Антология «Дракула»

Правда, ты не можешь определить, что это такое, страх туманит сознание, ни с чем подобным тебе не приходилось встречаться. Оно немного похоже на летучую мышь, мирно спящую в ложбинке под шеей твоей жены. И кажется, у него действительно есть короткие жесткие крылья. Ты видишь — нет, не глазами, а каким-то внутренним зрением, — как оно разрастается и вспыхивает ярким пламенем тупой, неприкрыто враждебной силы, жаждущей уничтожить тебя, и ты отворачиваешься, ослепленный этой мощью.

Это гораздо хуже той твари, что ты выбросил из дома. Ты собирался сражаться за жену, но теперь скован суеверным ужасом. У тебя едва хватает духу повернуть голову и снова взглянуть на врага. Дьявольское сияние над головой жены размывает черты ее лица, старается уничтожить твою любовь к ней. Но ты не отводишь взгляда, хотя тебе мучительно больно видеть эту тварь, устроившуюся, словно у себя дома.

Ярость захлестывает тебя, и ты бросаешься на врага, но не можешь до него добраться. Огромная нечеловечески холодная мощь, способная раздавить тебя, словно комара, заключена в нем. Ты не должен кричать, ведь тварь тут же укусит жену, стоит той только проснуться. Однако твой сдавленный стон все-таки будит ее.

Твоя голова пылает огнем, глаза словно засыпаны песком, но ты продолжаешь борьбу. Ослепленный исходящей от твари силой, ты едва различаешь заплаканное лицо жены. То ли наконец прорвались скопившиеся за ночь слезы, то ли теперь она плачет от страха. Но едва лишь ты приближаешься к ней, она испуганно отшатывается. Ее вовсе не пугает сидящая на шее тварь, она боится тебя. Значит, зло уже завладело ею.

Ты все еще сопротивляешься, надеясь отвлечь на себя часть внимания злой силы, когда жена хватает стоящий возле кровати стакан с водой. Ты не успеваешь даже подумать, зачем он ей понадобился, как вдруг она выплескивает его содержимое прямо тебе в лицо. Только это оказывается не вода, а кислота.

Взвыв от невыносимой боли, ты бросаешься к зеркалу и пытаешься разглядеть, что у тебя с лицом. Но в это время на пороге появляется дровосек и смотрит на тебя с нескрываемой ненавистью и угрозой. И тут же, вместе со стыдом и отчаянием, воспоминания возвращаются к тебе. Ты и в самом деле заходил сегодня к соседу, чтобы попросить его жену побыть с твоей, пока ты будешь отсутствовать. А самого дровосека дома не застал, так что некому было отговорить тебя от рискованной затеи. И теперь ты понимаешь, почему не увидел себя в зеркале, почему там отражается только комната, дверь, в которую ты выбросил чеснок, и твоя рыдающая жена, судорожно вцепившаяся в распятие на шее. А в другой руке она держит пустой стакан из-под святой воды. Той самой, что ты принес домой, прежде чем отправиться в замок Дракулы, чтобы отомстить за смерть ее сестры.

МЭНЛИ УЭЙД ВЕЛЛМАН С дьяволом не шутят

Мэнли Уэйд Веллман (1903–1986) дважды награжден Всемирной премией фэнтези. Писатель родился в деревне Кампундонго в португальской Западной Африке, а жил в Соединенных Штатах, где до 1930 года работал репортером и оставил это занятие, чтобы стать профессиональным писателем.

Он был одним из самых плодовитых авторов дешевых журналов 30-х и 40-х годов, его лучшие рассказы выходили в сборниках «Кто боится дьявола?» («Who Fears the Devil?»), «Худшее впереди» («Worse Thing Waiting»), «Одинокое бдение» («Lonely Vigil») и «Такая глубокая долина» («The Valley So Low»). Он написал более семидесяти пяти книг во всех жанрах, в том числе хоррор, фэнтези, научная фантастика, детектив и приключения. На его счету более двухсот рассказов, комиксов и статей.

Пока нацисты сметали европейские границы, воины графа восхищались новым германским духом патриотизма и дисциплины. Но когда армии Гитлер, начали вторжение в пределы его родины, Дракула почувствовал, как в нем разгорается ненависть…

Знаете ли вы, что в эту ночь, едва часы ударят полночь, все зло мира вырвется на свободу? Знаете ли вы, куда и к чему направляетесь?

