Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22

— Предсмертное письмо. Романтика, черт побери!.. Написал, а отослать не решился. Или не успел. Просто сложил — и спрятал в чистый конверт. А мог бы, между прочим, выкинуть в помойное ведро! Нет, не решился. Что ж! Афонов углубился в текст. Читал он медленно, изредка шевеля губами, точно повторяя каждое неразборчиво написанное слово. Закончив, он еще некоторое время сидел, невидящими глазами уставясь в письмо. Потом вдруг ожил, распрямился и резким движением пододвинул листок Невскому. — И впрямь любопытно! — пробурчал он. — Вот не ожидал!.. Все эти прежние домыслы насчет жениха. Посмотрите!

Невский читал спокойно и даже с каким-то неясным внутренним удовлетворением.

То недостающее звено, которое можно было в принципе интуитивно распознать, предугадать, хотя катастрофически недоставало важных фактов и прямых улик, теперь лежало перед ним.

"Я вас не приветствую, потому что вы не достойны этого. И это письмо пишу не потому, что мне уж так приятно, пусть хоть так, общаться с вами. Я вынужден так поступить. Я хочу все выяснить до конца. Мне надоели разные сплетни и подозрения, которыми, по вашей милости, окружили меня и мою жену. В конце концов, что вам надо? Нужны мои деньги, мой позор? Вы изуродовали себе жизнь, погубили жену, а теперь пытаетесь отравить существование и другим людям, стараетесь своими грязными, жадными руками развалить чужую счастливую семью. Я этого не допущу! Слышите, вы, низкий человек? Моя жена не любит вас, учтите. Она еще глупенькая маленькая девочка и многого не понимает. Вы решили воспользоваться этим. Вы бесчестный человек, вы решили подкупить ее разными подарками и всякими красивыми обещаниями. Вам это почти удалось. Она поверила вам. Еще бы! Конечно! Летчик, статный, молодой, с деньгами. Все так по-книжному!.. У меня тоже денег хватает. Но я почти старик и не витаю в облаках. И не швыряюсь деньгами налево и направо, не делаю бессмысленных подарков. Не в них любовь. Вы решили меня обокрасть, отнять у меня самое дорогое — мою жену. Повторяю, я этого не допущу. Оставьте нас в покое. Занимайтесь своими грязными делами где угодно, с кем угодно, но — не здесь! Иначе пожалеете! Я найду на вас управу!

P.S. .."

— Постскриптума нет, но, в сущности, он хорошо известен, — заметил Невский, убирая письмо в конверт. — Похоже, что и сам Мостов предчувствовал какую-то беду.

— Все, по идее, может быть... Но вы-то что на это скажете? — с живейшим интересом вскинул на него глаза майор.

— О чем-то подобном, конечно, следовало бы догадаться раньше, вздохнул Невский. — Впрочем, важно другое: теперь у нас есть документальное подтверждение того, что летчик и вправду был связан с Мостовым.

— Теперь — да. Однако свое письмо покойный почему-то никуда не отослал!..

— Думаете, все-таки — подделка?

— Нет, текст подлинный! Вы ж сами слышали. Но Мостов ведь мог писать и под диктовку!..

Невский задумчиво повертел конверт в руках.

— Сомневаюсь. — произнес он наконец. — Кто диктовал, по-вашему?

Афонов сделал неопределенный жест: дескать, и сам ума не приложу!..

— И тем не менее. Жена? — допытывался Невский. — Лидия Степановна? Зачем ей мужа заставлять? Да и стиль — не женский. А Мостову чего ради соглашаться?

— Может быть, она хотела насолить пилоту? Но боялась, что он вдруг узнает почерк? Вот и попросила мужа. — осторожно произнес майор.

— Ну, хорошо, допустим, так и было... Хотя... что за отношения у них в семье царили, я с трудом могу себе представить. Но письмо осталось дома почему?

— Да просто не успели отослать! — сердясь на недогадливость Невского, воскликнул майор. — В ту ночь Мостова укокошили. Какие уж тут письма?!

— Ага, и поэтому конверт остался лежать в ящике стола — до лучших, так сказать, времен? — насмешливо отметил Невский. — Вам не кажется, что это явный перебор? Ведь Лидия Степановна в ту ночь спала внизу, одна, а муж ее остался в кабинете, наверху, и что-то делал допоздна. Когда ж письмо-то сочинялось?

— Вероятно, раньше, днем.

— Она весь день сидела в санатории и никуда не отлучалась. Это кто угодно подтвердит.

— Ну, значит, еще раньше! За день или за два!

— А письмо так и лежало в ящике стола?! Тогда какой был смысл его писать? Для самоудовлетворения? Потомкам в назидание? Нет, Анатолий Аверьянович, по-моему, вы тут из принципа мудрите!..

— Но ведь не убийца же, придя в ту ночь к Мостову, заставлял его писать?!

