АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира

– - Надя...

Я не стала отзываться. В конце-концов, позывной -- "Наденька"!

– - Надя, мне семнадцать лет.

Я медленно выдохнула.

Многообещающее начало.

– - Только не смейся! Мне действительно семнадцать.

Будто бы я когда-то ставила это под сомнение.

– - А вот Саше двадцать восемь.

Я не сказала "че-го?!" только потому, что в горле застрял воздух.

Да ему ж на вид не больше двадцати!

– - Элеоноре сорок два.

Новое "че-го?!" так и не родилось на свет, потому что я зажала рот руками, успев только придушённо пискнуть.

– - Жанне... Жанне пятьдесят семь... Ну, остальные ещё старше.

Пауза затягивалась. Эдик ждал моей реакции, а я не знала, что ему сказать.

– - Вы... вы -- вампиры?
– - просипела я наконец то единственное, что могло объяснить эту ситуацию, и он быстро сел рядом со мной, беря меня за руки:

– - Да. Я говорил тебе. Мы вампиры. И... и ты тоже.

Я кивнула.

Что ж. Может, и правда, вампиры. Вампиры-мутанты, почему нет. И вообще, может, я всё-таки сплю.

Да.

– - Мы... другие. Но вот они -- они все!
– - они такие же, как ты. А я... я совсем другой!

Он снова вскочил.

– - Ну ты посмотри на меня!

Просьба была лишней, я и так смотрела только на него.

– - Посмотри! Я самый младший! Я... я тупой! Конечно, им по сто лет, а я -- тупой! Я неуклюжий! И меня все зовут...

Он громко выдохнул и шёпотом сказал что-то. Я переспросила -- жестами.

– - Долбоклюев!
– - сурово припечатал Эдик.
– - Мои родственники считают, что я тряпка, трус, ни на что не годное существо, которое недостойно было родиться в этой семье. И... и они говорят... что ты... что ты не сможешь долго быть со мной...

Я быстро замотала головой:

– - Нет-нет! Не слушай! Врут! Не знают!

– - ...не сможешь быть со мной, потому что я... Долбоклюев. Позор семьи.

– - Эдик...

Всё встало на свои места.

Вот почему он так боялся официально знакомить меня с родителями и прочими родственниками.

Боялся, что они расскажут мне подробненько, что из себя на самом деле представляет мой любимый... и я его разлюблю.

– - Глупый...
– - шёпотом сказала я, и Эдик, ещё не верящий в то, что гроза миновала, осторожно присел на диван справа от меня. Я обняла его:

– - Глупый, Эдик... я буду с тобой столько, сколько ты захочешь... я люблю тебя... а они всё врут. Ты смелый и сильный, ты умный и добрый... а если они этого не видят, то сами они Долбоклюевы!

Конечно, осадок на душе остался, потому что мне всё-таки довелось увидеть совершенно незнакомого ранее Эдика.

Эдиньку, трясущегося перед собственной роднёй.

Но ничего! Это лечится! Врачи обычно прописывают в таких случаях ограниченное общение с источником неприятностей, а уж это-то я ему обеспечу...

– - Наденька, -- грустно вздохнул мой Клюев (это ж надо же было придумать такую кличку?), -- вот теперь... ты знаешь... почти всё. И я всё ещё тебе нравлюсь?

– - Эдик!
– - грозно рыкнула я, дёргая его за ближайшее ухо.
– - Запомни! Ты мне -- не нравишься! Я -- тебя -- люблю! Запомни.

Он вздохнул с таким облегчением, что мне захотелось петь от радости.

Но петь я бы всё равно не смогла: его губы взяли мои в мягкий сладкий плен, и волны блаженства закачали нас на реке любви.

Дверь отворилась бесшумно и стремительно, всколыхнув воздух.

– - Надя, Эдик, -- степенными наклонами головы приветствовал нас старший Клюев.

– - Папа...

– - Арсений Михайлович.

Мы как раз успели сесть чинно и благородно, когда я заслышала шаги в коридоре. Если бы мои волосы не были стянуты в хвостики, непременно встали бы дыбом на всю длину, когда я попыталась представить, сколько Клюеву лет.

И, наконец, в моём мозгу оформилось понимание, которое я никак не могла за хвост поймать.

От Клюевых не пахло вампирами.

Но, если верить Эдику, они ими всё-таки были. И, если верить нюху, всё-таки их запах несколько отличался от привычного мне человеческого, и это были не духи.

Арсений Михайлович прошёл за стол, сел в кресло, опёрся на стол локтями, переплетая пальцы на уровне подбородка:

– - Это хорошо, что вы пришли сюда, дети мои. Я очень хотел с вами поговорить, и, думаю, чем раньше состоится этот разговор, тем для всех нас будет лучше.

– - Папа...
– - Эдик попытался встать, но я поймала его за руку, да и Арсений Михайлович повелительным жестом приказал сыну оставаться на месте.

– - Дети мои!
– - внушительно сказал... нет, провозгласил старший Клюев. К этому пафосному тону изумительно подошли бы призывно вскинутые к потолку руки, но они так и остались на столе.

– - Дети... мои. Как я уже сказал только что, я очень хотел с вами поговорить. Мысль о том, что этому разговору суждено состояться, впервые посетила меня ещё тогда, когда на свет появился мой первый ребёнок... что там, этот разговор должен был состояться ещё тогда, когда у моих родителей появился я! Или уж хотя бы тогда, когда я решил жениться на Изабелле...

Наш историк в школе обожал такие вступления к пустяковым речам. Он уходил корнями к Адаму и Еве, рассказывал нам историю изгнания из рая, положившую начало истории человечества, исполненной невероятных коллизий... У историка даже поза была чем-то схожа с той, которую принял Арсений Михайлович. Интонации же повторялись один в один.

Эдик украдкой зевнул, чем, естественно, тут же заразил меня. Я проглотила первый зевок.

– - ...но мне не предоставлялось случая, в котором этот разговор был бы уместен. Однако неделю назад я подумал, что время настало... Я так долго ждал этого часа, что даже не удивился, когда он, наконец, настал... но я так долго ждал этой минуты, так боялся, что упущу её, прогляжу, не сумею распознать...

Эдик снова зевнул. Я повторила за ним.

– - ...что меня удивил сам факт того, что я с такой лёгкостью поймал этот момент. Найти подходящую минуту... не упустить единственно верный момент, когда так нужно сказать единственно верное слово -- это сложная задача. Но бывают случаи, когда счёт идёт не на месяцы и даже не на дни. Счёт идёт на часы...