Антология русской литературы XXI века. Выпуск 4/2018

Телеэкран осветился цветастой заставкой «Всенародной развлекательной передачи». «И почему, чем больше в стране гнета, тем чаще всё называют народным?» – задался немым вопросом Дегтярёв. Но на размышления не оставалась и мгновения. Начало передачи означало, что выделенное время окончено – скоро прилетит с проверкой фотодрон.

Писатель скинул плед, и вынул пропечатанный лист с минимальным межстрочным интервалом. Слова буквально склеивались друг с другом, но читать всё же возможно. Главное, что бы было кому. В первую очередь, писатель спрятал свежие страницы отдельно от машинки. Это неприметный тайник между стенками неумолкающего телевизора. «То и другое может быть как добром, так и злом», – подумал Дегтярев. – Смотря как использовать».

Машинку писатель прятал во вторую очередь. Он встал на колени перед дырой в стене у самого пола и начал разбирать кирпичную кладку, но вдруг услышал щелчок. Еще один.

Целая очередь выстрелов обрушилась на него и Дегтярев замер, уже зная, что произошло.

Стеклянным глазом в спину смотрел фотодрон. Химический состав плёнки впитал в себя фотоны преступления и аппарат улетел как обычно, ведь он не мог знать, что сейчас заснял.

Дегтярёв судорожно прятал машинку, но понимал – всё уже кончено. Выйти в это время на улицу равно преступлению – комендантский час никто не отменял. «Выбросить машинку в окно!» – подумал писатель, но даже полное её растворение в воздухе не спасло бы ситуацию – фото были неопровержимым доказательством. И только надеясь на то, что в Центре просто физически не успевают просматривать все пленки, Андрей не стал идти на крайние меры и просто спрятал машинку. Закончив, он сел перед телеэкраном и постарался расслабиться, смотря «Всенародную развлекательную передачу». Глупые шутки быстро вытеснили гнетущие мысли, для чего собственно и была она предназначена.

В телеэфире сменилась картинка, теперь шла историческая хроника. Диктор рассказывал историю становление Режима и подчеркивал, сколько он сделал для народа за последние сорок лет.

Дегтярев задремал. Вместе с сознанием, уплывали страхи, переживания, но в тот самый момент, когда сон почти обволок разум, раздался пронзительный скрип двери. Замков в стране не было. Двадцать лет назад власть гордо заявила, что Режим поборол преступность, и посчитала, что запираться гражданам теперь ни к чему. Было это так или всего на всего предлог, тот, кто хоть немного сомневался в истинности их слов – не знал. Однако теперь доступ к квартирам граждан для полиции всегда был открыт, а для некоторых, это оказалось страшнее, чем грабители.

Дегтярев замер в кресле, как того требовал протокол № 1720 «О проверке полицией граждан». Запрещалось двигаться, разговаривать и даже смотреть на стражей порядка во время систематических проверок. В небольшую однокомнатную квартиру вошли двое полицейских и собака. «Так быстро?» – делая вид, что смотрит передачу, подумал жилец. Он пытался утешить себя, что это просто плановая проверка дома. Как и раньше люди в синих комбинезонах с отличительными знаками, электродубинками на поясах и массивными касками своим видом просто напомнят о вседозволенности и уйдут, так и не сказав ни слова. Эта практика была весьма действенна. Дегтярев после этого часто неделями не мог писать, но со временем, всё возвращалось в своё русло. Но сейчас он был запечатлен беспощадным оком фотодрона и мог только утешать себя в последние часы фальшивой свободы, что всё уляжется.

«Мухтар» быстро дышал, высунув язык. Казалось, он не слишком заинтересован в происходящем, а может просто ждал команды «фас», как каждый порядочный пёс. Мелкая сошка Режима, второй полицейский, приблизился к тайнику с машинкой. Смотреть, оторвав взгляд от телеэкрана нельзя, но Дегтярев всё же бросил пару тревожных взоров, и его сердце бешено заколотилось – ногой в тяжелом ботинке полицейский разнес кирпичную кладку и привстал на одно колено для обыска. Позади Дегтярев услышал щелчок затвора пистолета.

