Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20

— В рот не оскверняет. — Аркатов смачно пережевывал мясо оленя, добытое у бродячих белковщиков. — Оскверняет изо рта. Так сказано в святом писании. Как ты, «Рыжик», по такому делу? Не скурвился пока?

— Иди-к ты, урядник! — Скопцев жевал краюшку хлеба, хрустел солёным огурцом. — Жизнь, она, курва, всякая бывает!

— У тебя не ладонь, а лопата. Ишь, гребёшь в рот, как волк!

Скопцев засопел, примеряясь, куда способнее звездануть урядника. Аркатов смахнул снедь в мешок.

— Расселись, как у тёщи на блинах! Ты крышу имеешь?

— Имею. Могу и тебя пристроить. Только с пропиской.

— Негодность предлагаешь, «Рыжик». Ты когда в тайгу?

— Как сказали…

— Не тяни. Заметил, ты опять хромаешь. Почему не послушался сотника?

— Не учи! Без сопливых обойдусь, урядник!

— Не просопливься, казак!

Нагруженные вязанками, они покинули сараюшку.

— А ты успел что? — спросил Скопцев.

— Лопух один попался. Шофёр со стройки.

Со стороны глянуть, натрудились мужики, надышались смолистого воздуха в бору. Плетутся домой с дровами.

— Разбегаемся! — Урядник кривоного свернул в сторону ПВЗ — паровозо-вагонного завода. — И на погосте бывают гости!

К восемнадцати часам Скопцев прибыл на перрон. Обошёл здание вокзала, заглянул в кассовый зал — нет Кузовчикова. Подозрение вползло змеёй в душу. Мысленно стал прокладывать маршрут отхода к границе. У него была надежда: Бато укроет и обогреет! Но груз — в тайнике. Его нужно передать Аркатову. Туда путь неизбежен. «Арат» стукнет по радио в Харбин — прощай, миллион иен!

* * *

Петька Заиграев ни свет ни заря явился к Фёдорову.

— Ночью кто-то побывал у нас!

— Ну и что? — Семён Макарович чистил бархоткой пуговицы на шинели.

— Мамка почему плачет? Голос был мужской, а говорит, соседка приходила. Почему? И следы у заплота. И на берегу Селенги…

— Ну-у, следопыт-самоучка! — Фёдоров повесил шинель на крюк у порога. — Ладно, Петруша, разберёмся…

— Опять не верите?..

— Сгинь, злодей! — Фёдоров насупил брови, а глаза смеялись.

Вдвоём вышли за ворота. Солнце краешком диска показалось над Лысой горой. Дым над трубой «стеколки» казался разлохмаченной куделью, простёршейся вдоль реки.

Только приехал Фёдоров в свою землянку, звонок от Голощёкова:

— Жду вас, капитан! Нечто потрясающее!

— А без загадок можно?

— На месте увидите!

В уютном кабинетике сидел Яков Тимофеевич и курил трубку.

Дым ароматным облаком нависал над столом. Роговые очки капитан снял и подслеповато пощуривался. Обласкал Фёдорова лучезарной улыбкой.

— Поздравьте меня, Семён Макарович! — Голощёков похлопал ладошкой по стопке исписанных бумажек. — Знакомься, разрешаю!

То было признание Ивана Спиридоновича Кузовчикова-Петрова. Фёдоров дважды перечитал показания. Что-то не глянулось ему в постановке вопросов, носили они обвинительный уклон с упором на прошлое казака.

— Я позвал вас, капитан, почему? Как считаете? — Не дожидаясь ответа, объявил: — Агент нацелен на стройку!

— Так уж и нацелен? Так вот просто? — Фёдоров был озадачен: в протоколе допроса он не заметил ничего похожего.

Голощёков с видом триумфатора открыл дверцы шкафа и указал на груду одежды и объемистый мешок.

— Между прочим, там — вещдоки! И ещё кто-то должен прибыть сюда и получить от него груз…

Капитан закрыл шкаф, поправил роговые очки на переносице и вернулся за стол. Раскрыл толстый фолиант с убористым текстом.

— Так! Ага, Иван Спиридонович Кузовчиков, — проговорил Голощёков с победной ноткой. — Дальше. Дальше… Ага, Платон Артамонович Скопцев… Берём только местных по рождению. Вычленим таковых… Так, второй ходок, может быть, и Скопцев…

— В Читу доложили? — спросил Фёдоров.

— Хочу ещё раз опросить бородача! — Голощёков явно упивался случившимся и своей в этом ролью.

Иван Спиридонович вошёл без стеснения. Окинул взглядом офицеров. В уме сравнивал их с теми, которых знал по войне, по Харбину. Что-то было такое в манере держаться, в произношении слов, чего не мог осознать казак. Одно уловил он: от них не последуют зуботычины!

— Писать можете? — Фёдоров с откровенным интересом смотрел на Кузовчикова.

— Обучены.

Семён Макарович мог ручаться, что среди работников квартирно-эксплуатационной части гарнизона встречал бородача. Тогда и мысли не мелькнуло: вражеский разведчик! Теперь Фёдоров, наблюдая с какой петушиной надутостью Голощёков ведёт себя, внутренне посмеивался: «Проворонил лазутчика, Яков Тимофеевич, милый!».

— Кто бы мог вас встретить, Иван Спиридонович, не предполагаете? — спросил Фёдоров. — Сотник Ягупкин сказал, что на обусловленное место придёт ваш знакомый, не так ли?

— Так сказал… Именно, знакомый. — Кузовчиков поворошил свою лопатистую бороду. — Ежли Скопцев… Навроде был в Харбине. Или урядник…

Вмешался Голощёков, церемонно наклоняя голову в сторону Фёдорова:

— Не возражаете, товарищ капитан, если задержанный изложит сказанное на бумаге?

— Попить бы, товарищи…

— У нас вы должны обращаться — «гражданин», — Голощёков смёл с лица своего приветливость. Стакан с водой унёс в соседнюю комнату. — Здесь напишете дополнение к прежним своим показаниям.

Казак поклонился Фёдорову и исполнил приказ Голощёкова.

— Каков улов? А, Фёдоров? — Яков Тимофеевич подмигнул, набивая трубку табаком «Золотое руно».

— Деталька одна, мелочишка, можно сказать. — Фёдоров тёр свой высокий лоб. — Вот память… Рыбы мало потребляю, фосфора не хватает…

— Чего ж, Сеня, не ешь? Для офицеров в магазине имеется.

— Для фосфора, Яшка, свежая рыбка требуется! Ага, вспомнил.

— Стройка тут при чём? Кузовчиков-то плотничал в КЭЧе. А там чья епархия? Не запамятовал, капитан?

— Не было стройки, не было и шпионов! — Голощёков прижмурил светлые глаза. — Считаешь, на гарнизон нацелен?

— Не волнуйся, Яшка! Настойка валерьянового корня помогает.