Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20

–  Как себя чувствуете?

–  Хорошо. Только вот слабость, - медленно ответил раненый. Помолчав немного, он добавил: - У меня к Вам просьба, доктор, позвоните Чиверадзе, я хочу его видеть.

–  Позвонить-то я позвоню, но против встречи, как врач, возражаю категорически.

–  Боюсь, что это будет уже навсегда.
– Федор невесело улыбнулся.

–  Чепуха, дорогой мой! Вообще, не ссорьтесь со мной, а то придет Чиверадзе - пожалуюсь. Таким молодцом держался, когда действительно было плохо, а теперь хандрить начинаете?

–  Нет, не хандрю, а просто реально оцениваю.

Дробышев волновался, и это заметил Шервашидзе.

Он прекратил разговор, проверил пульс больного и ушел. Вернувшись в свой кабинет, он позвонил Чиверадзе и передал ему свою беседу с Дробышевым.

–  Можно приехать?
– спросил Чиверадзе.

–  Что это вы все точно сговорились?

–  Очень нужно!

–  Быть может, дня через два… - уступая, сказал Шервашидзе.

–  А если сейчас? Разговор будет короткий и, думаю, не взволнует его.

–  Неужели так необходимо?

–  Очень!
– твердо сказал Иван Александрович.

–  Тогда приезжайте. Только смотрите, ненадолго.

Через четверть часа Чиверадзе уже входил в кабинет главврача.

–  Сколько времени вам нужно?
– спросил Шервашидзе.

–  Хандрит?
– не отвечая, спросил Иван Александрович.

–  Да, но это нормально. У него есть семья?

–  Нет. Но из Москвы приехала его бывшая жена, просит разрешить свидание.

–  Бывшая?
– удивленно переспросил Шервашидзе.
– Бывшая, - повторил он машинально.
– Это хуже. Дайте сперва я поговорю с ней сам.

–  Хорошо! Я пришлю ее.

–  Только не сегодня!
– предупредил хирург.

–  Согласен!
– кивнул Чиверадзе.
– А теперь пойдемте.

Увидев Ивана Александровича, Дробышев обрадовался. Он любил этого веселого и энергичного человека, бывшего для него примером лучших чекистских традиций. Еще в Москве, напутствуя Федора, Березовский много говорил о Чиверадзе, и, проработав с ним этот напряженный, тяжелый год, Федор убедился в правоте Василия Николаевича. С Чиверадзе ему работалось легко, и он с радостью видел, что его отношение к начальнику разделяют и остальные работники оперативной группы. Бывали минуты, когда все не ладилось, задача, над которой они бились, казалась неразрешимой, но приходил Чиверадзе и, выслушав все за и против, подсказывал решение. И очень часто, почти всегда, оно было правильным.

Придя в ЧК еще юношей, Чиверадзе учился у своих старших товарищей искусству борьбы с врагом. После установления в Грузии Советской власти, он, по решению Центрального Комитета партии, был направлен в Абхазию, и вот уже десять лет бессменно руководит одним из участков работы.

–  Ну, здравствуй, Федор, здравствуй!
– Чиверадзе был искренне рад, он не думал увидеть Дробышева живым.
– Как ты себя чувствуешь?

От волнения раненый не смог ответить и только, улыбаясь, кивнул головой.

Немного успокоившись, Федор, не отпуская руки Ивана Александровича, спросил:

–  Как там дела? Неужели ушли?

–  Ушли, брат, ушли, но теперь, думаю, ненадолго. Через несколько дней, когда ты немного окрепнешь, я приду и расскажу все подробно. Сейчас же ответь мне на несколько вопросов.

Он посмотрел на стоявшего рядом Шервашидзе. Тот понял, что мешает, и вышел.

Когда дверь закрылась, Чиверадзе присел на край кровати и негромко спросил.

–  Кто приходил к тебе ночью у Квициния? Ты его знаешь?

–  Это был человек Зарандия, - медленно ответил Дробышев.
– Он сказал, что в Бак-Марани, в доме Минасяна, находится связной из города. Идет в лес, на встречу с Эмухвари.

–  Ты не спросил, откуда он это знает?

–  Конечно, спросил. Он ответил, что по заданию Зарандия бывает у Минасяна. Зарандия тут же подтвердил это. Придя к Минасяну в этот день, он застал у него незнакомого человека. Ему показалось, что Минасян и незнакомец растерялись. Когда он уходил, хозяин дома проводил его. Во дворе он спросил у Минасяна, кто этот человек. Тот смутился и промолчал. Когда они дошли до тропы, хозяин оглянулся на дом и шепнул, что это связной из города, идет в лес, к Эмухвари. Просил никому не говорить об этом. У тропы они попрощались, Минасян вернулся в дом, а он побежал в селение, чтобы сообщить в Сухум.

На почте ему сказали, что Зарандия здесь, у Квициния. Ну он и пришел к нам. Он посоветовал нам во что бы то ни стало захватить этого связного.

–  Зарандия не говорил тебе, кто этот его человек?

–  Когда тот ушел, Зарандия сказал, что это Акопян из селения Гульрипш.
– Дробышев попытался приподняться на постели и с волнением спросил: - Постойте, разве этот человек не передал вам моей записки?

Иван Александрович отрицательно качнул головой.

–  Никто не приходил. Ловушка.

Дробышев кивнул головой.

–  Надо искать этого Акопяна, - произнес он.

–  Искать и немедленно!
– ответил Чиверадзе.
– Перевернем весь берег, а найдем!

–  Иван Александрович, а в городе известно, что я пришел в сознание?
– спросил Федор.

–  А что?

–  Мне кажется, неплохо будет, если мы их успокоим.
– Он грустно улыбнулся.
– По логике вещей, моя смерть кое-кого бы устроила. Ведь как-никак я единственный свидетель. Я видел Эмухвари. Ну хорошо, - заметив протестующий жест своего собеседника, согласился Дробышев.
– Они в лесу, и им на это наплевать. Но Минасян? Теперь он уже не сможет отрицать свое участие в банде!

Федор откинулся на спину и тяжело дышал. Большие прозрачные капли пота выступили у него на лбу.

–  А Акопян?
– сказал он, немного отдохнув.
– Кто, как не я, уличит его в предательстве? И потому пусть думают…

–  Понятно!
– перебил его Чиверадзе.
– Теперь помолчи. Тебе вредно много говорить. Сандро!
– позвал он хирурга.

Подходя к кровати, врач улыбался, но глаза его тревожно смотрели на раненого.

–  Неужели не наговорились?
– повернулся он к Чиверадзе. Стоя к раненому боком, хирург незаметно делал протестующие знаки.

–  Сейчас закончим, - сказал Иван Александрович, - Не беспокойтесь, Сандро, он будет молчать, сколько вы потребуете. Скажите мне, кто уже знает, что Дробышев пришел в сознание?

–  Как кто? Я, сестра знает.

–  А кто еще?

–  Да, видимо, пока никто. Но не беспокойтесь, у нас в городе этот секрет долго не продержится.

Чиверадзе перебил словоохотливого хирурга.

–  Дорогой Сандро! Мне очень хотелось бы, чтобы наш раненый оставался некоторое время в бессознательном состоянии.