Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— Откуда? — заготовитель широко улыбался. — Я новый человек в здешних местах. Из Кировоградщины перебрался не от доброго хлеба, конечно. Так что не сильтесь, меня вы не вспомните.
— Слава Иисусу! — перекрестилась молодайка. — А я уж невесть что подумала. Служил у нас в управе полицаем тоже один Стрижак…
Стрижак крепко взял Кристину за локоть и притянул к себе, шепнул на ухо:
— Я всю войну в концлагере просидел, — и показал выколотый на руке лагерный номер.
— Ой, лышенько! Прости за ради Христа!
Открыли сарай. В ноздри ударил крепкий запах навоза,
— Веревку давай, так не завалить, — попросил Стрижак. — И нож приготовь.
— Зараз, — Кристина бросилась из сарая и тут же вернулась: все у нее было приготовлено заранее.
Григорий сделал петлю на веревке, приказал:
— Почеши ему за ухом, а то не подпустит.
Кристина беспрекословно исполнила. Стрижак, похлопывая борова по боку, взял его заднюю ногу и затянул петлю.
— Отойди! — Он перекинул другой конец веревки через перекладину под потолком и рывком опрокинул визжащую свинью, завязал веревку на загородке. Кристина протянула ему длинное лезвие широкого немецкого штыка. Он потрогал его острие пальцем и вдруг одним ударом вонзил в бочину хряка, перевернул на спину, придавил коленом и перерезал ему горло. Казалось, еще дикий визг висит в воздухе, а кабан уже затихал в предсмертных конвульсиях. Кровь стекала в подставленный таз.
С трудом выволокли тушу в сад. Обложили соломой, запалили. Затрещала в огне щетина кабана. Кристина принесла горячей воды, стала поливать почерневшую тушу. Стрижак ножом соскребал обгоревшую кожу. Очищенная жирная туша лоснилась загорелым коричневым цветом.
Разделывали ее уже в хате. Кристина растопила печь, бросила на сковороду нутряного сала, потом мяса грудинки прямо из-под ножа.
Стрижак пластал сало, складывал его в деревянную кадку.
— Ну, красота моя, довольна моей работой?
— И ты, Гришенька, в накладе не останешься, — осмелела хозяйка. — Я зараз гостей кликну и ужинать сядем.
— От свеженинки грех отказываться. А что за гости-то будут? — как бы невзначай спрашивал Стрижак.
— Обещала давно угостить нашего председателя сельсовета да отца дьякона. Сам бачишь, одна живу, а воны люди нужные, в помощи мне не видказують.
— Ну, если так, зови!
— Зараз Ивасика уложу. Да и вам постель приготовить надо.
— А молвы не боишься?
— На чужой роток не накинешь платок, а по темну у нас ездить опасно. На меня же потом и пальцем покажут: выпроводила человека на ночь глядя. Конягу вашего распрягла и поставила в конюшню. Только воды трэба будет ему занести, не забыть.
Стрижак подивился такой расторопности хозяйки, но вида не подал. Вынес сало и мясо на погребицу, зажег керосиновую лампу и опустил все на лед. Заодно обследовал все уголки погреба. Заметил, что масла и сала здесь было больше, чем потребно средней семье на целую зиму. Надо льдом висели окорока. Наложив в миску соленых огурцов, Григорий вернулся в дом.
Пришли и гости. Здоровенный дьякон в черной засаленной
сутане и с золотым крестом на могучей шее, перешагнув порог, пророкотал:— Мир дому сему, во славу веков!
За ним бочком протиснулся круглый, как калач, человек с уже изрядно хмельными глазками, снял картуз и, широко улыбаясь, спросил Стрижака:
— А ты кто такой есть? Документы!
— Дальний родственник Аверьяна, заготовителем робыть, — не моргнув глазом, выпалила Кристина.
— Саливон Пращак, председатель сельсовета, — представился кругленький и плюхнулся на лавку перед столом. — Ох, и дух же у тебя, Кристя, в избе, аж слюной захлебнуться можно.
— Сидайте, гости дорогие, сейчас все подам, — засуетилась хозяйка, метая на стол чашки с огурцами, квашеной капустой, хлебом, салом.
На серединку поставила трехлитровую бутыль с мутной жидкостью, подала граненые стаканы и наконец прямо на сковороде еще шипящее мясо со шкварками.
— Миряне, во избежание господней кары опрокинем содержимое в наши чрева! — дьякон поднял стакан и, не дожидаясь остальных, одним залпом проглотил самогон.
Пращак с завистью посмотрел, с каким искусством оприходовал дьякон свою дозу, и, крякнув, нараспев произнес:
— Хай живе наше поросятко у чужому огороди…
Выпили и Кристина со Стрижаком. Захрупали огурцами, потянулись к мясу. Но дьякон не дремал у бутыля. Стаканы то и дело наполнялись пахучей жидкостью. И вскоре голова председателя тяжело опустилась на грудь.
— Спекся, раб божий, — словно бы даже обрадовался дьякон и снова потянулся к сосуду.
— Я тоже сыт, — отстранился Григорий.
— Кристя?! Кого ты мне подсунула? — священник замотал кудлатой головой. — Ты что, хворый?
— Нет, устал просто, — отнекивался Стрижак. — Душа не принимает.
— А у меня принимает! Так воисполним ее потребность, миряне. Бог простит все наши грехи! И я прощу! Слышишь, Кристина? Приходи ко мне на сеновал, и я тебе все грехи отпущу, — зарокотал он, захлебываясь смехом и самогоном разом.
— Нехорошо вы говорите, отец дьякон, — обиделась Кристина. — Что человек подумает?
— А ему думать не положено. Раб божий исполнять должен. Как ты, как Аверьян твой исполнял, царство ему небесное. Или не так? — дьякон вдруг перегнулся через стол и внимательно посмотрел в глаза Григорию.
— Так. — Стрижак взял стакан. — Выпьем за искупление грехов перед господом богом.
— Принеси-ка, Кристина, рассольцу, — не отрывая взгляда от Стрижака, попросил дьякон. А когда та вышла, тихо сказал: — Слава Украине!
— Героям слава! — ответил заготовитель.
Степанида Сокольчук не на шутку переполошилась, когда получила приглашение на беседу в районный отдел МГБ. Не подумав, по заведенной привычке, шепнула Кристине Пилипчук, куда и зачем едет. Сидор узнал о вызове в тот же вечер. А через два дня Кристина как бы невзначай заглянула к Степаниде в медпункт.
— Доброго здоровьичка, Степо! — Кристина зыркнула своими черными, как уголья, глазами в приоткрытую дверь лаборатории и уселась на краешек белой табуретки. — Одна сегодня?