Антология современной французской драматургии. Том II
Шрифт:
люди пришли в волнение,
в сильное волнение.
Приходили телевизионщики, снимали квартиру моей подруги,
особенно окно,
окно, из которого она вытолкнула собственного ребенка.
Снимали пустоту
с высоты двадцать первого этажа.
Снимали и снизу, с тротуара.
Снимали окно, вид снизу.
Снимали машину, на которую упал ребенок.
Снимали следы его падения, так сказать, отпечаток, оставшийся от падения ребенка.
Снимали нас.
Снимали нас, смотрящих на окно.
Снимали нас, смотрящих из окон наших квартир
Под конец нас снимали дома за ужином, в то время как в мыслях мы стояли у окна, из которого моя подруга вытолкнула своего ребенка.
После всего этого
газеты и кое-кто среди населения
заговорили, что, в общем-то, можно понять подобные поступки
доведенных до отчаяния людей.
И тогда
по всей стране
люди вновь заговорили о том, что могло послужить причиной закрытия
нашего предприятия.
Вся страна бурно обсуждала случившееся.
Люди говорили, что хотят понять, что же произошло на самом деле.
Никто уже толком не помнил, почему оно закрылось,
но все
выражали крайнее неодобрение.
Эта история действительно наделала много шума.
В последующие дни
военные самолеты области начали выполнять
многочасовые испытательные полеты
прямо у нас над головами.
В тот день я пришла посмотреть, как выносят вещи из квартиры моей подруги,
квартиры, которую описали и продали, чтобы возместить ее огромные долги.
Все это
продолжалось ровно десять дней.
Ровно десять дней человеческой жизни потребовалось на то, чтобы вновь поставить под сомнение решение о закрытии нашего предприятия.
Спустя десять дней после поступка моей подруги и незадолго до
объявления о мобилизации нашей армии
мы узнали,
что волнения, вызванные поступком моей подруги,
вся эта буря волнений,
заставили различные органы власти задуматься
и изменить первоначальное решение.
Нам объявили,
что через некоторый,
возможно даже, кратчайший срок
предприятие «Норсилор»
возобновит свою деятельность.
В тот день нам пришлось согласиться с мыслью о том, что поступок моей подруги, потрясший нас до глубины души,
этот чудовищный поступок — убийство собственного ребенка, — принес свои плоды.
Благодаря ему, как она и утверждала с невероятной уверенностью, кризис разрешился и наши рабочие места были спасены.
Как было не радоваться этому?
В тот же день по воле случая
из выпуска новостей мы узнали
о еще одном событии.
ГОЛОС ПО ТЕЛЕВИЗОРУ. «Сегодня утром, в четыре часа тридцать восемь минут, девятнадцать „миражей“ нашей армии снялись с военной базы в Вербон-сюр-Конь… В четыре часа сорок девять минут „миражи“ совершили облет объектов. В
четыре часа пятьдесят одну минуту были сброшены бомбы, повлекшие первые разрушения. Подсчет жертв ведется…»Никто и не заметил,
как пролетело время.
Мы собрались
все вместе,
чтобы отпраздновать
назначенное на завтра
открытие «Норсилора».
Политический деятель,
которому пришлось немало побороться,
тоже
присутствовал.
Это был чудесный
и в то же время
все-таки
немного странный вечер.
Мы все думали о моей подруге.
Тот, кого мы по-прежнему знали как ее так называемого сына, объявил, что не вернется на «Норсилор».
Он собрался завербоваться в армию.
Он так и сказал:
завербуюсь в армию.
Следующий день
напоминал праздник.
Когда я вошла на предприятие,
мне захотелось расплакаться.
Ко мне возвращались все знакомые ощущения.
Я чувствовала, словно вернулась
домой.
Здесь все было восстановлено.
От катастрофы не осталось и следа.
Как будто ничего и не произошло.
Мы вернулись на прежние места.
Но не успела я приняться за работу,
как почувствовала, что со мной что-то творится.
Во мне как будто все остановилось.
У меня больше не было энергии.
У меня больше не было сил.
Я почувствовала такую слабость,
что была вынуждена присесть.
Это было действительно ужасно.
Я не понимала, что со мной.
Мне пришлось пойти в медпункт.
Меня отправили на анализы.
Через несколько дней
выяснилось, что я жду ребенка.
Вот уже несколько месяцев.
Ребенка?!
Я?!
Как это случилось?
Что же произошло?
Что же я такого сделала, чтобы оказаться в таком положении?
Какой ужас!
Но хуже всего, разумеется,
было то, что я не была до конца уверена,
я не была толком уверена в том,
что действительно
проделала
нечто такое,
через что должна пройти каждая женщина,
чтобы оказаться
в подобном положении.
Нет.
Даже сегодня
я не могу
сказать
об этом
с полной уверенностью,
нет, не могу,
и это, наверное,
самое страшное.