Антология современной французской драматургии. Том II

Тогда я предложил остановиться в гостинице, мы будем вместе в этом городе, говорю ему, так и сказал, потому что не хочется расставаться так быстро.

ЛУИ. Мы едва знакомы, только познакомились. Я плохо себе представлял, как смогу объяснить, плохо представлял, как стану объяснять, почему ты приехал со мной, я почти тебя не знаю.

ВОИН, ВСЕ ВОИНЫ. Когда ты уезжаешь, я еще сплю, дремлю, можно сказать, ты оставляешь меня в квартире, пишешь записку, чтобы объяснить, где что лежит, чтобы я мог позавтракать, ты еще просишь, я прекрасно помню, чтобы я позаботился о своем здоровье.

Ключ надо положить в почтовый ящик, ты все продумал.

Только чтобы тебе досадить, заставить пожалеть, что не взял меня с собой, сразу же не взял с собой человека, которого и знал-то всего одну предыдущую ночь, только чтобы тебе отомстить, я решил тебя ограбить, не то чтобы по-настоящему ограбить, нет, дело не в грабеже, а в том, чтобы все в доме перевернуть вверх тормашками, все переломать, разбить, как показывают в кино, и все стены разрисовать, в фильмах это тоже есть — разрисованные стены, в знак мести.

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Но ты этого не сделал.

ВОИН, ВСЕ ВОИНЫ. Мы больше никогда так и не встретились, как ни странно, по логике должны были бы встретиться. Я думаю, иногда нетрудно понять, почему кто-то, едва тебе знакомый, может попросить, чтобы его приняли люди, которых ты знаешь сто лет. Я правда хотел поехать, по-другому и не скажешь. Просто очень хотел поехать.

ЛУИ.Мы не созданы друг для друга, позднее я это понял, потому никогда больше и не увиделись, что и требовалось доказать. Я всегда принимаю меры.

ВОИН, ВСЕ ВОИНЫ. Мы встретились на мгновение, и ты так никогда и не узнал, что я был одним из самых главных персонажей твоей жизни. Ты и сам не отдаешь себе отчета (и, по правде говоря, не хочешь отдавать), какой грустью отзовется в тебе мое исчезновение, и его внезапность умножит твою грусть.

Я был ребенком, вроде ребенка, и ты не видел меня, но, не ведая того, печалился обо мне. Хоть я и был ребенком, я мог бы заботиться о тебе и сейчас тебе не было бы так грустно.

(…)

ЕЛЕНА. И я могла бы остановиться в гостинице, могла жить в гостинице и находиться в том же городе, подобии города..

ЗАКАДЫЧНЫЙ. Об этом уже говорилось. Женщина, сопровождающая мужчину, сопровождающего мужчину, который приехал навестить своих родителей. Целая группа Делегация.

ЕЛЕНА. Ты мне позвонишь?

ЗАКАДЫЧНЫЙ. Я тебе позвоню.

Любовник, уже умерший, кладет руку на плечо Елены.

ЕЛЕНА. Дальше я ничего не стала делать, жила как жила. Ждала.

(…)

Закадычныйпо-прежнему держит цветы.

МАТЬ. Мы поселим его в верхней комнате, где жил твой брат, когда вы все еще жили тут. Антуан, я думаю, ты не станешь возражать, если он займет твою комнату, комнату, которая была твоей, когда ты жил еще здесь, не будешь возражать? Антуан? (Он мне не отвечает.) Он будет в комнате рядом с твоей, а ты останешься там, где жил ребенком.

ЗАКАДЫЧНЫЙ. Надеюсь, что мое присутствие не вызовет никаких проблем, что я никого не потревожу. Обычно, как правило, со мной никаких забот. Так уж я устроен.

ЛУИ. Вот и славно.

ЗАКАДЫЧНЫЙ. Да, хорошо.

СЮЗАННА. Обе комнаты — смежные. Перед сном можно переговариваться, не вставая с кроватей. Когда братья, эти двое, были маленькими, никогда они этого не делали, никогда не переговаривались из своих кроватей перед сном, они закрывали дверь, но вы, если хотите…

Я возьму цветы. Можно я возьму цветы?

(…)

ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. Как его дела? Как он поживает?

ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Я не понял, о чем вы. Не понял, что вы сказали. Прошу прощения. Я думал о другом.

ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. Я его отец. Был его отцом. Самая младшая, Сюзанна, младшая говорила, его отец — это мой старший сын.

Я спросил, как он поживает. Мы не очень-то в курсе. Я волновался.

ЛЮБОВНИК, УЖЕ МЕРТВЫЙ. Мы не знакомы.

ОТЕЦ, УЖЕ МЕРТВЫЙ. Нет. Само собой. Не судьба Мой час настал, когда он был подростком, младшая — совсем крохой, а второй сын — средний, как вы видите. Трудно себе представить, чтобы он мог вас привести, я еще был жив, да и вообще трудно себе представить в любом случае, у него вообще не было привычки кого бы то ни было приводить, а людей, с которыми он встречался, расставшись с нами, он и вовсе не захотел бы с нами знакомить. Так мне кажется.

ЛЮБОВНИК, УЖЕ МЕРТВЫЙ. У него все в порядке. Он не боится, тело, правда, почти истлело, но страха он не испытывает, так по крайней мере кажется со стороны, а если бы и боялся, то не подал бы виду, так что в обоих случаях пытается себя контролировать.

ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. Так было всегда Он считает, что владеет собой, я немного его подзабыл, а как увидел теперь, так даже засмеялся, настолько сохранилась в нем уверенность, что он может контролировать положение вещей.

Приезжает без предупреждения, звонит, с ним еще один мальчик — лучший его друг, если я правильно понял — невозможно было сразу на него накинуться, да еще друг рядом, такой вежливый и воспитанный мальчик, это произвело бы плохое впечатление, самое скверное, он все прекрасно рассчитал, ему всегда была свойственна эта расчетливость. Типичная его манера — появиться, расположиться, застать врасплох, держать игру в своих руках, думает, если начнет первым, то предупредит возможный удар, возьмет ставку. Но с этими, вы увидите, они уже знают. Они ему не позволят.

ЛЮБОВНИК, УЖЕ МЕРТВЫЙ. Они все заметили. Он может сохранять спокойствие, пытаться его сохранять, скрытный молодой человек, но ему будет непросто.

ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. За ним всегда остается возможность сбежать, что он и сделал однажды. Когда понадобится, пусть сделает что-то другое, предоставит доказательства, ответит на вопросы, но я не удивлюсь, если он снова сбежит. Со мной так было всегда, стоило мне его припереть к стенке, если можно так сказать, он ускользал, это был его выход из положения.