Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11

— Мы собрались сегодня по чрезвычайному поводу, — сказал Анатолий. — В рабочей камере произошла драка. Серегин, расскажи.

Вовка нехотя встал. Говорил, как обиженный.

— Известно, как было. У дежурного записано. Пристал этот из-за кисточки, рубаху порвал. Вон Рыжов видел.

— Врешь! — громко сказал Генка.

Серегин повернулся к нему, затряс сжатыми кулаками, завопил.

— Сговорились! Падлы! Гниды!

— Серегин! — одернул его Анатолий. — Сейчас же замолчи, или тебя выведут. За оскорбление товарищей получишь дополнительное наказание. Садись... Рыжов, подойди, расскажи, как было.

Генка повторил все, что говорил Анатолию.

— Шрамов! Так было дело, как рассказал Рыжов? Можешь что-нибудь добавить?

На голове Леньки синели пятна какой-то мази. Он долго стоял, но ничего не мог поделать с прыгавшими губами. Казалось, что он сейчас заплачет.

— Садись, все ясно. Кто хочет оценить поведение Серегина?

Новички хмуро поглядывали на Генку. Он выглядел доносчиком, прислужником начальства. Но и Шрамова было жалко. Они молчали.

— Дайте мне, Анатолий Степанович, — поднял руку Утин.

— Говори.

— Меня в камере не было. Но Серегина я знаю. И Шрамова знаю. Как Рыжов тут говорил, так оно и было. Только вот чего он не сказал. Про то, что Шрамову выходить на волю. На поруки его берут. А этот... нарочно, чтобы сорвать ему выход, чтобы под приказ подвести, полез в драку. За такую подлость против своего... — Утин подумал, но должной кары не нашел. — Раньше в зоне за такие дела... — Договаривать он не стал. Вернулся на свое место.

Новички слушали Утина разинув рты. Урок, на который рассчитывал Анатолий, созывая это собрание, состоялся. Это выступление авторитетного вора запомнится крепко, крепче многих бесед воспитателя. Они поймут, что Генка вел себя правильно, а Серегин — пакостник, которому нет пощады и от своих. А главное — перед ними во всей наглядности предстала самая невероятная истина: интересы администрации могут полностью совпадать с их личными интересами.

— Как будем наказывать Серегина? — деловито спросил Анатолий.

— В штрафную на полную, — без промедления откликнулся Утин.

— Может быть, у кого-нибудь есть другие предложения? .. Нет? Согласен. Еще несколько слов. Серегина сегодня судили. Срок дали самый малый. Судьи посчитали, что он раскаялся, и пожалели его. Администрация изолятора не согласна с этим приговором. Мы полагаем, что Серегин одумается не скоро, для этого ему нужно поработать в колонии подольше. Вместе с прокуратурой мы опротестуем приговор народного суда и будем добиваться большего срока. Всем понятно, почему мы это делаем?

— За то, что подрался, — высказал догадку кто-то из новичков.

— Нет. За то, что он дрался, его отправят в штрафной изолятор. А приговор мы опротестуем, потому что убеждены — Серегин не только не раскаялся, но продолжает оставаться опасным для общества хулиганом. То, что он здесь для вида проявлял активность, никакого значения не имеет. Нам не вид важен, а искренность, настоящее желание исправиться. Выпустить Серегина через год-два — значит дать ему возможность ударить ножом еще какого-нибудь хорошего человека. Этого мы допустить не можем. Пусть поживет в зоне несколько лет, одумается, там видно будет. Ясно?

— Все правильно, Анатолий Степанович, — вызывающе громко, за всех ответил Утин.

Серегин вскочил со своего места. Лицо его было искажено злобой. Руки, казалось, искали, кого бы ударить. Размахивая кулаками, он завопил:

— Права не имеете, падлы! Нету права!

— Выведите его и сдайте дежурному, — спокойно приказал Анатолий.

Соседи Серегина подхватили его под руки и выволокли в коридор.

