Антология «Дракула»

Прежде чем уехать из страны, где на мою долю выпало столько испытаний, я самым тщательным образом проанализировал все события последних месяцев. Вывод, к которому я пришел, заключался в следующем: мои ящики с родной землей способны оказать неоценимую помощь всякому, кто пожелает меня выследить, ибо транспортировка столь громоздких предметов требует привлечения наемных подвод и возниц и не может пройти незамеченной. Так ли необходимо всюду возить за собой эти ящики? Вероятно, можно обойтись и без них.

В течение нескольких недель я проводил эксперимент. К его концу выяснилось, что для полноценного отдыха мне вполне достаточно щепотки моей драгоценной земли и что пары наполненных землей дорожных сумок хватит на долгие годы.

В середине декабря, когда ночи длинны, а дни пасмурны и угрюмы, я сел на пакетбот, отплывавший во Францию. Выйдя из Дувра вечером, мы прибыли в Кале задолго до наступления утра. Я отправил свой багаж в Париж, где арендовал старый дом в отдаленном квартале и, чувствуя сильную потребность в отдыхе, направился на поиски укромного места.

В то время я постоянно носил в кармане несколько унций трансильванской земли и, в принципе, мог отдохнуть где угодно. Но как правило, старался отыскать какое-нибудь старинное здание и там обрести покой.

Приняв облик летучей мыши, я довольно долго кружил но городу, пока на окраине не обнаружил маленькую церковь с очевидными признаками запустения. Церковь окружало кладбище, на которое я и опустился, дабы вновь принять человеческий образ.

В воздухе висела густая дождевая морось, улицы в этом жалком квартале не освещались, и предрассветный сумрак, полагаю, нагнал бы уныние и тоску на любого человека. Что до меня, я находил подобные условия идеальными. Как вы догадываетесь, в темноте я вижу превосходно. Заброшенное кладбище поросло сорной травой, могилы превратились в бесформенные мшистые холмики, надгробья вросли в землю, раскрошились или же покосились.

Пройдясь по кладбищу, я наткнулся на семейный склеп, влажные стены которого поросли мхом и древесными грибами. Лучшего места нечего было и желать. Дверь склепа болталась в проржавевших петлях. Войдя внутрь, я обнаружил несколько гробов, гниющих в нишах, а посреди склепа — с полдюжины каменных саркофагов.

Я снял крышку с самого большого из них и выбросил прочь груду заплесневелых костей — жалкие останки прежнего обитателя. В этом укрытии я мог спокойно провести день или два, а после продолжить свое путешествие.

Но стоило мне выбросить из саркофага кости, из темного угла склепа донесся человеческий голос, сварливый и хриплый. Говорил он с сильным местным акцентом, но мой французский оказался достаточно хорош, чтобы его понять.

— Кто здесь? — проскрежетал он. — Кого принесла нелегкая?

В следующее мгновение из-за саркофага вышел небритый бродяга с гнилыми зубами и мутным взглядом. Грязная, покрытая шрамами рука прижимала к груди бутылку абсента. Иными словами, наружность его неопровержимо свидетельствовала о том, что передо мной запойный пьяница.

— Что тебе нужно? Убирайся прочь, это мое место!

— Вам следует быть осмотрительнее, — посоветовал я. — Прежде чем грубить незнакомцам, лучше выяснить, на что они способны. Мне необходимо укрытие всего на день или два, а после ваше жилище вновь будет в вашем полном распоряжении. До той поры, сделайте милость, постарайтесь не досаждать мне, а я со своей стороны постараюсь не досаждать вам.

— От твоей трескотни вянут уши, — буркнул бродяга. — Бьюсь об заклад, у тебя есть несколько лишних су, которыми ты готов со мной поделиться. Гони денежки!

Он сжал горлышко бутылки и сделал угрожающий жест.

Я ощутил приступ ярости, той самой, что медленно вскипала во мне с тех пор, как Ван Хелсинг и его приспешники расстроили мои планы. Схватив наглеца за горло, я швырнул его на пол, усыпанный гнилыми костями.

— Нет, месье, — заверещал он. — Я не замышлял худого. Живите здесь сколько влезет! Только прошу, не выгоняйте меня.

Наклонившись, я схватил его за шиворот, как жестокий мальчишка котенка, и, не прибегая к успокоительному гипнозу, запустил клыки в яремную вену. Как я уже говорил, те годы были для меня периодом воздержания, однако я сознавал, что маленькое пиршество не помешает и зарядит меня силой. Я жадно пил до тех пор, пока моя жертва не затихла, готовая испустить последний вздох. Кровь этого грязного животного имела скверный вкус — наверняка многие годы он питался исключительно отбросами. Тем не менее я выпил больше, чем рассчитывал.

Теперь мне оставалось лишь проклинать собственную необузданность. Никакой жалости я, разумеется, не испытывал — признаюсь, это чувство мне в принципе неведомо. Но, умертвив это гнусное существо, не достойное принадлежать к племени Носферату, я сделал его подобным себе, и это обстоятельство вызвало у меня жгучую досаду. Бросив бродягу на пол, я разорвал его грязную рубашку, обнажил грудь и вонзил когти в сердце, которое еще трепыхалось. После этого ярость улеглась, и мною овладело ледяное спокойствие. Оставив труп валяться на полу, я забрался в саркофаг и предался целительному отдыху.

В Париже меня встретил месье Жанмер — чопорный и аккуратный коротышка, агент по недвижимости, к посредничеству которого я прибегнул, чтобы снять жилище. Мы с ним сели в карету и вскоре, миновав фешенебельные кварталы, оказались на узких многолюдных улицах, потом — на пустынных унылых окраинах, где обитали лишь бедняки. Наконец карета остановилась напротив моего нового пристанища.

Это был очень просторный дом. Вероятно, столетие назад он производил сильное впечатление, но сейчас стремительно превращался в руины. Его окружал участок земли размером в несколько акров, поросший сорной травой, диким кустарником и старыми дуплистыми деревьями. Ограда — высокая кирпичная стена, усеянная наверху острыми железными пиками, — как ни удивительно, находилась в хорошем состоянии.

— Судя по виду, это как раз то, что мне нужно, — сказал я своему спутнику. — Должен объяснить, что я — ученый, привык к затворничеству и не выношу, когда меня отрывают от занятий. Вы можете гарантировать, что здесь никто не нарушит моего уединения?

— Местные жители считают, что в этом доме водятся привидения, месье, — сообщил он и, скрывая усмешку, поднес ко рту свою миниатюрную ручку. — Так что соседских визитов вы можете не опасаться.

— Давайте войдем внутрь, — предложил я.

В доме было два этажа, каждый из которых насчитывал по шесть комнат, обшарпанных и начисто лишенных мебели. Был там и просторный подвал, пропахший сыростью и похожий на подземную тюрьму. Окна закрывали тяжелые деревянные ставни, сквозь которые едва проникал тусклый свет зимнего дня. Повсюду лежал многолетний слой пыли, с потолка фестонами свисала мохнатая паутина. Наличие в доме подвала, который находился глубоко под землей и который я без особого труда мог превратить в крепость, явилось для меня приятной неожиданностью.