Антология «Дракула»

Когда все кончилось, мне вдруг захотелось посмотреть в лицо восходящему солнцу. Эшли некоторое время была совсем плоха, но, как я и ожидал, быстро оправилась. Ждал я и того, что бессмертие ее изменит. Только не представлял, с какой скоростью произойдет эта метаморфоза.

Не прошло и недели, как она позвала меня в спальню, где раскинулась на постели во всей скучающей бессмертной красе.

— Ты мне больше не нравишься, Влад. Скулишь, хнычешь, без умолку твердишь, как тебе не хватает себя прежнего. Мне тоже его не хватает. Поэтому я ухожу. Хочу найти кого-то, кто мог бы вместе со мной чувствовать радость жизни и улыбаться. Я столько лет не слышала твоего смеха!

Не могу сказать, что был ошеломлен. Я подозревал, что такое случится. Попытался бессмысленно усмехнуться — не удалось, как и наша любовь.

Чего я не ожидал, так это того, что ее уход будет для меня как кол в сердце.

Алекс продолжал лечить мою тоску, а я все больше терял желание лечиться. Он пытался поместить меня в психиатрическую больницу. Пришлось напомнить, что я могу быть опасен для других пациентов и рискую себя разоблачить. Он отступил.

Вы понимаете, да? Одно из самых завораживающих чудовищ мира, я стал жалким скопищем неврозов и патологий, а передо мной лежала, по всей видимости, бесконечная дорога к малой толике покоя и цельности. Даже аппетит потерял. Что толку? Я больше недостоин своей легенды.

Когда я уйду, прошу не рассказывать о моем падении и кончине Дракулы, перед которым и поныне восторженно трепещет мир. Не убивайте память обо мне!

Я покидаю мир без сожаления и спокойно. Напоследок я записался на прием к доктору Алексу Блоуварду и рассказал ему о своих планах. Он исполнил долг врача и настоял на помещении меня под наблюдение ради моей же безопасности. Когда он потянулся к телефону, чтобы вызвать «скорую», я порвал ему глотку и выпил досуха.

Приговоренным к смерти на завтрак всегда подают то, чего они просят, а я ничего другого не пожелал бы.

ЛИЗА МОРТОН Дети долгой ночи

Лиза Мортон — сценарист и писатель. Самые известные из ее киноработ — «Знакомьтесь, нежить» и «Приключения в городе динозавров». Кроме того, она написала сценарии к некоторым сериям мультфильмов Уолта Диснея «Небесные танцоры» («Sky Dansers»), «Дети Тунтауна („Toontown Kids“) и „Драконьи всадники“ („Dragon Fly“). В настоящее время идет работа над историей машин-вампиров, высасывающих бензин.

Лиза Мортон сотрудничала с несколькими камерными театрами, на сцене которых были поставлены „Свободное радио Албемута“ („Radio Free Albemuth“) Филлипа К. Дика, „Кладбищенский чтец“ („The Graveyard Reader“) Теодора Старджона и ее собственные одноактные пьесы.

Короткие рассказы, вышедшие из-под пера Лизы Мортон, появились в сборниках „Далекие голоса 6“ (Dark Voices 6»), «Франкенштейн» («The Mammoth Book of Frankenstein»), «365 страшных историй» («365 Scary Stories»), a также в иллюстрированном издании «Свободный путь» («The Free Way»).

Дракула испытывает непреодолимое отвращение к человечеству, и вот к чему это приводит…

— Давай, Тет, быстрее! Ты знаешь, что нельзя оставаться здесь на ночь.

Попрошайка, одетый в грязные рваные лохмотья, некогда бывшие военной формой, искоса посмотрел из-под тонких, свисающих сальными прядями волос. Его звали Джон Дуглас Блэк, а свое уличное прозвище он получил, слоняясь по городу и умоляя прохожих «дать немного денег ветерану войны, который участвовал в наступлении на Тет, во время которого на его спине взорвался напалм». На самом деле Тет не получил на войне ни одного серьезного ранения. Впрочем, никто никогда не видел его спину.

