Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Двадцать годиков, как заселили этот домик.
— Заделье подходяще! — Платон Артамонович уверенно наполнил рюмки, обласкал хозяйку шальными глазами. — Со здоровьицем, Варвара свет Акимовна!
— И тебе не болеть! — Варвара Акимовна перекрестилась.
Выпили до дна.
— Ржаную корочку бы для занюха, как водится на Руси! — Скопцев похукал, поморщился.
— Не до жиру, Платошка! Спасибо Морозовым, не отказывают в кредите.
Скопцев торопливой рукой вновь налил и залпом опорожнил лафитник.
— Дай, Иисусе, может, напьюся!
—
— Прости мя, Господи! — Скопцев смачно хрумкал соленый огурец. Щурился на солнце, нацеливаясь на шкалик. Варвара Акимовна заслонила выпивку локтем.
— Чё Занда урчит?
Скопцев заглянул в закуток. Завизжала от боли собака.
— Чего ты?!
Платон Артамонович потрясал в руках свои растерзанные ботинки.
— Полюбуйся, Варь! Изнахратила вещь. Соль до крошки рассыпала.
— Какую соль, Платошка?
— Какую-какую! Слямзил фунта с два. В ботинки, когда выгружали баржу…
— Зиндан плачет по тебе, казак! — Варвара Акимовна взяла из его рук попорченный ботинок. — Без починки не обойтись. Бог шельму метит! Слушай, зачем тебе казённая соль?
— Запас карман не тянет!
— Понапрасну рискуешь! — Варвара Акимовна швырнула ботинок в сараюшку.
— Какие ботинки распатронила, зараза! — крутил головой Платон Артамонович.
— Нашёл, о чём горевать! Жизнь прокатилась, не знай за что.
Вернулись под липу. Она принесла лапшу из гречневой муки.
— Пробуй, удалась ли?
Скопцев с жадностью накинулся на собу.
— Годится!
Варвара Акимовна налила лафитники.
— Легла не клятая, встала не мятая! — Выпила лихо, без передыху. — Отвяжись худая жизнь, привяжись хорошая!
— Ваньку Кузовчикова надысь встренул. — Платон Артамонович вытер пальцы о штаны. — Поклон тебе передавал…
— Спасибочко. Где обретается бедолашный? Опять поди без работы кукует?
— Мешки таскает на элеваторе. На подёнке!
— Через бюро эмигрантов попробовал бы пристроиться.
— Пробовал — кукиш с маком показали! Там привечают тех, которые в фашистскую партию вписались или в отряд Асано. Да и задолжал Ванька взносы…
— Бедному один приют — погост! — Варвара Акимовна поскучнела. — Если бы не доброта купца Морозова, и мы побирались бы…
— Не печалься, Варьча! Подкопим капиталу, сами торговлишку двинем.
— Мели, Емеля! С твоих чё ли прибытков?
— Сотник Ягупкин поспособствует. — Скопцев загадочно подморгнул, вытер полотенцем вспотевшее лицо и шею.
— Твоему сотнику лишь бы самому погреть руки! Кузовчикову много поспособствовал?
— Ванька сам недотёпа первой руки! — Рыжеватые усы Скопцева защетинились в усмешке. — Пришло на ум, как собирали нас в Дивизионной на словесность. Унтер-офицер спрашивает Кузовчикова: «Что покупает Россия в Китае?». Ваньча мнётся: «Рис, мануфактуру..». «А ещё чего?» — давит унтер. Кузовчиков пожимает плечами. Унтер даёт наводку: «Что пьём с похмелья?». Кузовчиков лупит зенки: «Неужто огуречный рассол закупаем?». Унтер во всю горлянку: «Чай! Олух царя небесного, чай!». Ваньча сомневается: «Так
то ж для господ». И врезал же тогда унтер! Неделю чистил Ваньча нужники по наряду вне очереди…Отсмеялись незлобиво. Солнце зашло за соседский двор. Тени окутали улицу.
— Слышь, Варь! А чем у вас сейчас заняты? Ну, там, под Омском. Варвара Акимовна удивлённо подняла глаза на Скопцева:
— Чего вдруг потянуло? — Она заказала себе: не возвращаться в прошлое даже в мыслях!
— Веришь, тоска навалилась…
— Верю всякому зверю… — Варвара Акимовна повела плечами, как-будто освобождаясь от тяжести. — Знобко что-то. Холодком обдало! Хлеба убирают, чего ж ещё под Омском? Мужики, считаю, поголовно с немцем дерутся…
— Оно, конешно…
— Откушай, Платошка, с дальнего дерева сняла. — Варвара Акимовна подвинула ему тарелку с яблоками. Он выбрал румяное, с хрустом вонзил зубы в мякоть плода. Брызнул сок на скатерку. Огрызок кинул через заборчик.
— Кедровые орешки пошли в зрелость, — продолжил он о своём. — В налив входит брусника. Омуль навострился на нерест…
— Не тирань себя, Платон! Зовёт сердце домой, обратись в русское консульство.
— И — к стенке!
— Пошто? Руки не в крови, с чего б в распыл сразу? Теперь не Гражданская война. Не натворил плохих дел, чего пугаться?
— Не хочу быть редиской: сверху красный, а внутри — белый.
— Дак не ной, как оголодавший щенок!
— Эх, нет ли ещё косушки?
— Забудь! Намерен жить в моём доме — забудь загул!
— Забыл! — Платон Артамонович поднял руки кверху. — А ты свою Марьяновку не вспоминаешь?
— Помолчи — за умного сойдёшь! — Варвара Акимовна жевала яблоко, а глаза полнились слезами. — Ветки обрублены там, Платошка. Колчаковцы всю родню… Как я уцелела — Богу известно!
— И здесь не вырастили корни, Варьча!
— Пустоцветы мы с тобой, казак. — Варвара Акимовна вытерла губы фартуком, приложила ладони к щекам и тихонько затянула:
— У-уроди-илася я-а, как были-инка в поле-е…Голос у неё был чистый, колокольцем звенел.
— Не надо, Варь! Ну, не надо. — Скопцев прижал её к себе. Она затихла, всхлипывала, промокнула передником глаза.
— Платон, сходил бы в бюро эмигрантов, заплатил там взносы, а то и нас сымут с учёта. Как-никак, по ихним карточкам кукурузная мука да патока. Полфунта сахара не роскошь. На базаре-то всё кусается!
— Ваш заказ, лапушка, моё — исполнение!
Раннее утро 13 июня 1938 года. Солнце вставало из-за дальнего леса на советской стороне. Два маньчжурских пограничника в светло-кремовых кителях неспешно вышагивали след в след по сырой низине. Их широкие штаны были мокрыми от росы. Контрольная полоса пролегала в мелких кустарниках. Над рекой, в пойме, копился густой туман.
Толстый пограничник, идущий вторым, смачно позёвывал, предвкушая скорый отдых. Передний вдруг присел и приложил пальцы к губам.