Брэм Стокер

Балканская погода, даже весенняя, пришлась не по нраву генералу фон Грюнну, тяжеловесно откинувшемуся в кресле за пуленепробиваемым стеклом своего автомобиля. 4 Мая — англичане сказали бы — День святого Георгия, по имени святого, который не слишком-то им помогал. Кое-что эта дата означала и для Генриха Гиммлера, этот любимчик фюрера с безвольным подбородком наверняка проводит какой-нибудь обряд друидов в своем Шульцштафеле на Брокенбурге. Фон Грюннер при мысли о Гиммлере сморщил толстые губы и наклонился вперед, всматриваясь в ночь. Машина с охраной впереди, машина с охраной позади — все хорошо.

— Вперед, — буркнул он, обращаясь к своему ординарцу Кранцу, и тот нажал на газ. Машина двинулась, и передний автомобиль первым въехал на перевал Борго.

Фон Грюнн еще раз оглянулся на огоньки Бистрицы. Не так давно эта страна была Румынией. Теперь это Венгрия, а значит — Германия.

Что там сказал мэр Бистрицы, когда он потребовал предоставить не слишком удаленное место для штаб-квартиры? Замок на этом перевале пустой, только его и ждет? Болван лебезил, старался угодить. Фон Грюнн достал длинную сигарету. Молодой капитан Плесснер, сидевший рядом, тут же поднес зажигалку. Фон Грюнн сразу забыл о тощем и незаметном молодом адъютанте.

— Повторите, как там называется этот замок, — проворчал он и поморщился, услышав из уст Плесснера варварские звуки славянской речи. — Что это означает на человеческом языке?

— Замок черта, мне кажется, — почтительно ответил адъютант.

— Ах так… Говорят, Трансильвания кишит чертями. — Фон Грюнн выпустил клуб дыма. — Им придется с нами считаться, не то мы им покажем черта. — Он улыбнулся, поскольку обладал великим талантом радоваться собственным остротам. — А пока давайте называть замок по-немецки. Тойфельштосс — чертов замок.

— Конечно, — согласился Плесснер.

Они помолчали. Машина с могучим урчанием поднималась по горной дороге. Фон Грюнн погрузился в размышление об излюбленном предмете — о собственном будущем. Ему приказано расположить в неприметном месте командный пункт — для чего? Для похода на Россию? К Черному морю? Скоро все станет известно. В любом случае это его армия, значит, его поход и слава. Славы хватит на всех. Помнится, это сказал Вильгельм II в последнюю войну.

— Последняя война, — вслух заговорил он. — Я тогда был простым обер-лейтенантом. А фюрер — капралом. А вы, капитан?

— Ребенком.

— Вы помните?

— Ничего. — Плесснер осмелился задать вопрос: — Генерал фон Грюнн, вам не показалось странным, что в Бистрице нас так охотно направили в этот замок — в Тойфельштосс?

Фон Грюнн кивнул, словно большая злобная сова:

— Вы почуяли ловушку, nicht wahr [4] ? Потому-то я и взял две машины охраны, проверенных телохранителей. На этот самый случай. Хотя и сомневаюсь, что кто-нибудь в Трансильвании решится расставлять ловушку мне — или любым нашим соотечественникам.

4

Не так ли? (нем.)

Машины замедлили ход. Генерал и капитан склонились вперед. Передняя машина въезжала в широкие крепостные ворота. На фоне россыпи звезд возвышался силуэт огромного черного здания с зубчатыми башнями.

— Кажется, мы на месте, — рискнул заметить капитан Плесснер.

— Хорошо. Пройдите к передней машине. Когда подъедут все, расставьте охрану.

Приказ исполнили без промедления. Шестнадцать бравых пехотинцев были вооружены винтовками, гранатами и автоматами. Фон Грюнн вышел в холодную ночь, и ординарец Кранц принялся выгружать багаж.

— Естественная крепость, удаленная и удобная для любой обороны, кроме атаки авиации, — объявил генерал, разглядывая в монокль верхние укрепления. — Проведем подробный осмотр. Unteroffizer [5] ! — гаркнул он, и начальник охраны вытянулся перед ним по стойке «смирно». — Шестеро будут сопровождать меня внутрь. Остальных разместите во дворе, распределите вахты на всю ночь. Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — отрывисто откликнулся унтер-офицер.

Фон Грюнн улыбнулся, глядя, как подчиненный бросился исполнять приказание. Даже для закаленных солдат ночлег под открытым небом не особенно приятен. Тем лучше: фон Грюнн считал, что солдат надо держать в черном теле, а его эскорт основательно размяк со времени войны во Фландрии.

5

Унтер-офицер! (нем.)