– Запрещено, – сухо сказал полицейский, держа в руках потрепанную временем машинку. – Гражданин с ИИН один, девять, девять, четыре, один, ноль, ноль семь, вы обвиняетесь…

Дальше Дегтярев уже не слушал, его мысли были громче слов стража безумного порядка. «Черт возьми, и как мы это допустили? Еще сорок лет назад мы были относительно свободной страной, со своими проблемами, конечно, но тогда выразить свою мысль мог каждый. Но почему, что случилось? – спросил он себя, но давно знал ответ. – Равнодушие, преступный нейтралитет. Как оказалось для торжества зла требуется, только чтобы добро бездействовало».

Полицейский закончил зачитывать обвинение. Жильцу было приказано встать. Он повиновался. За спиной защелкнулись наручники, но с изуродованных кистей они сразу же свалилась на пол. Тогда полицейские заломили руки арестованному, и повели к выходу. В коридорах дома не было ни одного человека.

Дегтярев хотел кричать и плакать, молиться и проклинать, но какой толк? Впереди жуткие дни, а может и месяцы пыток. Совсем скоро он пожалеет, что не вышел в окно вслед за улетающим фотодроном. «Откуда машинка? Где тексты?» – осыплет вопросами специально назначенный для этого человек. Затем Дегтярёва торжественно объявят врагом народа, припишут связи с заграничными государствами, обвинят в шпионаже и предательстве. А ведь он просто хотел писать. «А раньше, – думал Дегтярёв, когда полицейские забросили его в кабину автозака – в те далекие времена свободы, каждый пишущий мог найти тысячу причин, чтобы не набросить и строчки – времени нет, слишком устал или не приходит призрачное вдохновение. Но тогда у нас была возможность заниматься тем, что любим. Но разве ценили это? – двери автозака захлопнулись, машина тронулась. – Нет. Принимали как должное. Мы получили то, что заслужили. У нас отобрали это право. Право писать».

Март 2017 г.

Екатерина Кутыга

Об авторе

17 лет. Стихи начала писать в 14 лет. Выступала на поэтических вечерах. Несколько моих стихотворений вошло в литературный сборник «Голуби серебряные» (к 125-летию М.И. Цветаевой). Вдохновляет живая природа и музыка, а также человеческие отношения.

Осознание того, что чувствуешь

Под яркой солнечной звездойВсходили вместе к небу.Ты чувствовала его своей спиной,Он понимал, что раньше здесь не был.Его руки прикосновение,Таинственный и тихий звук…Всё замирает на мгновение,И тишина царит вокруг.Твоё тяжелое дыхание,Он не понимает, что произошло…В одну минуту с опозданиемК нему осознание пришло.Он чувствует к тебе нечто иное,Теперь он понимает суть.Твою любовь, зализанные раныОн унесёт собою в долгий, длинный путь.

«Липкими от страха пальцами…»

Липкими от страха пальцами,Мокрыми от стыда ладонями,Горькими на вкус губами соприкасаются эти двое.Холод ударяет в ключицу.От сладости только больно.Медленными шагами к низуИх демоны, зовут за собою.И думают эти двое, что ужас красивой любвиНе застанет их больше.Но продолжают в темной ночи секреты растиОт этой жестокой любви.

М. Булгакову

Десятками перевернутых страниц идёт дорога вдаль.Не остановиться, не остановиться.И времени не жаль.Бегущие всё где-то рядом,Но не разобрать черты лица.Ах, эти образы… Ах, эти образы —Картины подлеца.Страницы дальше, дальше, дальше…Жизнь всё быстрее течёт вперёд,Стремиться к выходу.Мечты не в счёт.Мнения… да что прогноз погоды.Жизнь человека слишком мала.И всё же когда-нибудьКнига будет написана,И будет прочитанаКем-то ещё, кроме тебя и меня.