Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Закурить есть?
Вадим обрадовался, но виду не подал, неторопливо полез в карман. Витя поковырялся толстыми, волосатыми пальцами в пачке «Винстона», вытянул сигарету, спросил:
— Родные?
— Ага, — кивнул Данин. — Родные.
— Где берешь? Здесь? Привозные?
— Привозные. Подарок. Из Финляндии.
— Из Финляндии, — усмехнулся Витя и пошевелил губами, собираясь плюнуть, но не плюнул, а сказал: — Ну, ну…
— Что «ну-ну»? — беззлобно спросил Вадим. — Думаешь, вру?
— Нет. Молодость вспомнил, — ответил Витя, неотрывно глядя перед собой. (Данину
— Понимаешь, земляк, — опять заговорил Витя. — Я же бывал в этой самой Финляндии. Два раза. Вот как.
— По туристической?
— Не…
— В командировке?
— Ага, — гордо сказал таксист.
— Ух ты! — восхитился Вадим и подумал, как бы не перегнуть.
— Это таксистов теперь в командировки за границу посылают? За опытом, что ли?
— Таксистов, — брезгливо усмехнулся Витя. — Таксиста посылают на… Кучер, он и есть кучер…
— Ну это ты чересчур, — вступился Данин за славных таксистов.
— Кучер, — упрямо повторил Витя.
— Так как же ты ездил? — Данин решил не спорить. — Другая профессия была? Что-нибудь дефицитное?
— Профессия такая же, при машинках, — сказал Витя. — Но там была работа, азарт, деньги и классные бабы. Мужицкая работенка была.
Вадим вдруг догадался:
— Гонщик? Раллист?
— Раллист, — сказал Витя и с достоинством посмотрел на Данина. Глаза у таксиста были мутно-розовые и почти без зрачков. «Как у борова. Пьет, верно, вглухую», — подумал Данин и отвел взгляд.
— Я вторым человеком был после директора. На автозаводе на меня молились. Я им престиж делал и знамена разные. На мне бабы гроздьями висели. Я жил, я дышал…
Витю прорвало. Он нес все подряд (бессвязно перескакивая с одного на другое): про трассы, по которым гонял, про города, где бывал, про гостиницы, где ночевал, про рестораны, в которых кутил, про тренеров, про женщин, про шмотки. Он пьянел от своего рассказа.
— А что потом? — прочувствованно спросил Вадим.
Витя отдышался и нехотя проговорил:
— Потом втюрился, как… Болел, аж температура была. Во как втюрился. А она… с другим. Я их застукал. Сначала жить не хотел, а потом того самого, — он щелкнул себя пальцем по горлу. — Ну и того… Короче, кучер он и есть кучер.
Когда таксист поднял руку, Вадим заметил на ней крап. Он видел уже такой однажды.
— Да, — протянул он, — и вверх тормашками потом все у тебя пошло. Знакомо. Бывает. — И опрометчиво добавил: — А потом сел, видать, по глупости, и вообще конец. Но ты не унывай, держись.
Витя шарахнул по тормозам, и Вадим рванулся вперед, едва успев руки выставить и упереться крепко в панель.
— Ты чего? — вытаращив глаза, рявкнул он.
Машина опять плавно поехала.
— Попридержи язычок, земляк, — с угрозой проговорил Витя. — Живешь и живи и не лезь куда не надо. Я тебе не кум, не сват, и не надо меня лечить…
— А я и не лечу, — сказал Вадим и подумал: «Шизофреник». А через мгновение спохватился и миролюбиво попросил: — Ты извини. Я ж как лучше хотел, не подумал просто. Хорошо?
Витя
тяжело и обиженно сопел.— Слушай, — заговорил Данин. — Есть у меня один корешок. Упакованный от и до. Тачку не берет, потому что водить боится аж до икоты. А по городу крутится как волчок. Понимаешь? Не подсобил бы, а? Твоя смена, ты у него на приколе. Тебе план плюс сверху. А?
— Нет, — глухо ответил Раткин.
— Ты знаешь, я, по-моему, где-то тебя видел, — медленно, словно припоминая, проговорил Данин.
— А я тебя не видел, — сказал Витя.
— Так почему нет? — вернулся к своему предложению Вадим.
— Ведь план плюс сверху!
— Нет, — отрезал Витя.
— Вспомнил, — сказал Вадим. — Я точно тебя видел. — Он нервничал, и лицо у него горело. — И не раз. Ты парня одного, симпатягу такого, блондина на Морском бульваре все время высаживал.
— Не на Морском, а… — машинально произнес Витя, и осекся, и вцепился яростно в руль, сощурился, потом скривился и неожиданно вывернул круто вправо, за обочину, к редкому леску, за которым серело несколько двухэтажных домов. Въехал в лесок и придавил педали.
— Ты чего? — удивился Вадим и отшатнулся. В тот же миг рука Виктора уже тянулась к его лицу, рот таксиста был перекошен, глаза заслезились, заполнились густой вязкой влагой.
Данин дернул на себя ручку, толкнул дверцу плечом и вывалился на густую упругую траву. Вскочил на ноги, отступил от машины на два шага, крикнул:
— Ты что, сдурел?
Виктор вытягивал из машины свое грузное, плотное тело с трудом, так лось выбирается из густого кустарника. И когда выкарабкался наконец, в руках у него поблескивала монтировка. Набычившись, он обошел машину и, мягко ступая сильными, толстыми, кривоватыми ногами, пошел к Вадиму. Тот отступил еще на два шага, вытянул руку, сказал:
— Угомонись, приятель, объясни, в чем дело…
— Объясню, — выдохнул Раткин. — Объясню. Это я вспомнил, а не ты, сука, я вспомнил. Это же ты, сявка, у старухи был и сумку забрал. И в тачку ко мне сел, чтобы вынюхивать носом своим поганым, а я-то перед тобой…
С каждым словом он наливался злостью, накачивалась в нем свирепость, глаза сделались совсем багровыми, и очертания зрачков уже почти невозможно было различить.
Раткин был уже близко. Вадим слегка согнул колени, покачался пружинисто на ногах, сделал едва заметно круговые движения плечами, потом отставил локти, покрутил ими, проверяя, свободно ли двигаются руки, потряс одной кистью, потом второй, сбрасывая излишнее напряжение, потом улыбнулся, нехорошо улыбнулся, недобро и поманил Раткина пальцами:
— Иди, приятель, иди. Разговаривать будем. — И сам на мгновение удивился себе, смелости своей, улыбке своей, словам даже удивился, как тогда, у Митрошки, откуда что берется?
Тот находился уже в метре от Вадима, когда сделал обманный удар левой, пустой рукой. Вадим чуть отклонился назад вправо, и кулак пролетел мимо. Можно было уже перехватить руку и дернуть Раткина на себя, но Вадим не спешил, такие стычки нужно заканчивать разом, одним-двумя ударами, это еще отец его учил, — в молодости инструктор по боевому самбо.