Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20

До окончательного определения судьбы Кузовчикова решено было отконвоировать в тюрьму. Так приказал генерал Чугунов.

Нарядили двух солдат, призванных недавно из запаса. Кузовчиков шагал с поднятой головой. Шапка-ушанка вздета на маковку. Седоватые волосы пошевеливал ветер из долины. Казак во все глаза смотрел на улицы, на избы, на встречных людей, будто бы прощаясь навек.

— За что тебя, мужик? — поинтересовался красноармеец в куцей шинели, в обмотках и больших ботинках. Другой конвоир, круглолицый, губастый, смолил самокрутку.

— В распыл его определили! Шпиён японский! — Губастый подтолкнул сзади прикладом Кузовчикова. — Шевелись, зараза!

— Не похож на шпиона!

Кузовчиков ускорил шаги. Он не придал значения словам солдат. О том, что придётся ответить за содеянное, он не сомневался. И вдруг пронзило ум: «Распыл!». Безо всякого-якого, так вот — к стенке?.. Ещё с Гражданской войны Иван Спиридонович твёрдо знал: самым достоверным бывает «солдатский телеграф». Этот губастый не сам выдумал «распыл». Кто-то уже приговорил казака! И нежданно всколыхнулось в душе: нет!.. Он не увидит это небо, эту подмёрзшую землю, эту взрябленную ветром реку, эти синеющие горы за железной дорогой, этот песок не потопчет… «Нет! Нет! Нет!» — закричала каждая клеточка его могучего тела. Хлопок выстрела — и как будто бы и не было его на этом свете!..

Приблизились к тюрьме за высокой стеной. Он пошёл влево. Какая-то сила толкала его в спину. Конвоиры удивлённо переглянулись. Кузовчиков, обогнув угол стены, сорвался к обрыву. Без промедления сиганул вниз, закувыркался, как тяжёлый мешок. Позади клацали затворы.

По реке плыла шуга. Его обожгло холодом. Течение повлекло его к мосту. Одежда тянула в глубину. Сапоги были с тугими голенищами — крепко держались. Шапку сронил под откосом. Густые волосы, борода обледенели. Охранник на мосту не заметил Ивана Спиридоновича среди льдинок, комков снега. Справа уплыл завод «Механлит». Надвинулся кагат дров западнее «стеколки». Кузовчиков выгребал на быстрину. Струёй его вышвырнуло на шиверу. Ноги почувствовали опору. На четвереньках выполз на песчаную отмель. Между ракитником по кочкарникам поскакал вглубь острова. С детства помнил: осерёдыш тянется на две версты и служит местом заготовки сена. Он боялся столкнуться с односельчанином…

Какие-то деревца. Какая-то дорожка в лужицах. Копешка сена с хлыстами наверху. Всё это не задерживало взгляд беглеца. Опамятовался, наткнувшись на ограждение из жердин. Чернела избушка бакенщика…

Тишина!

Мокрый ватник оттягивал плечи, вода с него капала наземь. Руки покраснели. Пальцы не чувствовали ничего. Покалывало под ложечкой. Он припустил к домику. С силой рванул дверь — не заперто! Обметнул взглядом комнату. У порога — ватные брюки и куцый пиджак. Суконная фуражка с «крабом» — флотская! У печки дыбился брезентовый плащ с оторванным карманом. Смятые бахилы с ремешками…

Сапоги — долой! Ватник и мокрые брюки — вон! Вместо портянок — полотенце и широкие занавески с окна.

Спустя минуты из домика бакенщика выбежал по-новому обряженный Кузовчиков. За плечами — мешок. Картошка, полбуханки черствого хлеба. Соль в тряпице. Коробок спичек и столовый нож на деревянной ручке. На голове красовалась фуражка речника.

