Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
И все так же улыбаясь своей легкой, едва обозначенной улыбкой, пошла в кабинет…
После разговора с Гуркиным у меня отлегло от сердца. Никакие не бумаги, никакой переводческой тягомотины – все та же оперативная работа, только несколько иного характера – время-то теперь не военное. А учитывая еще отношение ко мне самого Гуркина, лучшего и желать не приходилось. Я выскочил из его огромного роскошного кабинета, больше похожего на музей, с широченной улыбкой на все лицо.
– Ясно! – Зоя скользнула по мне взглядом. Она по-прежнему стучала на машинке. – Поднимись на второй этаж, пятая комната. Собственно, там не комната,
Я уселся в кресло поудобнее, рассчитывая на долгий приятный разговор.
– Нет, нет, нет! – замахала руками Зоя. – До восьми я печатаю. Мне тренироваться надо. Понимаешь? Я ведь пока еще на машинке еле-еле. Одним пальцем тик, другим так.
– А потом, после восьми?
– А потом ужинать.
– А после ужина? Опять тик-так?
– Разве только полчасика воздухом подышать. У нас здесь хороший сквер…
– Покажешь, ладно?
Окрыленный ее обещанием, я забросил в свое новое логово чемодан, слетел с широченной лестницы, тоже устланной ковровой дорожкой и охватывавшей с двух сторон мраморные статуи не то богинь, не то весталок с несколькими плафонами в виде стеклянных шаров, и выбежал в сквер.
Да, скверик уютный, ухоженный, но, на мой просвещенный взгляд, слишком открытый. Кусты низко подстрижены, а кроны деревьев, наоборот, подняты как шапки. Три или четыре скамьи, но все на виду.
Было еще время, и я произвел быструю рекогносцировку на местности. Слева виднелся парк, но уж слишком до него далеко. А вот в другую сторону вела улица без единого деревца, вся в магазинах.
Но зато за ней совсем рядом, за углом, я открыл премилый кинотеатрик. Какой-то неизвестный мне французский кинофильм с Жаном Габеном в главной роли.
Вот это подойдет!
И за ужином я предложил Зое:
– Знаешь что, рядом идет фильм с Габеном.
– А это кто?
– Известнейший французский киноактер. Я его еще до войны в Риге несколько раз видел. Пошли, так хочется довоенное вспомнить. Билеты уже у меня, – похлопал я по карману гимнастерки.
Уламывать ее не пришлось.
– Ну, раз билеты… Правда, я хотела потренироваться еще часа два… Ладно, завтра наверстаю…
И мы отправились смотреть Жана Габена.
Кинотеатрик маленький, мест на двести. Я предусмотрительно выбрал средние места, у самого прохода.
Свет потушили, мелькнуло несколько кадров цветной рекламы, и под легкий стрекот кинопроектора стала развертываться история простодушного парня, завербованного уголовниками и постепенно ставшего квалифицированным взломщиком.
– Что они говорят? Что говорят? Переводи, пожалуйста, – просила Зоя.
Но вскоре, заметив, что мы мешаем соседям, а может, увлекшись острым сюжетом, стала следить за ходом событий на экране, не требуя от меня перевода.
Молодой симпатичный вор медленно, с оглядкой подбирался к сейфу.
Я удобно закинул руку на Зоино кресло.
Взломщик нацелил свое сверло на нужное ему место в наборной катушке сейфа.
Я продвинул руку подальше, едва ощутимо коснулся Зоиного платья.
Взломщик осторожно потянул дверцу сейфа.
Я положил руку на мягкое податливое плечо.
– Не надо, – едва слышно произнесла Зоя.
Первое
предупреждение! Поднаторевший уже в играх с податливыми венгерками, я резонно решил, что его можно не принимать во внимание.На экране – крупный план. Лицо взломщика в каплях пота. Дверца сейфа медленно отходит.
В зале абсолютная тишина. Кульминация. Все зрители дружно затаили дыхание.
Я решительно опустил руку в вырез платья пониже плеча.
И вдруг тишина взорвалась оглушительным треском. Я, не вполне понимая еще, что случилось, схватился за щеку.
И тут вспыхнул яркий свет.
Весь зал дружно повернулся в нашу сторону. Я моментально отдернул руку от горевшей щеки. Зоя сидела, отвернувшись от меня и низко опустив голову.
В венгерских кинотеатрах, да и в кино многих других стран, в середине фильма обычно делают перерыв на пять-семь минут, чтобы зрители могли покурить, сбегать по своим надобностям, съесть пирожное или конфету.
Люди теснились, вытаскивая на ходу пачки сигарет, мимо нас к выходу, многие смотрели на меня и открыто посмеивались. Я отлично понимал, о чем они думают: русский офицер снахальничал и получил от своей венгерской спутницы хорошую оплеуху. Они готовы были даже зааплодировать ей. Но на ремне у меня висела кобура, и они опасались последствий. Что кобура была пуста, так как пистолет надлежало сдать по старому месту службы, никто из них, разумеется, не подозревал.
Я же больше всего опасался, что Зоя сейчас встанет и уплывет из зала с людским потоком. И вся любовь! Я сам напортил, сам обрубил то слабое и нежное, что только-только наметилось между нами.
Но она не ушла. Наверное, ей было стыдно не меньше, чем мне. Стыдно за меня!
Народ стал возвращаться, негромко смеясь и переговариваясь. Все, как один, улыбались. Представляю себе, что было о нас наговорено в фойе.
И снова Жан Габен берется за прерванное преступное дело.
Я сижу согнувшись, сунув руки между коленями. Молчу. Зоя тоже молчит. Переводить не надо. И так все ясно.
Не знаю, как я выдержал этот мучительный час. Но выдержал. А когда сеанс кончился, нашел в себе силы прошептать:
– Выйдем последними, ладно?
– Как хочешь, – прошелестело в ответ.
На улице было еще светло. Я не решался взять ее под руку. Шли и молчали.
Скверик у дома номер четыре. Часовой у наших ворот.
– Прости меня, – заговорил я внезапно осипшим голосом, чувствуя, что другой возможности больше не будет, может быть, никогда. – Сам не знаю, как получилось.
– Я тоже, – в голосе Зои звучал смех. – Не знаю, как получилось… так громко.
И вдруг мы засмеялись. Оба сразу. И смеялись так громко, так долго, так заразительно, что часовой у ворот тоже заулыбался.
А потом вдруг посуровел:
– Все хиханьки да хаханьки! Возле поста не положено. Проходите, а то возьму да закрою.
– Ну и закрывай себе! Вот напугал.
Сели на открытую со всех сторон скамейку и давай целоваться. Прохожие-венгры идут, косятся. А мы целуемся и смеемся. Пусть смотрят, черт с ними! Пусть смотрят и завидуют.
Так все началось. И так продолжалось. Долго-долго – месяца три или четыре. Работы у меня было очень много, встречались мы только по утрам в столовой. Днями и долгими вечерами я пропадал по разным заданиям. Зоя же стучала: тук-тук. До поздней ночи. Иногда Гуркин силой отгонял ее от машинки.