал нам, что хочет покупать у нас все использованные перчатки?

Сара с улыбкой покачала головой:

– Он сказал, что вы поймете, что он пришел по важному делу, как только увидите его.

Харви покрутил пальцем у виска и шепотом спросил:

– Псих?

Она вежливо пожала плечами: «Откуда мне знать».

Неожиданно он ощутил тревогу. Кто такой этот Кунц? Частный детектив? Кто-нибудь из Службы рассмотрения жалоб пациентов? Он повесил пальто.

– Дозвонись до Салли Харворт. Когда, она сказала, у нее началось кровотечение?

– Сегодня утром, когда она проснулась.

Он открыл дверь в кабинет.

– Пригласить этого Кунца? – спросила она. – Или попросить уйти?

Он задумался на секунду и вспомнил, как много скелетов у него в чулане.

– Я уделю ему две минуты. Но не сейчас. Сначала поговорю с Сарой Харворт. Кто-нибудь еще дожидается?

– Нет. Ваш первый пациент опаздывает.

Через пять минут Харви Эддисон сидел за своим купленным в магазине антиквариата столом и дожидался посетителя. В кабинет, плотно прикрыв за собой дверь, вошел высокий, крепко сложенный мужчина с хмурым лицом. Он был в длинном плаще поверх костюма с искрой и свитера с высоким горлом, дорогих лаковых черных туфлях. На плече у него висел кожаный портфель. Он не был похож ни на частного детектива, ни на торгового представителя. Он мог бы быть игроком в американский футбол, если бы не окружающий его явственный ореол угрозы.

– Мистер Кунц, доброе утро. Чем могу быть полезен?

Кунц сел кресло для посетителей и поставил портфель на пол рядом с собой. Он некоторое время молча смотрел на гинеколога, затем заговорил с идеальным английским выговором, но неуклюже строя предложения:

– Мистер Эддисон, не знакомы ли вы с трудом Фомы Кемпийского, умершего в 1471 году?

Харви Эддисон, естественно, не был знаком с трудом Фомы Кемпийского и так Кунцу и сказал, решив, что этот мужлан явно псих. Он выставил бы его за дверь, но аура агрессивности в сочетании со впечатляющими физическими возможностями придавала посетителю вид опасного фанатика. Лучше с ним не связываться – неизвестно, что он может выкинуть.

Кунц продолжил:

– Фома Кемпийский сказал: «Гораздо безопаснее подчиняться, нежели править».

Эти слова были также Восемнадцатой Истиной, но Кунц решил, что Харви Эддисону этого знать не обязательно.

Эддисон никак не мог сообразить, к чему этот Кунц клонит. Он уже жалел, что согласился принять его. Своими следующими словами Кунц вообще выбил его из колеи:

– Мистер Эддисон, я обладаю отличным пониманием того, что вы занятой человек. Если мы договоримся и вы сделаете то, о чем я вас попрошу, вы никогда больше меня не увидите и не услышите. Я больше не появлюсь у вас на пути. Однако, если мы не договоримся, я разрушу вашу жизнь. Мы понимаем друг друга?

Эддисону пришло в голову, что Кунц может быть вооружен. Не позвонить ли Саре, чтобы она вызвала полицию? Или вызвать самому?

– Нет, – сказал он, стараясь сохранить самообладание. – Не думаю, что понимаю вас.

Кунц расстегнул портфель и достал конверт с несколькими фотографиями большого формата. Он разложил их в ровную линию на столе гинеколога. На них были изображены та же женщина и дети, которые улыбались с фотографии в серебряной рамке, стоящей у него на столе. Но на тот случай, если вдруг Харви Эддисон не узнал их, Кунц сказал, указывая пальцем:

– Это ваша жена Каролина, это ваш сын Адам. Это ваша старшая дочь Джессика, а вот это – девочка на велосипеде – ваша младшая дочь Люси.

Гинеколог нервно смотрел на фотографии. И жена и дети были темными от загара – значит, фотографии были сделаны совсем недавно. В груди Эддисона вскипела злость, пересилив его страх перед этим человеком. «Тронь мою семью хоть пальцем, – думал он, – и ты покойник, мистер Кунц».

Кунц взял со стола фотографию сына Харви Эддисона.

– Адам, – сказал он. – В воскресенье у него был день рождения, и вы приглашали в свой дом на Карлью-Гарденз кукольника, который представлял пьесу про Панча и Джуди. После праздника Адаму стало плохо, и вы сказали ему, что не следовало есть так много сладкого. У него аллергия на арахис. Всего один земляной орех может убить его. Верно?

Прежде чем Харви Эддисон смог вставить хоть слово, Кунц продолжил:

– Из-за вашей дочери Джессики вы плохо спали вчера ночью. Ее испугала гроза. В три пятнадцать она пришла лечь с вами с вашей женой. Вы рассказали ей сказку об овечке по имени Боря.

«Хорошо», – подумал Кунц, почувствовав, как резко усилился запах страха, исходящий от гинеколога. Это всегда его успокаивало. В этом запахе присутствовал и флюид злости, но интенсивность его была несравнимо ниже.

– Мистер Кунц, что, черт возьми, происходит? Угрожаете мне, шпионите за моей семьей. Что за игру вы ведете?

Кунц не обратил на его вопросы ни малейшего внимания.

– Мистер Эддисон, в вашей профессии существует традиция неразглашения врачебной тайны, известная как клятва Гиппократа. Согласно этой клятве, вы не можете говорить о пациенте ни с кем, кроме него самого. Я вынужден просить вас нарушить это правило. Она еще не ваша пациентка и не станет ею до четырех часов тридцати минут сегодняшнего дня. Мы поговорим о ней.

Харви Эддисон с трудом следил за мыслью Кунца, изложенной так витиевато и одновременно коряво.