Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Они раньше сошли. Был я немножко выпивши, так?
А с женой у нас...
– Он не досказал и бросил на нее взгляд.
Та встала со стула, хотела вмешаться, но Козюренко поднял руку, попросив не делать этого.
– Назовите, с кем ехали в поезде.
– С ребятами, я же говорю. Трактористы они, так?
– Фамилии, имена помните?
Семенишин заморгал, сокрушенно опустив голову.
– Пьяный был, - сказал смущенно.
– Забыл...
Пол-литра, значит, взяли, а потом еще, так?
– Вы тоже покупали водку?
– прищурил глаза Роман Панасович.
– Ночью, да еще на
– А я еще перед отъездом. Пол-литра...
– Имели при себе деньги? Сколько?
Семенишин заерзал на стуле. Козюренко обратился к его жене:
– Сколько дали мужу на дорогу?
– На проезд да еще трешницу.
– Из нее вы рубль заплатили за койку в гостинице...
– Роман Панасович уставился немигающим взглядом на Семенишина.
– Завтракали?
– Тот кивнул Еще полтинник на завтрак. Откуда же взяли деньги на водку?
Лицо Семенишина покрылось красными пятнами.
Щеки обвисли.
– У Пруся. Он одолжил мне семьдесят рублей. Десятку пропили, поэтому и не сказал жене.
Козюренко вспомнил тело с раскроенным черепом.
И вывернутые карманы. Вряд ли Семенишин отважился бы на убийство ради семидесяти рублей. Конечно, мог надеяться, что возьмет больше. Но при чем тут картина? Может, Прусь через Семенишина хотел ее куда-то переправить?
Спросил коротко:
– Где деньги?
– Пожалуйста... Тут они...
– Семенишин полез в шкаф, вытащил из нижнего ящика завернутые в платок деньги.
Роман Панасович незаметно посмотрел на женщину: глаза у нее наполнились ужасом, губы дрожали.
Внезапно подумал: "А если все это правда? Все так, как рассказывает Семенишин? Могло быть? Конечно, могло. А "Портрет" Эль Греко тем временем..."
– Следовательно, вы утверждаете, что не знаете, где живет Прусь, и никогда не были у него дома?
– Это истинная правда!
– Семенишин приложил обе ладони к груди.
"Если его отпечатки пальцев не идентичны отпечаткам на стакане с недопитым портвейном... подумал Козюренко.
– Прямых доказательств пока что нет.
Конечно, если не найдем тут картину. Итак, обыск..."
Вышел с Владовым в коридор, приказал вызвать оперативную группу и попросил взять у прокурора постановление на обыск. Вернувшись, спросил у Семенишина:
– Насколько мне известно, Прусь не очень щедрый человек и никому денег не одалживает...
– Он сознательно говорил о покойнике как о живом, надеясь, что Семенишин как-то прореагирует на это. Но тот сидел потупившись.
– Почему же он отдал вам всю зарплату и еще пообещал полтысячи?
Семенишин поднял голову, и Козюренко заметил, как забегали у него глаза.
– Почему?
– настаивал следователь.
Семенишин потер свои сморщенные щеки кончиками пальцев. Он явно колебался.
– Пожалуйста, не скрывайте от нас ничего, - посоветовал Роман Панасович.
– Прусь был у меня, так сказать, в долгу, - нерешительно, запинаясь, начал Семенишин.
– Уже давно, со времен войны, когда вместе партизанили. Я никому не рассказывал, так? Потому как и сам тут не оченьто...
– покачал головой и продолжал твердо, как человек, сделавший первый шаг и терять которому уже нечего.
– Когда-то я видел, как Прусь снял обручальное кольцо с пальца мертвой женщины, так? Он заметил,
Я говорю: "Выбрось кольцо!" Он и выбросил. Потом обещал: "Я тебе всю жизнь буду благодарен, что понадобится, рассчитывай на меня". А тут очередь на машину, я и вспомнил, так?
Но ведь это могло выглядеть как шантаж...
– Да нет. Столько лет прошло. Надеялся на благодарность. Думаю, деньги у него есть. Живет ведь один. А он мне - семьдесят рублей... Я знаю, что полтысячи не пришлет. Пообещал, только бы отделаться, так?
"Если придумано, то неплохо", - отметил Козюренко.
А вы помните, как появился в вашем отряде Прусь?
– Почему же, помню. Мы не очень-то и доверяли ему, так? Полицай поглумился над девушкой Пруся, а Василь убил его. Пришлось бежать. К бандерам ему было не с руки, потому как этот полицай имел среди них в нашем районе много дружков. Ну, и пристал к нам, так? Наш командир товарищ Войтюк из ихнего села был - пожалел и взял.
"Верно, на свою голову!" - чуть не вырвалось у Романа Панасовича.
– Мы вынуждены произвести в вашей усадьбе обыск, - сказал он.
– Скоро приедет оперативная группа. Но перед этим я хотел бы еще раз убедиться: все ли вы рассказали правдиво и не утаиваете ли чегонибудь?
– Яшенька, - подошла к нему жена, - ты уж...
если что натворил, лучше сознайся. И нам будет легче...
Семенишин посмотрел на нее как-то отчужденно.
– Пьяный я был, может, чего-то и не помню...
В чем меня обвиняют?
– обернулся к Козюренко.
– Дело в том, что Прусь убит и ограблен. А вы были с ним в тот день. Ездили за деньгами.
– Не выйдет!
– вдруг закричал Семенишин. Он выпятил губы, и морщины неожиданно разгладились на его лице. Это было сказано так решительно, что Роман Панасович встал со стула. А Семенишин вдруг безвольно осел, и руки его опустились как плети.
– Так уж лучше сознайся, - шептала жена, склонившись над ним.
– Прочь!
– Семенишин оттолкнул ее от себя.
– Вы мне дело не пришьете! погрозил он пальцем Козюренко.
– Вспомните фамилии тех, кто был с вами в поезде, - предложил следователь спокойно.
– Имена, приметы... Это для вас очень важно.
Семенишин удивленно воззрился на него. Закрыл глаза, немного подумал и покачал головой.
– Нет, - сказал стыдливо.
– Пьяный был, все из головы вылетело.
– Вдруг какая-то мысль, видно, промелькнула у него. Нерешительно начал: - Но был там такой долговязый...
– Потер лоб и радостно воскликнул: - Тимком его звали, вспомнил - точно Тимком, так?
– Тракторист Тимофей?
– повторил Козюренко, и нельзя было понять, иронизирует он или говорит серьезно.
– А фамилия?
– Не знаю. Тимко - и ладно.
– Теперь в тоне Семенишина ощущалась уверенность.
– Он сошел где-то перед Ковелем.
– Ну... ну...
– Роман Панасович хотел что-то прибавить, но на улице остановилась машина.
– Вера Владимировна, - попросил он, - встретьте сына и уведите его куда-нибудь. Эта процедура не для детей...
А вы, - приказал Владову, - сходите к соседям и попросите их быть понятыми.