Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20

Значит, ее опасения, что муж продался немцам, напрасны. Как она сама не могла догадаться об этом! Как она только смела предположить, что ее муж, друг, человек, которого она любила, мог оказаться предателем! Евгения больше не колебалась: захватив самое необходимое, семья Готвальдов быстро покинула дом.

В село Пашкове Готвальд пришел ночью. Жену и ребенка он оставил пока у знакомых в селе Криницы, а сам отправился к Захару Ильичу. Старик предложил Готвальду переждать некоторое время на чердаке. Валентину нравился этот суровый с виду человек.

На следующий день после прихода Готвальда в село нагрянули жандармы. Один из них забежал в избу к Захару Ильичу. Это, видимо, был еще не наторевший на облавах гитлеровец. Ворвавшись в избу, он ринулся прямо к печке. Видимо, над ним подшутили, что именно в этом месте крестьяне часто прячут партизан.

— Эй, матка, матка! — крикнул он Матрене Максимовне, жене Крутова, показывая знаками, чтобы та открыла заслонку.

— Никс, никс! — покачала головой Матрена Максимовна, вытаскивая из печи ухватом чугун со щами.

Убедившись, что в печке действительно никого нет, солдат сосредоточил все свое внимание на щах. Подняв крышку, он пошевелил ноздрями, вдыхая ароматный запах, вынул из-за голенища сапога ложку.

Похлебав щей, он быстро выбежал на улицу, предварительно заглянув под кровать.

Всего этого Валентин не видел. Он лежал в ворохе сена на чердаке, сжимая в руках противотанковую гранату. Вскоре Захар Ильич поднялся к нему и сказал, что немцы ушли.

И вот теперь еще одна неприятность: вечером в избу Крутова пришел на ночлег полицейский, да еще и предупредил, что будет облава.

Захар Ильич сказал Готвальду, что этого полицейского он хорошо знает и вряд ли его стоит опасаться.

Однако и Готвальд и хозяин не спали всю ночь: Валентину ночью надо было уходить!

Шерстнева разбудил стук в окно.

Накинув полушубок и сунув ноги в разбитые валенки, Захар Ильич, что-то недовольно бормоча себе под нос, вышел открывать дверь. Тимофей на всякий случай поставил пистолет на боевой взвод.

Старик долго не возвращался. Шерстнев лежал в маленькой комнатке, отделенной от избы тесовой переборкой, напряженно прислушиваясь к тому, что происходило в сенях. Оттуда доносились приглушенные голоса, скрипели половицы.

"Кто бы это мог быть?" — раздумывал Шерстнев.

А может быть, односельчане Пашкова решили расправиться с предателем, за которого его, Тимофея, принимают?

Он поспешно оделся и на цыпочках направился к порогу. Еще раз прислушался: за дверью о чем-то шептались. Шерстнев осторожно приоткрыл дверь.

Захар Ильич держал в руках "летучую мышь". Тусклый свет фонаря вырывал из темноты еще две фигуры. Лица ночных гостей были освещены снизу, и Тимофей не сразу узнал, что перед ним Алексей и Готвальд.

Несколько мгновений полицейский стоял, не в силах произнести ни слова. Потом настежь распахнул дверь.

— Алексей! — вскрикнул он наконец и прислонился к дверному косяку. Откуда? Ты ведь?.. Ты же…

— Покойник? — засмеялся Алексеи, обнимая Шерстнева. — Как видишь, нет!

— Ничего не понимаю! — пробормотал Тимофей. — Да что это последнее время происходит?!

Захар Ильич, видимо, тоже ничего не понимал. Он приготовился услышать выстрелы, возню и сейчас переводил недоуменный взгляд с Алексея на Шерстнева.

— Это как же получается? — спросил он. — Выходит, свои, что ль, встретились?

— Свои, свои, — весело подтвердил Алексей, хлопая Шерстнева по плечу.

Тимофей обнялся с Готвальдом, и все трое долго шутили над Захаром Ильичом, который не хотел пускать в избу Алексея, потому как у него ночует полицейский.

Шерстнев возмущался, что Алексей не предупредил его о том, что остался жив.

— Ведь я мысленно похоронил тебя, брат… Как же ты мог не сказать мне?

— Но как? — спросил Алексей. — Ведь ты был в отъезде, а доверять малознакомому человеку… сам понимаешь.

— Но зачем тебе вся эта комедия? — не унимался Шерстнев. — Ушел бы просто в лес, и все…

— Чтобы доставить удовольствие гестапо. Не хотелось их как-то огорчать, — улыбнулся Алексей. — Боялся, что с начальником гестапо будет плохо. Все-таки обидно, я ведь был у него в руках. — Алексей помолчал, потом добавил: — А если говорить серьезно, то мне выгоднее числиться в покойниках, чем в живых… Поэтому я попросил Степана Грызлова переодеть один из обезображенных трупов в мой пиджак и сунуть командировочное удостоверение в карман. Я рассчитал, что в спешке они не станут проверять — есть ли у меня на ногах ранения…

В избу вошли еще двое партизан и напомнили Алексею, что пора уходить.

Был второй час ночи.

— Ну что ж, двинемся! — Алексей поднялся.

Он обнял Шерстнева, они уговорились о новых явках — все старые связи были потеряны.

Тимофей пожал руку Готвальду и двум проводникам. На прощание предупредил:

— Имейте в виду, километрах в десяти отсюда человек десять полиции. Осторожней. — И шепнул Алексею: — Завидую… Хотелось бы быть с вами.

Алексей махнул рукой.

Потерпи. До встречи…

Готвальд, Алексей и двое проводников вышли на улицу. Стояла темная ночь. Проводники, хорошо знавшие дорогу, уверенно шли по лесу.

Сразу после ухода из Красновидова Алексей в партизанском отряде спросил об Ане. С тех пор как подпольщики помогли переправиться девушке в лес, он ни разу ее не видел. Только слышал, что ее назначили разведчицей-наблюдателем.

Командир отряда огорошил Алексея неприятной новостью: оказалось, что вот уже две недели Аня тяжело больна, партизанский врач установил воспаление легких. Девушку отправил в деревню — отлежаться.

— Куда же? — стараясь скрыть охватившее его волнение, спросил Алексей.

— Она в селе Мыздра, у своей тетки, — ответили ему.

— Мыздра? Где это? Далеко?

— Километров девяносто отсюда.

Заметив озабоченно сдвинутые брови Алексея, командир отряда осведомился:

— Она что, родственница вам?

Алексей проговорил после паузы:

— Нет, больше чем родственница: она спасла мне жизнь.

— Мгм… Вот оно что…

Скобцев задумался.

— Вы не волнуйтесь, она там в безопасности, — добавил он, помолчав. Село глухое. Немцев и полиции поблизости нет. Тетка ухаживает за ней преданно.