Анюта — печаль моя

Сколько раз она и ночью здесь пробегала, но никогда не боялась и не знала, что такое страх. Но вдруг вспомнился плачущий дед на станции, и ей стало грустно и тоскливо. Как легко и весело ей на дороге, в лесу и как невыносимо среди людей, жалко их, а помочь нечем.

Она снова зашагала по дороге, торопилась. Мать уже молится, изредка взглядывая на божницу снизу вверх. Для нее это непросто, так согнула ее болезнь и вперила глазами в землю. Я как крючок стала, только на дверь меня вешать, посмеивалась сама над собой старушка. Прочитав все положенные молитвы, она обязательно говорила с Богородицей и святыми своими словами, просто от себя. Поговорит и посмотрит на часы…

Анюта уже вышла из леса в чисто поле, и ветер с остервенением набросился на нее. Уткнувшись подбородком в воротник телогрейки, она крепко прижала к груди кулачки и зашагала. Порывы ветра сдували ее на обочину, как былинку, крепдешиновая юбка беспомощно плескалась у колен. Но вот уже мостик через Десенку, за ним Прилепы, осталось всего ничего, радостно ахнула про себя Анюта.

Вдруг представился ей, как на ладони, весь Божий мир. Далеко-далеко, на все четыре сторонки тянутся только леса да поля, речки и озера. И в этом лесном царстве — редкие пятнышки городов и деревень, среди них и Дубровка. Давно уже с таким нетерпением не стремилась Анюта домой, в свою теплую хатку, к матери.

Наверное, стоит ее мамонька сейчас на крыльце, набросив на плечи тулуп, и вслушивается. А кругом такая тишь, ни звука-ни шороха, даже с крыш не капает, и корова задремала в пуньке, и добрые люди на ночь свет гасят. Не слыхать-не чуть ее Анютки, не чвыхают ее сапоги, не раздается тихое покашливание.

— Вот где она ходит, где ее носит! — бормочет старушка, — Ах ты непутевая моя скиталица, печаль ты моя!