Пошатываясь, Тет встал на ноги и привалился к стене в поисках опоры. Двое полицейских смотрели на него со смешанным чувством отвращения и жалости. Вдруг один из них шагнул вперед и подхватил бродягу, едва не упавшего на землю:

— Ты в порядке, Тет? Мы можем отвезти тебя в больницу, там окажут необходимую помощь…

Тет вздрогнул и отшатнулся:

— Я уже там был. Ни черта они не могут для меня сделать!

Полицейский неохотно последовал за своей напарницей обратно к машине — на сегодня игра была закончена. Всегда одно и то же: они знали, что Тет безобиден, им не хотелось в очередной раз его дергать, но не сделай они этого, возможно, какой-нибудь яппи, возвращаясь поздно вечером, заметил бы его и подал жалобу, тогда пришлось бы арестовать Тета. Для всех лучше так, как они сделали.

Кроме того, Тет действительно нуждался в помощи — с ним явно было что-то не так. Каждое утро он просыпался, чувствуя себя истощенным и слабым, его лихорадило. «Может быть, — размышлял Тет, — я подхватил какую-то болезнь от крыс?» На его запястьях виднелись следы от укусов, небольшие зияющие красноватые пятна, четко выделяющиеся на грязной коже.

Тет прошел немного вперед, свернул за угол и оказался в узком переулке между возвышающимися рядами домов, заполненном всевозможным мусором. Тет мог укрыться там, среди всего этого хлама, где бы никто его не потревожил.

Спотыкаясь, он миновал два первых мусорных контейнера, но силы оставили его, и он повалился на землю. Бродяга уже почти заснул, как вдруг понял, что рядом кто-то есть. Подняв голову, он пристально вгляделся в черноту ночи, пытаясь сосредоточиться на расплывающейся фигуре человека, склонившегося над ним. Внезапно темное пятно приблизилось к его лицу, и раздался страшный звук — что-то среднее между грубым гортанным смехом и звериным рычанием.

Тет понял, что именно этот леденящий душу рев он слышал каждую ночь на протяжении целой недели.

— Эй, ты, оставь меня в покое, слышишь. У меня ничего нет…

Это были последние слова, которые успел произнести Тет, прежде чем ему разорвали горло.

Было самое начало ноября 1917 года. Уже начали сгущаться сумерки, когда он пересек французскую равнину. В прошлом году, после того как склоны Карпатских гор были омыты реками крови павших в войне, этот запах возымел на него неоспоримое действие, подталкивая покинуть родовое гнездо. Десять лет назад он вернулся на родину, потрясенный и разочарованный лондонским обществом, и долгие годы жил в полном одиночестве, довольствуясь только случайными цыганами или сбившимися с дороги путешественниками.

Но по мере того как война охватывала ближние и дальние города, а его родные земли были выжжены и насквозь пропитаны кровью, он осознавал, насколько был силен его голод. Ведомый неистощимой жаждой, он наконец прибыл сюда, на берег реки Ипр, ставший прошлой ночью полем битвы.

Проведя долгую ночь и целый день в номере крохотной гостиницы в сотне миль отсюда, он устремился на поле сражения, как только солнце исчезло за горизонтом. Он задержался на вершине холма, с которого открывался устрашающий вид на то, что произошло здесь недавно, и был немало потрясен отвратительным зрелищем кровавой резни. В своих собственных сражениях он не раз был свидетелем массового убийства, но никогда не видел такого опустошения земель. Он помнил, как выглядела эта местность пятьдесят лет назад: зелень ковром покрывала бескрайние просторы, густые темные леса, полные жизни и движения, вздыхали, овеваемые ночным ветром. Теперь же его взорам предстали лишь черная грязь, сломанное оружие и тела погибших.

Он сошел вниз, погрузившись в желтоватый смертельный туман иприта, который не причинил ему никакого вреда, но вызвал отвращение. Несмотря на это, он был опьянен плавающими в воздухе запахами и стонами умирающих. Миновав горы трупов, он приблизился к человеку, который еще был жив. Лишившись одной ноги, тот упорно пробирался вперед, из последних сил преодолевая засасывающую грязь и тела. Лицо было скрыто под противогазом, что делало его похожим на отвратительное насекомое, трупную муху.