Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин
Шрифт:
— Знаешь, тебе бы тоже пора. В жизни надо вовремя определяться!
После этих слов у меня на него прямо глаза открылись: до чего же он все правильно понимает! И правда, думаю, пора!
И тут мне как раз очень Жора помог. Прямо очень. Потому что он, наоборот, мне сказал, что любовь без расписки — это не любовь. И тут же расписался. И не только расписался, но и прописался. И правильно. Мне как раз только квартиру дали. Вот он меня так сильно и полюбил. Полюбил и прописался, чтоб найти в моей квартире свое счастье, а его самого чтоб не нашли. Потому что его-то уже искали — за то, что он алименты не платит жене — ну, которая была до меня. Той, что была до нее,
А все должно быть только по любви. И мы с Жорой все полюбовно решали и расстались полюбовно. В смысле, что квартиру я ему всю оставила. А как же? К нему ведь как раз родственники приехали, чтоб его убить. Потому что это не его родственники были, а той жены, которой он не платил. А где же им всем жить? Они ведь Жоре и детей его в подарок привезли, про которых он еще не знал.
А я к маме переехала. У нее на двоих — в самый раз. Девять сорок и туалет рядом. Выйдешь через двор — и две остановки трамваем.
Вот в трамвае я с Николаем и познакомилась. Сидели рядом. Вернее, это я сидела. Он-то лежал. А тут контроль.
— Это, — говорят, — ваш?
Я говорю:
— А что?
— Если, — говорят, — ваш, пусть очухается и билет покажет!
— А если, — говорю, — не мой?
Они говорят:
— Тогда мы его заберем, потому что остальные тоже отказываются.
Я говорю:
— Так и будете везде забирать, что плохо лежит?
Ну, тут шум, крик, женщины заругались — те, которые еще не замужем, с теми, которые уже…
Я Николая на себе с поля боя вынесла, из общежития выписала и к маме прописала. И стала его ждать. Потому что его все-таки забрали. Потому что он уже давно на доске висел: «Они мешают нам жить». Вот его на время и увезли подальше, чтоб не мешал.
Он туда уехал, а зато Леша приехал. Вернее, пришел. Даже прибежал. Потому что которая на рояле его выгнала. Потому что он на Бетховена сказал, что это Бах. И она его выгнала, и он ко мне прибежал, сказать, что все это из-за меня.
Я говорю:
— Лешенька, не волнуйся.
И к ней побежала. И ей объяснила, что все из-за меня, потому что мне, конечно, надо было его музыке учить, а я не учила, и вообще на него не так влияла. Ну, они и помирились. В смысле, между собой. А со мной-то оба поссорились. Не мешай людям жить, говорят. Ну, и правильно….
И пошла к маме, чтоб никому не мешать. А у мамы как раз Николай сидит. Он оттуда, где был, вернулся, а там из него сделали другого человека. С сомнительными дружками он больше не водится, а только с такими, у кого уже никаких сомнений.
И он мне говорит:
— Пора уж тебе как-то определяться. Жизнь, — говорит, — надо прожить, чтоб не было мучительно больно!
Как он это сказал, я прямо обалдела. Я же сама всегда так думала, только сказать не могла! А вот Коля сказал! Ну, прямо хоть в какую книжку вставляй!
Я ему хотела сказать, как я ему благодарна, но не успела — он от меня ушел далеко вперед, к этой, ну с которой ему не будет мучительно больно.
А на его месте теперь у моей мамы дети живут — но не его, а Жорины. Которые отовсюду понаехали, чтоб Жора им помог в жизни. А как он им поможет, когда он тут больше не живет? Он отсюда переехал, где климат лучше и детей меньше: там у них от этого какой-то корень растет.
А перед отъездом меня встретил, говорит:
— Давай, определяйся как-то, а то ни с чем останешься!
Господи, думаю, до чего же я везучая, что рядом со мной всегда умные люди были! Вот и сейчас. У Жориных детей-то уже внуки пошли. Один только
говорить начал. Я его купаю, а он мне:— Пора тебе, бабаня, найти свое место в жизни! Время-то идет! Teбe, думаешь, долго осталось?
Господи, думаю. Какой мальчик смышленый! И впрямь ведь недолго. Самой бы не сообразить! А он — сразу. Смышленый мальчик!
1980
Утром Ненашев не проснулся в хорошем настроении. Он не проделал энергичной гимнастики, после чего не приступил к водным процедурам. Не оценив по достоинству завтрака, Ненашев на прощанье не поцеловал жену. На улице он не улыбнулся лучам весеннего солнца. В метро охотно не уступил места пожилой женщине.
На службе Ненашев сразу же не ушел с головой в интересную работу. Спустя некоторое время он не заглянул в библиотеку, где не ознакомился с новейшей информацией по своей специальности. Участвуя затем в работе технического совещания, Ненашев в полной мере не способствовал успешному решению обсуждавшихся проблем. До обеденного перерыва он успел еще не сделать сослуживцам замечания по поводу слишком частых перекуров.
— Надо совесть иметь! — не сказал он.
Придя после обеда, Ненашев не закончил срочного отчета. На состоявшемся в конце рабочего дня профсоюзном собрании Ненашев не выступил с докладом и несколько раз не просил слова в прениях. При голосовании по первому вопросу Ненашев не был «за», в то время как по второму вопросу не проголосовал «против».
Он не вышел с работы усталый, но довольный и на улице тотчас же не увидел хулигана, пристававшего к девушке. Затем он не направился к цветочному ларьку и не купил жене фиалок. У метро Ненашев по старой привычке не подошел к театральной афише. Прочитав по дороге в вечерней газете о проигрыше городской футбольной команды, он не огорчился. Прочитав о победе хоккеистов, не обрадовался.
Придя домой, Ненашев, как обычно, не проверил домашних заданий сына и не помог жене по хозяйству. Потом он еще успел не написать письмо матери.
И только поздно вечером, уже перед самым сном, Ненашев вдруг не помрачнел, не задумался и не пришел к убеждению, что живет он как-то не так.
1974
Показания
«Гражданин следователь!
По вопросу безобразий 27 апреля во вверенной мне сауне типа финской бани гостиницы «Южная» категорически отвергаю, потому что наклепали вам которые сами в гостиницу поселившись за взятку, а в сауну типа финской бани не ходят из экономии жмотства, чем водят за нос ваши органы.
Что касается безобразий 27 апреля, то на посту вверенной мне финской бани типа сауны проявил себя, пользуясь авторитетом, именно всегда с махровыми простынями и фетровыми шляпами, куда перешел с влажного пара национальной парилки. Потому что невозможно прилипали листья, а также шайки с кипятком, регулярно высклизывавшие из рук малотрезвых помывающихся, злостно вырубающих зеленого друга, чтоб сало свое веником отмутузить.