— У меня еще одна информация, — продолжал Анатолий. — Утин уже сказал, что Леня Шрамов выходит на свободу. Это верно. Выходит он потому, что прокуратура нашла возможным не отдавать его под суд. Учли и то, что в изоляторе он вел себя хорошо, товарищей не подводил, воспитателям не врал, Видно, он действительно решил бросить старое. Поэтому, когда общественность одного института стала просить Леню на поруки, администрация изолятора поддержала их ходатайство. Леня начнет жить по-новому, и я хочу пожелать ему... Ну, чего тебе пожелать, бывший заключенный Шрамов?

Леня смотрел на всех счастливыми глазами и бормотал что-то чуть слышное. Раздался смех. Потом захлопали.

26

Катя совершала очередной обход магазинов. Она в этом никому не признавалась, но была уверена, что никакая картинная галерея не могла соперничать с хорошим универмагом яркостью красок и силой впечатления. Катя не верила, что голая мраморная статуя может так же заинтересовать человека, как манекен на витрине, демонстрирующий новую модель вечернего платья.

В универмаге все дышало жизненной достоверностью, все было близко, понятно, будило мысль, разжигало мечты. Разве пробиваются даже к самым знаменитым картинам, как к заветному прилавку? Сколько любознательности в глазах покупателей! Какой живой обмен мнений! Какая искренность чувств и переживаний!

После ухода Анатолия минула неделя. Катя знала, что он живет в офицерском общежитии, и ждала его возвращения. Без него стало совсем тоскливо. Поразмыслив, она пришла к выводу, что никакого романа у него с Антошкой не было, что все это ей померещилось. Но снять трубку, позвонить ему, признать себя виновной не могла. Надеялась, что он позвонит первый. Не могла поверить, что его решение окончательное. Как ни уговаривала ее Ксения Петровна, что все идет хорошо, что нужно думать о разводе, Катя не соглашалась. Она стала грубить матери, вечерами сидела запершись в комнате и ждала.

Приходил Игорь Сергеевич. Убеждал ее переехать с Анатолием в квартиру, которую он забронирует и оставит им. Он снова разругался с ее родителями, и на этот раз, видимо, всерьез.

От дурных мыслей Катя отвлекалась с помощью магазинных витрин. Покупки она делала редко, без мамы не решалась. Но всяких интересных соображений накапливалось столько, что хватало на длинный разговор в любой компании. И сейчас она уходила ни с чем, так же как уходят из музея, но уставшая и обогащенная. Перед тем как выйти на улицу, она остановилась перед зеркальным простенком, окинула себя контрольным взглядом, осталась довольна и застыла на полуобороте. Из зеркала на нее смотрело знакомое улыбающееся лицо.

— Здравствуйте, Кэт!

— Здравствуйте, Олег! Где вы пропадали?

— Только что из экспедиции. Шел, думал о вас и даже не удивился, когда увидел.

— А ну вас, — отмахнулась тоненькой перчаткой Катя. — Всегда врете.

С Олегом Катя случайно познакомилась у Таисии Петровны. Это он ввел ее в мир киноискусства, познакомил с режиссерами, заставил потеть на массовках и пережить еще одно разочарование. Но она не сердилась на него. С ним всегда было легко и весело. Он привлекал взгляды других женщин. Он ничем не был похож на Анатолия.

Олег взял ее под руку так нахально и бережно, что отстраниться никак нельзя было.

— Поднимемся.

— Куда?

— Наверх. Посидим в кафе. Мне вам многое нужно рассказать.

По дороге он уверил ее, что режиссер Кордебовский не забывает о ней ни на миг. Он напоминает при каждой встрече: «Олег, не упускай из виду ту крошку! Я ее вижу. Она станет звездой». Кордебовский работает над новым сценарием. Ему очень трудно. Чиновники из худсоветов и комитетов не понимают его дерзких замыслов, душат его, но он не сдается. Он идет своим путем. Как только сценарий будет готов и пройдет все рогатки, Катя без всяких проб будет зачислена на картину. Нужно ждать, осталось немного.