Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Была, была… — проворчал гость, снимая полушубок.
В кухню вошла Людмила. Поздоровалась с гостем.
— Вы не удивляйтесь, Тихон Савельевич, Васиному решению. У меня есть свой дом, лучше этого. А чтя память вашей покойной сестры…
— Да уж ты бы память сестры не трогала, — грозно предупредил гость. — Поди, не венчанная с моим шуряком. Месяц минул, как она усопла.
Людмила вспыхнула:
— А то уж не ваша забота! Вы свое получаете — и все!
— Да и то верно, — вдруг согласился гость.
— Люда, — обратился и ней Демченко, — не сердись, если попрошу тебя сходить
Людмила Братунь колебалась.
— Мадамочка! — презрительно проговорил гость.
Женщину вконец вывело из себя это замечание.
— Хамло! — бросила она зло, взяла пустое ведро и направилась к выходу.
— Только больше половины не набирай, — предупредил заботливый Демченко.
Они остались вдвоем, обменялись взглядами. Демченко присел было к плите, начал укладывать в топку дрова, приготовленные с вечера, но гость настойчиво потребовал:
— Покажь комнаты, Василий Филиппович. Должен я знать, сколько доплачивать. Что ты с домом сделал…
Он открыл дверь в зал.
Там, за широким столом, сидело двое настороженных мужчин. Один помоложе, плечистый, с правильными чертами лица. Второй — лет сорока — сорока пяти. Длинные сильные руки, широколицый. Но лоб узенький. Из-под густых, кустистых бровей поблескивают маленькие зеленые глазки, налитые желчью. Эти глаза и напомнили Ивану Спиридоновичу Яроша. «Уж не брат ли нашего Тараса Степановича? — подумал он. — Нетахатенко!..»
— А-а… вот почему ты стал добрым, покупателей на мой дом уже пригласил, — ощетинился недоверчивый гость. — Так имейте в виду, — выкрикнул он двоим, — купите мой дом у Василия, по судам затаскаю, и плакали тогда ваши денежки!
— Это брат моей жены, — показал Демченко на того, что помоложе, — приехал погостить со своим другом.
— Тогда иное дело, — облегченно вздохнул гость. — Тихоном Савельевичем величают, — он протянул руку и пошел навстречу тому, кто был постарше, покрепче. Демченко в это время очутился возле Григория.
Ласточкин захватил пальцы Нетахатенко, с силой пожал их. Потом дернул руку на себя. Угрюмый мужик не ожидал такой прыти от «деревенского сквалыги». Мгновение — и рука бандита оказалась вывернутой за спину, а сам он плюхнулся на колени и взвыл от острой боли в плече.
Демченко обхватил Семена Воротынца-Григория. Между ними завязалась борьба. И несдобровать бы Василию Филипповичу: Воротынец был поздоровее его и более опытным бойцом, но распахнулись двери спальни, на помощь спешили двое чекистов, которые проникли в дом через окно.
А в кухне в это время гремели выстрелы, закрытую дверь расстреливал Руденко — бывший базарный слепой, запертый в мастерской фотографа.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
При обыске в доме Людмилы Братунь обнаружили склад медикаментов. Правда, какую-то часть успели вывезти в лес. Но вскоре и лесной тайник был обнаружен.
Что же с героями? О врагах говорить нечего, их осудили. А как сложилась судьба остальных?
Самая печальная доля постигла Василия Филипповича
Демченко. Он присутствовал на суде в качестве свидетеля и убедился, что его Людочка была уж не столь кроткой, как ему казалось. Она отравила его больную жену, чтобы иметь возможность «перебраться на запасную квартиру», так как Казначей предупредил, что «ее дом могут нащупать через Ольгу Сурмач, которую устранить не удалось». Такое признание «его Людочки» окончательно доконало Василия Демченко.Петр Цветаев по ходатайству Сурмача был принят на работу в Турчиновский окротдел ГПУ.
А сам Аверьян?
После госпиталя его отправили в санаторий, в Крым.
Оттуда он прислал Ольге журнал «Огонек», где красными чернилами была взята в рамку такая заметка:
«Ремонтные мастерские здоровья им. Семашко (бывш. Гребнево). Чистый воздух, солнце, укрепляющие водолечебные процедуры, хорошее здоровое питание, строгий, размеренный уклад жизни, физические упражнения и весь арсенал современной медаппаратуры и самый главный аппарат — хороший врач — дают здоровье тысячам больных. И вместе с тем бывшие больные, пройдя в санатории „курс здоровья“, проводят здоровые идеи у себя в семье и на фабрике».
Слова «на фабрике» были зачеркнуты, а сбоку дописано: «В школе ГПУ».
Донецк 1967–1981
Валерий Поволяев
Первый в списке на похищение
Сайт издательства www.veche.ru
20 сентября, среда, 8 час. 15 мин.
Утром вместе с водителем к Белозерцеву приехал охранник Сергей Агафонов. Агафонов отличался от других охранников – был совершенно незаметен, как разведчик, выполняющий на вражеской территории важное задание, – мог пройти в двух метрах от кого угодно, даже около самого Белозерцева, который знал его очень хорошо, и остаться совершенно неузнанным. Словно бы на Агафонова была надета шапка-невидимка.
Он никогда не рядился в крикливую пятнистую форму с офицерским поясом и портупеей, как другие охранники, никогда не носил десантных ботинок, хотя в Афганистане служил в знаменитом «полтиннике» – десантном полку, попадавшем в такие передряги, какие даже самый изощренный сочинитель не в состоянии выдумать, не носил и шелковых штанов с лампасами, кожанки и футболки с надписью «босс»: Агафонов всегда был Агафоновым, самим собой – четким, жестким, невидимым.
– Здассте вам!
Ирина Белозерцева улыбнулась:
– Ну почему «вам», Сережа? Почему во множественном числе?
– Так положено, Ирина Константиновна, – Агафонов приподнял плечи и на улыбку ответил улыбкой – неожиданно застенчивой, смущенной.
– Не приставай к человеку с необязательными расспросами, – сказал Белозерцев. – Он при исполнении.
– А что, раз при исполнении, то, значит, глух и нем? Так, что ли?
– Считай, что так.
– Когда я ем, я глух и нем. Ах-ах-ах, какие строгости! Сережа, может быть, вам чашку кофе?