Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20

Вы оставили на стакане отпечатки пальцев. Надеюсь,

знаете, что это доказательство считается бесспорным?

Суханова опустила голову и какое-то время молчала.

– Мы условились с Василем, что я никому не скажу об этом свидании. Он вообще запретил мне бывать в Желехове.

Козюренко отметил, что Суханова ни разу не ошиблась: говорила о Прусе как о живом.

– Зачем вы ездили в Желехов? У вас были какиенибудь веские причины?

– Просто скучала по Василю.

– На чем ехали?
– - На автобусе.

– Одна?

– Да.

– А может, с Вадимом Григоруком?

Суханова резко повернулась на стуле. Спросила с вызовом:

– - А какое это имеет значение?

– Имеет. И большое.
– Козюренко постучал пальцем по столу. Следовательно, вы утверждаете, что были с Прусем одни?

– Нет... Собственно, да...
– Полина зябко съежилась.
– Меня возил Вадим Григорук.

– Он заходил в дом?

– Ждал меня внизу.

– Когда вы ушли от Пруся?

– Точно не помню. Кажется, в половине одиннадцатого.

– Для чего брали с собой Григорука?

– Я люблю его!
– Это признание будто придало Полине сил.
– Я люблю его, поэтому и ездила. Я хотела уговорить Пруся, чтобы он не преследовал нас.

Однажды он вынудил меня написать расписку на пятнадцать тысяч рублей. Дом стоит больше, и я согласилась. Тогда у меня не было Вадима .. Кто знал, что так случится?

– Что случится?
– быстро спросил Козюренко.

– Что вы арестуете Пруся Он говорил, что уже в этом году оставит работу и женится на мне. А потом я встретила Вадима. Василь Корнеевич просил меня оставить Вадима, потом начал угрожать.

– Так вы не знали о тайнике в подвале вашего дома?
– Этот вопрос Козюренко поставил совсем формально: Суханова, конечно, так тщательно не хранила бы собственную расписку на пятнадцать тысяч.

– Разумеется, не знала.

– И вы поддались на уговоры Пруся и решили не разлучаться с ним?

– Он же сказал, что вскоре будет иметь много денег - хватит на всю жизнь. И тогда он женится на мне. Я люблю Вадима. А он живет в общежитии.

– Следовательно, если бы Прусь подарил вам дом на Тополиной, вы бы вышли замуж за Григорука?

– Мы даже хотели выплачивать Прусю мой долг.

Козюренко улыбнулся.

– Лет пятнадцать?.. Не так глуп Прусь!

– Я тоже могла причинить ему неприятности!
– зло бросила Суханова.

– Значит, Прусь понимал это и потому не пошел на конфликт?

– Он любит меня, - возразила Суханова.

– Любил?

Суханова выдержала пристальный взгляд Козюренко.

– Думаю, и будет любить!
– ответила уверенно.
– Но теперь, когда все выяснено, почему меня держат здесь? Не обвиняют же меня в том, что я сознательно прятала в своем доме чужие деньги?
– она сделала ударение на слове "своем", и Козюренко снова невольно улыбнулся.

– Построенном на чужие деньги, - уточнил он.

– Ну что вы! Иногда я просто занимала у Пруся.

В конце концов, я верну долг.

– Кому?

– Прусю.

– Девятнадцатого мая утром, - сказал Козюрейко ровным голосом, - Пруся нашли с раздробленным черепом в кухне его дома в Желехове. Последними были у него вы и Григорук. На вас, гражданка Суханова, падает подозрение в убийстве. Мы устроим вам очную ставку с Григоруком. Хочу еще раз напомнить: чистосердечное раскаяние смягчит вашу вину.

Суханова сидела, обхватив голову руками, и полными ужаса глазами смотрела на Козюренко. Внезапно слезы потекли по ее щекам, оставляя две мокрые полоски.

Мы не убивали...
– еле слышно прошептала она.
– Нет, не убивали!
– Руки ее упали на колени, и она всхлипнула.

Но Козюренко невозможно было тронуть слезами.

Он видел и лучше разыгранные сцены, привык верить только фактам и логике фактов, а слезы, истерики давно уже не действовали на него. Правда, было одно обстоятельство, противоречащее логике: добровольное признание Сухановой в том, что она полюбила Григорука и поэтому ездила к Прусю. Эта сметливая и практичная женщина не могла не понимать, что ее признание против них, если бы они с Григоруком действительно убили Пруся. Но, может, была уверена, что они не оставили следов, и поэтому не успела придумать лучшую версию.

Вы когда-нибудь спускались в подвал Прусевого дома?
– спросил Козюренко.
– Не находили там тайник с картиной?

– Какая картина?
– перестала всхлипывать Суханова.
– Я ни в чем не виновата, и вы скоро убедитесь в этом!

Козюренко вызвал конвоира.

– Советую вам, Суханова, хорошо подумать, - должны понимать: мы все равно узнаем правду.

Допрос любовника Сухановой ничего не прояснил.

Григорук сразу же признался, что сопровождал Полину в Желехов. Суханова хотела упросить своего бывшего поклонника, чтобы тот не преследовал их.

Вышла из дома Пруся в отчаянии, и они поссорились.

Насколько понял Козюренко, у Григорука были только меркантильные интересы: хотел стать хозяином особняка на Тополиной. Он показал, что в ответ на его вопрос, договорилась ли Полина с Прусем, Суханова устроила истерику и, вместо того чтобы сесть в такси, которое ждало поблизости от усадьбы Пруся, направилась на автобусную станцию. Григорук догнал ее и отвез домой на Тополиную.

Все сходилось, кроме одной детали: Суханова утверждала, что вернулась домой автобусом...

...Роман Панасович только что прилег на диванчик, положив под бок подушку, когда на столе снова зазвенел телефон.

– Как дела, Роман?
– загудел в трубке голос начальника управления.

– Как тебе сказать...
– почесал затылок Козюренко.
– Двигаются понемножку.

– Ага, - засмеялся тот.
– Понимаю, тупик. Вот что, брось все, и едем обедать. Ты не забыл, что обещал Нине? А сам уже два дня носа не показываешь.

Козюренко вспомнил, какими варениками угощала их Нина Павловна, и внезапно ощутил такой голод, что проглотил слюну и признался:

– Знаешь, дружище, я и правда ужасно хочу есть...

Они съели ароматный рассольник, и Нина Павловна поставила на стол тарелки с жарким. Роман Панасович засмотрелся на картошку, от которой шел пар, и не мог сообразить, какие ассоциации она вызывает у него. Наконец вспомнил и рассказал, как они с сестрой когда-то продавали подушки.

...Было это давно. Он тогда был восьмилетним мальчиком. Они недавно приехали в Киев из села, где мать учительствовала, и еще как следует не устроились. Мать захворала, лежала с высокой температурой и послала Романа с Надийкой на толкучку. Перед этим долго советовались, что продать. Лишних вещей не было - вот и решили сбыть подушки: ведь под голову всегда можно что-нибудь подложить. Надийка и Ромко взяли две большие, в красных наперниках подушки и бодро двинулись на базар. Но настроение у них сразу испортилось, когда они увидели огромное скопище людей. Это была подлинная стихия. Человеческая толпа бушевала как море, а над ней стоял неимоверный шум. Здесь господствовали свои неписаные базарные законы. С краю имели свои постоянные места "раскладники". Они продавали всякий хлам: проволоку разного диаметра, букинистическую литературу, старорежимные замки с секретами, медные краны, старые туфли и "крик моды" - вышитые гладью коврики с гномами и лебедями.