Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11

— Хотелось получше прощупать Чайку, господин майор. Чтобы не случилось осечки.

— Но сейчас-то вы убеждены, что она не «подкидыш»?

— Мы уверены, что это преданный нашим идеям человек.

— Тогда не тяните. В любом деле потеря времени — это утрата инициативы, лишние расходы, черт возьми!

— Так точно!

С некоторых пор Мудрый предпочитал абсолютно во всем соглашаться с майором Стронгом.

Уже был выработан маршрут рейса, подготовлены документы, экипировка. Мудрый придирчиво, в сто первый раз, инструктировал Лесю, снова и снова отрабатывая каждый предстоящий шаг. Он был суровым экзаменатором, Мудрый, но на все его вопросы Леся отвечала четко, ясно. Чувствовалось, что она хорошо подготовлена и сумеет действовать в самых сложных ситуациях. Леся, со своей стороны, относилась к наставлениям Мудрого подчеркнуто серьезно. Это Мудрому нравилось — значит, понимает, что предстоит.

Идея организовать прощальный вечер принадлежала Круку. Он любил в нужные моменты подчеркнуть, что лично вникает во все детали работы подчиненных ему служб, и свою значимость — одного из руководителей провода. Крук хотел быть популярным.

Мудрый, наоборот, не терпел парадных мероприятий. По его мнению, агенты должны были уходить на ту сторону в полной тишине, так, чтобы об этом никто и не догадывался. Но переубедить Крука не удалось.

— Пора отказываться от устаревших методов работы, — небрежно, свысока сказал Крук. — К вашему сведению, нам сейчас реклама просто необходима. Пусть знают, кому положено, что мы не сидим сложа руки, действуем.

Какой-то смысл в этом был, и Мудрый скрепя сердце согласился.

— И вот еще что: подготовьте Чайке парадный мундир сотника, — приказал Крук. — Ей это будет приятно.

— У нас нет женского офицерского мундира, — засомневался Мудрый. — Мужской — пожалуйста…

— Так пошейте. — Крука удивляла неповоротливость всегда исполнительного референта.

— Будет сделано.

И хотя Мудрому показалось все это выдумкой, но приказ требовалось выполнить. Он прислал к Лесе портного снять мерку.

— Зачем? — удивилась девушка. — Под венец не собираюсь, на бал никто не приглашал.

— Так надо. — Мудрый играл в таинственность.

— А, понимаю, — насмешливо протянула Леся, — чтоб было легче гроб заказать? Так?

Мудрый только головой качал: до чего ж острый язычок у дивчины, ты ей слово — она тебе десять.

Наконец наступил день прощания. В назначенное время Леся спустилась со своего «чердака», как она шутила, в холл. Ее ожидал Шпак, выглядевший весьма торжественно в полученном при распределении заокеанских подарков почти новом двубортном костюме, в накрахмаленной до синевы сорочке. Пестрый галстук, завязанный микроскопическим узлом, был не в тон костюму, но это уже мелочи.

— Вы выглядите как новенький доллар, — сказала Леся.

Шпак хотел было поблагодарить, но передумал: слова Леси можно было принять за комплимент, но в тоне чуть заметно слышалась ирония.

— Не опоздаем?

— Нет, успеем.

Они долго петляли по городу — узкие улочки были набиты автомашинами, велосипедистами, пешеходами. Бледно врезалась в небо неоновая реклама. Жались к стенам домов какие-то люди-тени.

Может быть, потому, что жить в этом городе осталось недолго, Леся с особой остротой всматривалась в мир, который ей предстояло покинуть. Он кинематографичной лентой надвигался на маленький, юркий автомобиль Шпака. Лента была пестрой, яркой, составленной из тысяч красок вечернего города. Город, в котором вряд ли суждено ей побывать когда-нибудь вторично.

Они ехали очень долго. Леся заметила, что некоторые улицы пересекли дважды.

