Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Кот спрыгнул с форточки. Сел на паркет, уставился на Вагина с любопытством.
— Спасибо, — сказал Вагин.
— Не стоит благодарности, — ответил кот, почесал толстой лапкой за ухом, отрешенно глядя перед собой. Чихнул. Поднялся. Потопал из комнаты. Упитанный. Неторопливый. Хозяин.
— Как звать-то тебя? — вслед ему спросил Вагин.
— Чома, — не оборачиваясь, ответил кот.
— Хорошо, — сказал Вагин. Снял салфетку с маленького столика, накрыл ею окровавленное лицо Птицы. Отступил назад и устало опустился на пол у стены, напротив трупа.
Прохрустел ключ в замке, поспешно, суетливо, скрипнула дверь, качнувшись на петлях, распахнулась,
Лика шагнула в комнату. Остановилась тотчас. Увидела лежащего Птицу, зажмурилась на мгновенье, тряхнула головой, на Вагина взгляд перевела. Вагин не вставал, все так же сидел на полу, ноги скрестив, курил, щурился от дыма, смотрел на Лику выжидающе. Она снова взглянула на Птицу, подалась вперед, сделала шаг, другой, присела возле трупа, потянула салфетку вверх с его головы, опять зажмурилась, отпустила салфетку, погладила Птицу по груди, по плечам, по рукам, разжала пальцы на правой руке, подняла пистолет, встала, направила оружие на Вагина… Вагин затянулся очередной раз, бросил равнодушный взгляд на пистолет, потом вскинул глаза на Лику, глядел на нее вопросительно, ну, что дальше, мол? Упала рука с пистолетом, повисла безвольно вдоль тела, полетел вниз пистолет, грохнулся о паркет, Лика подогнула ноги, неуклюже села на пол напротив Вагина, вжала ладони в лицо, забормотала что-то несвязное, вздрагивала.
Вагин какое-то время смотрел на женщину, бережно трогал взглядом ее струистые волосы, ее белые пальцы, ее прозрачные запястья, ее острые локотки, ее тонкие бедра, ее легкие ноги, согревал глазами ее, выстуженную, — ощутимо. Она почувствовала, перестала вздрагивать, перестала бормотать, ладони стекли с лица, она улыбалась тихо, глаза закрыты, лицо светлое… Вагин встал, взял с пола пистолет, вынул из кармана платок, вытер отпечатки с оружия, вложил его обратно в руку трупа, вернулся к стене, где сидел, подхватил автомат и его протер платком и, усмехнувшись, вложил его в другую руку Птицы, полюбовался проделанной работой, затем вытряхнул окурки из пепельницы и завернул их в клочок бумаги, сунул бумагу в карман куртки и из того же кармана достал красную книжечку — паспорт. Развернул его, прочитал вслух:
— Альянова Елизавета Ивановна, — протянул паспорт Лике.
Лика открыла глаза, машинально взяла паспорт, машинально открыла, увидев свою фотографию, тотчас захлопнула паспорт, подняла лицо к Вагину, вгляделась в него внимательно. Вагин подал ей руку, помог встать, поцеловал в губы…
Через несколько минут с двумя тугими пузатыми сумками и упитанным котом Чомой под мышкой она стояла в прихожей.
Вагин напоследок еще раз оглядел квартиру и вышел прочь, с силой захлопнув за собой дверь.
Вагин остановил машину возле своего дома. Вышел. Один. Взбежал по лестнице. Очутившись в квартире, первым делом заспешил к письменному столу, вынул из ящика лист бумаги, почтовый конверт, ручку, написал на листе скоро: «Начальнику управления внутренних дел… Рапорт… Прошу уволить меня…» Расписался, поставил число, сложил бумагу, сунул ее в конверт, а сам конверт заклеил и написал на нем адрес, и только потом принялся собирать вещи. Появился на улице с объемистой спортивной сумкой. Прежде чем подойти к машине, бросил конверт в почтовый ящик, что висел рядом с подъездом.
— Послушай, — окликнула его Лика. Она стояла у автомобиля, опиралась на открытую дверцу. — А куда мы, собственно,
едем?Вагин приблизился к машине. Пожал плечами:
— Понятия не имею.
— Хорошо, — сказала Лика, и снова забралась в машину, и захлопнула дверцу.
Кончился город. По обеим сторонам дороги мелькали деревеньки, перелески, поля, коровы, комбайны, церкви, солнечные лучи, бабочки, загорелые мальчишки, велосипеды, старики, цветы, жестяные ведра и, конечно же, коты — куда же без них, — и много всякого другого.
Вагин вставил кассету в магнитофон. Том Джонс. Семидесятые годы. «Естердей». Слушал напряженно минуту, две, а потом улыбнулся, а потом захохотал.
— Если б ты знал, как я счастлива, — сказала она.
— Если б ты знала, как я счастлив, — сказал он.
Машину догоняли, снижаясь, два желто-синих вертолета.
— Я люблю тебя, — сказал он.
— Я люблю тебя, — сказала она.
— Они любят друг друга, — подтвердил Господь.
Пшеничников В.Л.
Шпион умирает дважды
I
Море дыбилось, плотик на волне вставал едва ли не вертикально, и вся жизнь летела под рев шторма к черту на рога, в преисподнюю, а Рыжий, облапив пистолет обеими руками, выцеливал жертву, метя ей непременно в голову.
— Эй, не дури… Слышишь?
Их разделяло всего лишь пять небольших шагов — ровно столько, сколько насчитывалось от одного резинового надувного борта рыбацкого плота до другого, и ступить дальше, а уж тем более укрыться, было некуда и негде. Вокруг, застилая горизонт, вскипали, ходили ходуном высокие злые волны — непроглядные, как сама судьба.
— Предупреждаю: для тебя это может плохо кончиться…
Рыжий словно оглох. Он старательно щурил глаз, но силы его уходили больше на то, чтобы удержать под ногами зыбкую надувную палубу, и выстрел все запаздывал, томя душу неминуемой развязкой.
— Опусти оружие, тебе говорят! Скотина…
Пенный клок слетел с гребня косой волны, хлестнул Рыжего по лицу, усеяв мелкой влагой плохо выбритые щеки с пучками неопрятной, должно быть, жесткой поросли. Не теряя из поля зрения противника, Рыжий отер рукавом лицо. Рот его свело не то судорогой, не то зевотой, губы поползли в стороны, оголяя узкие и длинные, как у старого мерина, отменной крепости зубы.
— Я тебя ненавижу… К-как же я т-тебя н-ненавижу! — давясь словами, прошипел Рыжий, теряя опору при очередном броске волны.
Костлявые кулаки Рыжего, в которых пистолет казался игрушечным, были сплошь покрыты коричневыми пигментными пятнами, огромными и отчетливыми, будто лепехи коровьего помета на ровном лугу. Шишковатые, с короткими обрубками ногтей, пальцы не выпустили бы пистолета, случись Рыжему рухнуть внезапно замертво или ненароком свалиться за борт.
— Брось оружие, идиот! Оно ведь заряжено!
— Не твоя забота, Джек, или как там тебя…
— Мы должны держаться вместе, иначе пропадем оба!