Антология «Дракула»

Через две секунды его обезглавленное тело уже валялось в стороне, а князь отдельно держал в руках голову, и кровь струилась по его подбородку.

Через пять секунд последний из врачей в белых халатах был мертв, его горло разорвано, а из раны хлестала кровь.

Князь развернулся в сторону офицера, по-прежнему стрелявшего в него, пока не раздался глухой щелчок — барабан пистолета был пуст. Послышались крики и громкий топот в коридорах здания, но князь махнул рукой, и дверь с грохотом закрылась. Он стал медленно приближаться к своей последней жертве, наслаждаясь охватившим человека ужасом.

— Прежде чем я начну убивать тебя, медленно и мучительно, я хочу задать один вопрос: заслуживаешь ли ты называться человеком?

Офицер отступил назад, лихорадочно нащупывая оружие, как вдруг ворот кожаного плаща распахнулся…

На груди у него висел крест.

Это было не настоящее распятие, всего лишь черненая медаль в форме свастики, но даже она обладала такой властью вечного символа, что вампир вынужден был отступить. Он шагнул в сторону, отводя глаза, полыхавшие ненавистью.

Недавняя жертва застыла в нерешительности, как вдруг громко расхохоталась, почувствовав, что опасность миновала.

— Вы… вы узнали меня! Вы увидели мои медали и поняли, кто я такой. Теперь вы боитесь меня, подобно другим представителям низшей расы!

Князь не мог напасть на своего обвинителя и со злостью выплюнул:

— Как вы смеете…

— Смею! — ответил немец. — Потому что ваш акцент выдает в вас славянина, а если так, вы следующие после вырождающейся расы евреев. Хотя должен признать, вы обладаете определенной личностной силой и можете внести неоценимый вклад в развитие Института.

В коридоре раздались выстрелы. Замок отлетел в сторону, и дверь с грохотом открылась. Князь схватил первого ворвавшегося внутрь охранника и разорвал ему горло.

Нацист, объятый сладостным ужасом, наблюдал за ним:

— Кто вы?

Князь отбросил обескровленное им тело солдата в сторону и вышел в коридор.

— Я, — ответил он, — твой ночной кошмар.

С этими словами он обернулся крылатым порождением тьмы и оставил это проклятое место.

Через три года война закончилась, и все ужасы, происходившие за закрытыми дверями немецких лабораторий, были обнародованы. В одной газете он увидел фотографию сбежавшего военного преступника. Он узнал его, припомнив события той ночи, привлекательные, но незапоминающиеся черты лица, щербину между передними зубами, медаль в форме свастики на груди (самое извращенное изображение великого символа креста, которое только можно себе представить). Теперь этого монстра звали доктор Йозеф Менгеле.

Менгеле сбежал, но князю, нестареющему и бессмертному, повезло в меньшей степени. Он безжалостно насмехался над тем, что Менгеле пытался создать в месте, известном как Освенцим.

Она покинула его прошлой ночью, как только назвала свое имя. Сегодня она вернулась. Джексон оторвался от дешевого романа в мягкой обложке, который читал все это время, и без малейшего удивления посмотрел на нее.

Девушка взглянула на книгу и усмехнулась:

— Несомненно, вы мне поверили.

Он захлопнул книгу и, барабаня пальцами по обложке, спросил:

— А вы знаете, что в этой книге Люси умирает?

Она вновь улыбнулась и присела на край стола рядом с ним, положив ногу на ногу, так что иногда невзначай касалась его бедра.

— Пронзенная в сердце. О!

— Значит, вы другая Люси?

— Да нет, что вы, — начала она, — но эта книга… забавное собрание полуправдивых легенд. В лучшем случае выдумки и сказки Викторианской эпохи.

Он молчал. Помедлив секунду, она продолжила:

— В книге сказано, что у меня было три воздыхателя. Очень лестно, но не совсем верно. Был только один, и его звали Брэм Стокер.

Джексон удивленно моргнул:

— Стокер?

— Да. Той ночью он был в склепе вместе с этим ужасным стариком, Ван Хелсингом… Брэм попросил профессора подняться наверх и дать ему время побыть одному. Профессор ушел, а Брэм занес над моим телом кол… и не смог этого сделать. Он был малодушным, мой дорогой Брэм. Лежа беспомощно в гробу, я слышала, как он уверял профессора, что дело сделано.

— И Ван Хелсинг поверил ему?

— Нет. Я уверена, он хотел вернуться и самолично убить меня, но позже, когда будет покончено с графом. К сожалению, профессор не выжил в этой схватке.

— Дракула убил его?

— У него не было такой возможности — сердечный приступ забрал жизнь профессора.

Джексон задумался, а потом спросил:

— Для чего тогда Стокер так сильно исказил правду?

— Разве не ясно? Истинная причина, по которой Брэм начал писать эту необычную книгу, — желание полностью снять с себя вину.

— Итак, Дракула выпил вашу кровь, и вы стали такой же, как он.

— Не все так просто, детектив, уверяю вас. Он осушил мое тело почти до последней капли. Я была на краю гибели, когда он заставил меня испить его крови. Нет необходимости волноваться обо всех его жертвах — они не вернутся к жизни, пока он не переродит их. Но, честно говоря, вампиры не любят соперничества.

— Но он помог переродиться вам!

— Да, — вздохнула она, и Джексон впервые заметил, что за иронической усмешкой скрываются иные чувства. — Я думаю, он любил меня.

Джексон пристально посмотрел на нее, скользнул взглядом по стройным ногам, до колен закрытым мягкими складками шелковой юбки, усилием воли заставил себя поднять глаза и встретиться с ее внимательным, изучающим взглядом.

— В книге сказано, что вы питались детьми.

Она отвернулась, охваченная стыдом, чему полицейский был немало удивлен.

— Да… Но вы должны понять меня. Став новорожденным вампиром, я была предоставлена самой себе, брошена в новую неведомую жизнь, словно в омут, без наставника, который бы направлял и учил меня. Дракула в то время не мог мне помочь, его преследовали и никак не хотели оставить в покое. Правда, по прошествии времени он вернулся. Разочарованный в Мине, он поспешил ко мне. Научил меня правильно использовать новый дар, заставил вспомнить, кем я была. Мы поехали в Лондон, даже стали вхожи в высшие круги общества… Потом он внезапно уехал — устал от людей и шума больших городов. Он тосковал по дому. Поэтому он уехал, а я осталась. С тех пор мы не встречались.