Антони Иден

В конце концов соглашение было достигнуто, и 26 мая 1952 г. представители Англии, США, Франции и ФРГ подписали в Бонне договор об отношениях между тремя державами и ФРГ, предусматривавший участие Западной Германии в Европейском оборонительном сообществе, в "европейской армии", отмену оккупационного статуса и предоставление ФРГ самостоятельности во внутренней и внешней политике. На следующий день правительства ФРГ, Франции, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга в Париже подписали договор, оформивший создание Европейского оборонительного сообщества.

Перед мировым общественным мнением явственно вырисовывались два диаметрально противоположных подхода к решению германской проблемы. Если Советский Союз добивался воссоединения Германии на мирной демократической основе и заключения с ней мирного договора, то западные державы стремились дать немецким реваншистам в руки оружие и использовать их в конфронтации со странами социализма.

СССР решительно выступал против ремилитаризации ФРГ, настаивал на заключении мирного договора с Германией и выводе впоследствии из страны оккупационных войск. 11 марта 1952 г. Советское правительство внесло на рассмотрение правительств Англии, США и Франции проект основ мирного договора с Германией. Этот проект предусматривал восстановление Германии в качестве единого, независимого, миролюбивого, демократического государства. Советские предложения позволяли исключить возрождение германского милитаризма и возникновение в будущем агрессии со стороны Германии. В этом был заинтересован отнюдь не один Советский Союз, но и Франция, и другие соседи Германии, да и сама Англия, если исходить из ее коренных жизненных интересов.

После подписания Боннского договора Советское правительство, учитывая новую сложившуюся обстановку, то есть заключение официального военного союза между Англией, США, Францией и ФРГ, предложило западным державам обсудить на совещании четырех держав вопросы о мирном договоре с Германией и образовании временного общегерманского правительства. "Россия, - читаем у Макмиллана, - на протяжении весны 1952 года начала выдвигать предложения о встрече для обсуждения вопроса о воссоединении Германии. Иден отвел это вмешательство со значительной ловкостью, сразу же подняв вопрос о том, что условия выборов в Германии должна определить Комиссия Объединенных Наций". "Ловкость" Идена была ясной для Советского правительства: он предложил так организовать выборы, чтобы их результатом явились восстановление капитализма в ГДР и включение единой Германии в империалистические военные блоки. Разумеется, ни Советский Союз, ни ГДР эта "ловкость" не привлекала.

Одновременно Иден подчеркивал свою готовность вести переговоры с Советским Союзом. Для чего? Отнюдь не для того, чтобы искать взаимоприемлемые решения германского вопроса. Во время встречи с французским министром иностранных дел "Шуман и я обсудили возможную реакцию Советского Союза на... договор о ЕОС. Договорились, что, настойчиво добиваясь реализации наших собственных планов, мы в то же время должны приложить все усилия, чтобы побудить русских огласить свои намерения в отношении Европы. Мы должны продемонстрировать, что всегда готовы вести переговоры", - пишет Иден.

В данном случае мы имеем дело с методом, часто применяемым английской дипломатией. Без лишнего шума она упорно работает над реализацией своих империалистических замыслов, а для маскировки в то же время ведет переговоры, преследующие совершенно другие цели. Это дает ей возможность выяснить позицию и намерения тех правительств, которые выступают против истинных стремлений. Лондона, и в известной степени сдерживать или хотя бы несколько смягчать их выступления против английской политики. Ведь переговоры обязывают их участников проявлять сдержанность не только за столом! Переговоры для английской дипломатии - это средство в какой-то мере связать своего противника. В то же время они используются и как средство связать английское и мировое общественное мнение.

В Англии и во многих других странах были очень сильны протесты против планов ремилитаризации Германии. То было широкое движение, определявшее поведение многих депутатов парламента. Чтобы заглушить это движение, английское правительство демонстративно подчеркивало свою готовность вести переговоры с Советским Союзом по германскому вопросу. Рядовому англичанину внушалось представление, что Иден и Черчилль полны решимости обсуждать советские предложения и искать по ним соглашения. Это отвечало настроениям английского народа, которому, конечно, не сообщали, что договариваться с Советским Союзом лондонское правительство в действительности никоим образом не намерено.

