Антология современной французской драматургии. Том II

И еще одного, совсем молоденького…

ВОИН, ВСЕ ВОИНЫ. Ладно. Всему свое время, торопиться ни к чему.

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Да я ничего. Просто ты спросил, вот я и рассказываю.

А твои, твои мертвецы, какие они?

ВОИН, ВСЕ ВОИНЫ. Я же сказал: в положенное время.

(…)

ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Я уж теперь не понимаю, в каком мы месте. Пролог, конец пролога? Мы не закончили?

ЛУИ. Рассказываю.

Год спустя, после долгих месяцев, которые я проводил в бездействии, обманах, нежелании что-либо знать, многих месяцев, которые я торопил, чтобы они поскорее закончились, — я совсем один, никому нет до меня дела, один как перст, не так-то легко — я пропадал, год спустя — ты только что умер — год спустя, как бывает, когда порою страшно пошевелиться, будто тебе грозит смертельная опасность, будто змеи кругом, все эти истории, когда страшно невзначай пошевелиться, чтобы не произвести шума или не сделать слишком резкого движения, которое разбудит врага, безжалостного зверя, врага, пришедшего вас погубить, год спустя, как бы то ни было…

Страх, прежде всего страх мог мне помешать, мог бы мне помешать.

ЗАКАДЫЧНЫЙ. Страх, говоришь, страх — слишком высокое, благородное слово, да, страх, но в большей степени, главным образом боязнь, боязнь, тоже вещь ужасная, гаденькая, ничтожная, мелкая, но тем не менее ужасная, боязнь скучных подробностей, боязнь всех этих изнуряющих мелочей, столь тебе ненавистных.

Эта обязанность, потому что такая обязанность существует, и та скучная обязанность уладить кое-какие дела, которые пришел черед уладить, дела незначительные, но все же необходимые, а также кое-что и объяснить — причины твоего столь долгого отсутствия, например, — и от этой боязни, да, гаденькой, ничтожной, мелкой, тебе не избавиться. Ты не можешь этого не знать. И ты это знаешь.

ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Знает, знает. Он хитрый.

ЗАКАДЫЧНЫЙ. Ты должен будешь принять участие. Знаю, что не любишь, но избежать этого невозможно.

Вернуться после стольких лет, вернуться на круги своя и снова совершить некоторые проступки, почему бы и нет?

Проступки не слишком значительные, но также и проступки преступные в полном смысле этого слова, преступления, да, насколько мне известно.

Ты представляешься мне, как я уже сказал, способным совершить преступление, я бы не удивился, узнав, что ты его совершил, у тебя за спиной непременно должны быть преступления, у кого их нет?

Преступления или выпадения из памяти — это совсем рядом, почти одно и то же, я бы сказал, преступления и выпадения из памяти забыл — и ни адреса, ничего, это в твоем духе, ты сознаешь ответственность за это, нет?

А тот, другой, мужчина или женщина — неважно, — тот, Забытый — сколько их на нашем пути, ты должен быть к этому готов, ты заранее к этому готов, ибо ветре-тишь их несчетно за время путешествия, на протяжении последующих страниц их будет много, целый Хор Забытых, и некоторые будут полны ярости, ты знаешь — их надо опасаться, ибо некоторые будут полны ярости и желания разделаться с тобой, ты их услышишь!

Одни, да, не примирились, но другие, что еще хуже, другие, продолжая страдать, так и не оправившись от горя, целиком погружаются в это забвение, преступное с твоей стороны, лелеют его, баюкают, как боль в сердце, не переставая упрекать тебя, и этот мужчина или и та женщина — неважно — этот Забытый, ведь он уходит из жизни, когда его бросают, — топится в реке, умирает от горя, убивает себя, разве не так?

Ты никогда об этом не задумывался? Никогда не задавал себе вопросов? Ты когда-нибудь спрашивал себя об этом?

И разве тут нет преступления? Преступной потери памяти? Надо подумать, говорю я тебе, потому что за спиной у каждого это стоит, а никто и знать ничего не желает.

Преступления и выпадения из памяти, с этого начинаю я свой отсчет, преступления, забвение и боль, оставленная в сердцах других людей, боль все еще не изжитая до сих пор, это по твоей вине, и за это ты тоже должен взять на себя ответственность.

Вернуться через столько лет, встретиться с теми, кто составлял твою жизнь, кто и был этой жизнью, и надеяться, что сможешь возобновить разговор с того самого места, на котором ты его прервал — на чем, собственно, мы остановились? — ты это знаешь.

Не можешь не знать.

Ты, конечно, можешь бросить в бой свою грядущую смерть, я тебя знаю, улучишь момент и сделаешь это, бросишь в бой самое мощное оружие — свою смерть, чтобы получить прощение, но придется, однако, и некоторую плату внести, надо будет что-то оставить в залог.

Расплатиться собственной личностью.

Они могут выдать суровую реакцию, я их не знаю, но могу предположить.

Все те, кто составлял твою жизнь, все, кого ты встречал в жизни, пусть даже на час, не более, и те, с кем прожил вместе годы, люди твоей жизни, сообщество этих людей, мужчин и женщин, которые и являются твоей жизнью, мы все здесь, пришли потребовать своего рода расчета, уплаты по счетам, компенсации за свои добровольные или законные услуги, пришли, чтобы укрепиться в некоторых своих предположениях, — они не дадут тебе отправиться восвояси, не дадут окончательно умереть, не позволят умереть, не получив ответа на вопросы, — я видел их на фотографиях или воочию, слышал их разговоры и то, что ты мне о них рассказывал, о мужчинах и женщинах твоей жизни, я слишком хорошо себе все это представляю, чтобы ошибаться, так вот, они не станут тебе способствовать и помогать, они захотят, чтобы ты возместил им хоть немногое из того, что они тебе отдали.

И этот страх перед тягостной привязанностью, привязанностью, этот страх перед привязанностью, чувствами, страданиями и любовью, перед горестями, сожалениями и угрызениями совести — именно этот страх тревожит тебя и всегда заставлял ретироваться.

Мы можем обещать тебе спокойствие, вполне могли бы обещать тебе спокойствие, спокойствие и прощение, никаких вопросов по поводу твоего отсутствия — садись и будем жить как прежде — ты, должно быть, уже набегался.

Здесь тебе будет спокойно.

(…)

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Вся разница между тобой и мной лишь в манере — говорить, делать и существовать.

У меня привычка: мне всегда хочется переспать с теми, кто мне нравится, хочется узнать их, сразу же узнать тех, кто мне нравится, кому я поверил, хотя бы на одну ночь, целую ночь верил, что они могут любить, ты же совершенно не способен, вернее сказать, не желаешь, это более точное слово, не желаешь больше никого никогда видеть, ни разговаривать, тебе бы только сбежать поскорей, не оставив даже записки; жизнь и любовь ты представляешь себе как тайную войну, вот твоя позиция.

ВОИН, ВСЕ ВОИНЫ. В конечном итоге мы все похожи, хотел ты сказать, все одинаковые. Сколько себе ни воображай, ни придумывай, различий никаких нет.

Ты как ребенок, как хороший друг, и у меня тоже так было, по ночам, в разных городах: я чувствовал себя, верил, мне этого хотелось, чувствовал себя просто воином, никому ничего не должен, и мне никто ничего, ни за что не отвечаешь.

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. И тебя это не мучило? Никогда?

ВОИН, ВСЕ ВОИНЫ. Зачем тебе это знать? Я все уже сказал.