Тропой пересёк остров, направляясь к протоке. Молил Бога о какой-никакой посудине. Он понимал, что его ищут. Подняты на ноги караульные службы. Пристянуты солдаты гарнизона. Оповещены контрольные посты на дорогах и переправах. Во все глаза смотрят на вокзалах и в поездах…

У причальных кольев обнаружил полузатопленную плоскодонку. К черёмуховому кусту прислонено весло-кормовик. Вытащить на сушу лодку, отлить воду из неё для беглеца не в тягость. Протока, отделявшая остров от материка, забита шугой. Плоскодонка с трудом ползла под напором Кузовчикова. Он с силой разметал куски льда, скопления смёрзшегося снега. Поминутно оглядывался, прислушивался. Опасался он и берега: ну-к, хозяин навстречу!

Лодка ткнулась в мель. Кабаргой загнанной прыгнул Кузовчиков в траву. Брызги — фонтаном! Слева темнели окраинные избы Сотникова. У подошвы сопки — дорога. И дальше — зелень тайги! Спешным шагом — вперёд! На его удачу, до леса никто не встретился. Он побежал с новой силой, огибая плешины снежной корки. Обросшим деревцами буераком достиг седловины, перевалил на сторону таёжной речки Малая Пьяная. Минутку передохнув, побрёл замёрзшим ручьем саженей триста. Скосом горы удалился от воды в сосновый бор, одолевая заломы сваленных сухостоин.

На вершине у большого камня оглядел долину Селенги. Город дымил. Труба «Механлита» исходила чёрной копотью. На путях Дивизионной ползала «маневрушка» с вагонами. Над стекольным заводом клубился седой пар. Острым глазом выделил третий дом от вокзала: «Прощай, Груша!».

Иван Спиридонович опустился на валун. Плечи задёргались в рыдании. Он сполз с валуна в пожухлую, прихваченную первыми утренниками траву. В нос ударило свежей прелостью, будто бы только подсохшим сеном. Он гладил перед собой землю заклёклыми руками. Такое сено он помнил по утренним зорям. Ему почудилось, что слышно мягкое живканье литовки…

Толчок в сердце: ищут! Его ищут как беглеца… В спешке он сильно перетянул бахилы ремешками. А ему примерещилось, что сапоги крепко обхватили икры, тянут ко дну. Льдины тёрлись, крошились. В мешанине снега, льда, обломков брёвен, коры, хвороста он приметил сучковатую лесину. Она-то и вынесла его на быстрину. Не землю и траву сырую гладят руки — ослизлый ствол той замшелой сосны. Иван Спиридонович по-звериному озирнулся, прячась за валуном. Поцарапал смёрзшуюся бороду, отдирая остатки мелких сосулек. По щекам катились слёзы…

— Крж-ж-чи-и! — В вершине соснового дерева железно проскребла кедровка.

Кузовчиков встрепенулся, осознав случившееся: убежал!

Получив из Распадковой донесение Васина о побеге вражеского лазутчика, Чугунов вылетел на место происшествия. Гневу генерала не было предела: никак не удаётся отбить атаки противника!

В гарнизоне он первым делом выслушал объяснение Голощёкова. Тот попытался сгладить остроту ситуации.

— Расследование даёт основание полагать, что Кузовчиков утонул в Селенге.

— И концы в воду, так, что ль? — Чугунов отверг догадки капитана. — Должна быть высокая степень достоверности!

— Шуга, быстрое течение, холодная вода…

— Каждому младшему из размладших в нашей службе известно, что конвоировать арестованных необходимо с максимальной предусмотрительностью! — не принимал доводы Чугунов. — Вы допустили непростительный проступок!

— Комендант прислал нерасторопных новичков…

— Давайте сюда ротозеев!

Виновники вошли, понурив головы. Без ремней. Ботинки без шнурков на босые ноги. Путались в ответах, тараща глаза на генерала.

— Утоп, как есть! — горячечно глядел на Чугунова губастый.

— Мырнул — нет никого! Я стрелил, чтобы привлечь, — оправдывался его напарник, сжимая и разжимая пальцы в кулаке.

— На хлеб и воду разгильдяев! — Чугунов хмурил брови. — Двадцать суток гауптвахты каждому!

Наряды солдат из полка НКВД с собаками прочесали окрестности и усадьбы Ошуркова, Сотникова, Иволги, Дивизионной, Мостового — пусто. Дозорами были перекрыты таёжные тропы, уводящие путника к границам Монголии. Оповещены пограничные заставы.