Разумеется, такие переговоры успеха иметь не могли. И когда их очередной этап заканчивался, английское правительство приписывало отсутствие результатов "несговорчивости" русских. Это - дипломатия с двойным дном, дипломатия обмана и дезинформации английского народа и мирового общественного мнения.

Осуществление такой дипломатии ставит важный для публициста и историка вопрос: в какой степени заявления английских политиков и дипломатов и документы Форин оффис, относящиеся к подобным переговорам "по-английски", заслуживают доверия? Нет необходимости подсказывать читателю ответ.

После подписания Боннского и Парижского договоров началась борьба по вопросу об их ратификации, затянувшаяся на два года. Именно в этот период лорд Солсбери (в отсутствие больного Идена) направился в Вашингтон для обсуждения с американским правительством ряда проблем, включая и вопрос о ЕОС. Черчилль дал ему письменную директиву, в которой говорилось: "Я надеюсь, что ЕОС сделает французов менее беспокойными, а Советскую Россию - более расположенной сотрудничать со мной... Если мы заполучим ЕОС, то сможем разговаривать с Россией с позиции силы, ибо перевооружение Германии - это единственная вещь, которой русские боятся. Я намерен использовать Германию и ЕОС, чтобы заставить Россию быть благоразумной, заставить ее пойти на соглашение. И я использовал бы Россию, чтобы не допустить непослушания Германии". "Это звучит цинично", - заключает сам Черчилль, и нам остается лишь присоединиться к нему. Вот она, английская внешняя политика и дипломатия без прикрас и маскировки. Такие документы заслуживают того, чтобы им верили.

В марте 1953 года у правительств Англии и США неожиданно возникли надежды на то, что тотальный нажим на Советский Союз, наконец, даст результаты, которых желали в Лондоне и Вашингтоне. Умер И. В. Сталин. В начале марта Иден и Батлер пароходом отправились в США и, находясь на подходах к Нью-Йорку, узнали эту новость. На пирсе Идена поджидала толпа корреспондентов. Всех их интересовало мнение о том, как отразится смерть Сталина на международных отношениях. Каковы бы ни были мысли Идена на этот счет, он удержал их при себе, ограничившись дипломатической уловкой: "В вашей позиции правильно поставить такой вопрос, - сказал он журналистам, - а в моей - не отвечать на него". Но если английский министр не прореагировал па этот вопрос вслух, то самому себе он задавал его десятки и сотни раз.

До начала переговоров в Вашингтоне Иден, как он сам рассказывает, предавался воспоминаниям и размышлениям. Он вспомнил свою первую встречу со Сталиным в 1935 году. В ходе беседы тогда Сталин вдруг встал, подошел к висевшей на стене карте мира и, показав на Англию, заметил: "Странно, что так много зависит от одного небольшого острова". Иден перебирал в памяти свои беседы со Сталиным в декабре 1941 года, когда немцы были так близко, что, казалось, собеседники должны были слышать грохот их орудий...

Смутные расчеты, которые начали бродить в уме Идена в связи со смертью Сталина, свидетельствовали, что Иден слишком персонифицирует внешнюю политику государств и преувеличивает роль отдельных личностей в истории. Это недуг многих западных политиков.

Теперь, когда Сталина не было в живых, руководителям западного мира казалось, что создалась благоприятная возможность предпринять новую политическую атаку на Советский Союз. По согласованной ранее программе пребывания английских министров в США Иден должен был встретиться с президентом Эйзенхауэром через несколько дней. Но 4 марта, высадившись в Нью-Йорке, он немедленно вылетел в Вашингтон и, как рассказывает биограф Идена Броад, "принял участие в поспешно созванном в тот же вечер совещании в Белом доме". На совещании Иден, генерал Эйзенхауэр и новый государственный секретарь Джон Фостер Даллес "обменялись мнениями о будущем России".