— Кончайте эту волынку, — раздраженно попросила Леся Шпака, — что вы крутитесь по этим вонючим закоулкам, как вошь на овчине?

— Фу, как грубо! — удивился Шпак.

— А с вами иначе нельзя, — раздражаясь, Леся не особенно старалась подбирать выражения.

— Не сердитесь, Леся. Я человек маленький. Мудрый велел ехать этим маршрутом — вот и кручу баранку.

— Куда хоть мы едем?

— Я знаю только адрес. А что там такое — не моего ума дело.

— Бараны, — сквозь зубы процедила Леся.

— Что вы сказали?

— Говорю: если послать вас к чертовой матери, но так, чтоб это звучало как приказ, так вы, пожалуй, и пойдете…

Шпак рассмеялся.

— Ага. Наше дело — приказы выполнять.

Леся чувствовала себя неспокойно, ей не нравилась эта путаная езда, единственная цель которой — оторваться от наблюдения, если оно было, и замести следы. Леси не опасались — от нее не «прятали» путь, которым они добирались до указанного адреса. Это могло означать либо что ее окончательно признали своей, не остерегались, либо то, что у нее не будет возможности кому бы то ни было рассказать об этой поездке.

Машина нырнула в длинный тоннель — мелькнули тусклым пунктиром лампочки под сводом.

— Мы от кого-то прячемся?

— С чего вы взяли? — смех Шпака был искусственным.

— Я не гимназистка. Отрываться от наблюдения училась много лет назад.

— В последнее время вы стали очень подозрительной.

— А я всю жизнь такая — никому не верю.

Шпак разговаривал неохотно, с паузами, делая вид, что ему сложно и машину вести, и говорить. И в конце концов Леся оставила попытки что-либо у него выведать — не станет Шпак рисковать головой и карьерой. Для таких, как он, приказ выше всяких там сантиментов.

Машина вырвалась на пустынные улицы. Исчезла реклама, редкие фонари и не пытались бороться с темнотой, упавшей на окраину города.

Осталась позади и городская окраина. Шпак гнал теперь машину по автостраде! с огромной скоростью, напряженно сжав руль. Минут через двадцать стремительной езды они догнали автомашину, трижды просигналившую им фарами. Шпак пристроился к ней в хвост — ехали теперь медленно, так как свернули на проселочную дорогу.

Встали темной стеной деревья — начинался лес. Шпак каменно сидел за рулем, повторяя все маневры впереди идущей машины. Стучали по ветровому стеклу ветки низко склонившихся деревьев — дорогой пользовались мало. Машину мягко покачивало на ухабах, Лесю прижимало к Шпаку, а ей хотелось отодвинуться от него, забиться в угол, стать маленькой и незаметной.

Наконец они остановились на маленькой полянке — ее вырвал из темноты свет автомобильных фар.

— Выходите, — сказал Шпак. В голосе его звучало то безразличие, которое явно свидетельствовало о тщательно скрываемом волнении.

Леся вышла, зябко кутаясь в плащ. В лесу было сыро, тоскливо шуршал палый лист. Высоко в бездонной темноте неба покачивались голые ветви и, сталкиваясь, скрипуче жаловались на непогоду.

«Значит, это произойдет здесь», — подумалось Лесе, и она сделала шаг туда, где уже ее ждали пассажиры передней машины. Их было трое, они стояли посреди поляны, пряча сигареты в кулаках.

— Погасить фары! — резко приказал один из них, и поляна, как тонущий корабль, погрузилась во мрак.

— Вы догадываетесь, Чайка, зачем вас сюда привезли? — спросил тот, кто приказал вырубить свет.

— Значит, так было надо, — спокойно ответила Леся.

— Вы разоблачены, товарищ Чайка, — слово «товарищ» прозвучало издевательски. — Мы привезли вас сюда, чтобы привести в исполнение приговор провода.

— Не понимаю, — искренне сказала Леся.

— По законам нашей борьбы предательство карается смертью, — высокопарно не произнес — продекламировал тот, кто был здесь старшим.