— Уж надо думать!.. Сценка получилась бы — дурнее не сыграть! Мол, я тебя сейчас убью, но прежде ты напишешь, что я продиктую. Совершенная нелепость!

— Я — в растерянности, — горестно признал майор. — Почему письмо никто не отослал?

— Да, Господи!.. — сказал со вздохом Невский. — Потому! Причин может быть сколько угодно. Посмотрите, как Мостов лепил строчки, повнимательней вчитайтесь в текст — письмо нервное, стилистически небрежное, от начала до конца злое, если не сказать больше. Мостов явно сочинял его в состоянии аффекта, минутного душевного расстройства. Как плотину прорвало. А копилось-то, наверное, давно. Видите, — Невский снова достал текст из конверта и разложил на столе, — слова, даже целые фразы зачеркнуты, надписаны новые, порой не над тем же самым местом, шариковая ручка нагрелась и текла, отчего остались грязные смазанные наплывы в начале многих букв. Создается впечатление, что это — только черновик, всего лишь первоначальный план того письма, которое Мостов хотел отправить своему врагу. Вероятно, он еще собирался текст окончательно отделать, переписать набело, может, даже отпечатать на машинке.

— Да, у него дома, в кабинете, стояла пишущая машинка, — подтвердил Афонов. — Старенький такой "Рейнметалл". Портативная модель.

— Значит, я скорее всего прав, — с удовлетворением заключил Невский. Мостов собирался еще поработать над своим письмом и потому временно отложил, да так и не успел его докончить. Оттого и нету на конверте адреса! Потому и лежало письмо на дне ящика, под бумагами, а не на самом верху! Повторяю: маловероятно, чтобы Мостов просто хотел потешить свою душеньку, излить горе на бумагу — и на том угомониться. Явно не тот человек!.. Письмо должно было дойти до адресата! Судя по тону, решение было обдуманное, выстраданное и окончательное. Отнюдь не разовая прихоть и не игра в оскорбленную добродетель. Напротив, это — реальная угроза реальному противнику. И это надо помнить постоянно.

— Возможно, вы и правы, — скрепя сердце признал майор, когда Невский, выговорившись, умолк. — Похоже, по крайней мере. Однако даже такое письмо еще не повод, чтобы требовать санкции на арест Ломтева.

— Вас что-то смущает? — насторожился Невский.

— Да не то чтобы смущает. Конечно, в определенной степени это письмо допустимо рассматривать как косвенную улику. Но — и только! На большее не тянет. Да и то, если не принимать во внимание, что в жизни соседствует множество событий, на первый взгляд крепко связанных друг с другом, а на самом деле не имеющих ничего общего.

— Отменно свежая мысль, — кивнул Невский. — Мыслю — значит, существую.

— А уж это — как умею! — взъерепенился майор. — Не все вам по-столичному-то щеголять! Я вас, к примеру, не пытаюсь. умалить, когда вы — ни бельмеса! А у вас это случается довольно часто.

— Ну, пардон, — смиренно поклонился Невский. — Вы бы тогда уж загодя меня извещали: мол, сейчас скажу такое, что ты будешь, Миша, ни бельмеса! Я бы тотчас начинал готовиться, смотрел бы вам, не отрываясь, в рот.

— Вы можете нормально? — вдруг с тоской спросил майор. — Без этих вот.

— Могу.

— Ну так и нечего! Не думайте, что все тут, кроме вас, — сплошные идиоты.

— Хорошо, не буду.

— Вот ведь!.. Так и норовит последнее-то слово за собой оставить! дернулся майор. — Что за привычка?! Ладно. Препираться с вами — только время зря терять. Болтайте, что хотите. А я буду говорить о деле!

— Да и я о том же, видит бог, пытаюсь!.. — Невский на мгновение прикрыл глаза. — Так что вы мне хотели сообщить? Похоже, что-то важное...

— Да, — строго произнес майор. — И вправду. Я ведь что стараюсь вам вдолбить? У нас с вами нет сейчас явных, направляющих улик. Таких, как, скажем, отпечатки пальцев на ноже, следы галош, показания свидетелей. Афонов исподлобья посмотрел на Невского. — Теперь вам отчего-то Ломтев поперек дороги встал. А дальше — кто?! Вот вы обвиняете меня то в затягивании дела, то в пристрастности, а сами-то!.. Нет, так негоже. Это вам не в фантики играть. Тут — люди, уважаемые люди. И, покуда идет следствие, оценки вообще недопустимы! Хвалить или бранить кого-то будем не сейчас. А вот за дело отвечаю я, учтите! Так что мне решать. Кому — гнилые шишки, кому — пряники. Ну, ладно, — он сложил листок и сунул в конверт. Письмо подшейте к делу и, если обнаружите что-нибудь еще, немедленно сообщайте, — обратился он к сотруднику, который на протяжении всего разговора стоически томился у раскрытого окна.