Анютины глазки. Дилогия
Шрифт:
– На здоровье не обижаюсь, спасибо, а на работе обычная текучка... да, Конституцию же скоро новую примут, вот немного больше дел в связи с ней.
– Дадада, - вспомнил я, что хотел сказать, - насчет Конституции... там же ведь новый праздничный день объявят, я слышал.
– Ну наверно объявят.
– Это я к тому, что у нас же музыкальный коллектив можно сказать простаивает без дела, мы же там штук 5 новых песен разучили, а тут такой повод... может мы концерт устроим в этот день, а? Зашел бы, послушал наши песенки-то, а? Или прислал бы кого-нибудь ответственного.
– Ладно, порешаем
– Народные, Игоревич, народные. В моей обработке.
– Ты и песни сочинять умеешь?
– Ну не зря же 5 лет в музыкалку отходил, 5 лет это срок... а как все-таки насчет завтрашней встречи?
– Помнишь, мы с тобой про альтруизм говорили, так теперь твоя очередь - зачем тебе, Сергуня, это надо? Давай колись, только без вранья...
Я вздохнул и начал колоться:
– Понимаешь, Игоревич, я уже вырос и хочу жить один... понимаешь? Мама хороший человек, но вдвоем нам тесно и неудобно...
Игоревич сначала погрозил мне пальцем, а потом довольно сказал:
– Вот теперь верю. Анюту поди свою приводить некуда?
– Ну и это тоже, - легко согласился я.
– Хорошо, действуем по твоему хитрому плану... далеко ты пойдешь, Сергуня, очень далеко.
– Есть пойти далеко, - молодцевато ответил я, - разрешите выполнять?
– Кстати, все хотел спросить, откуда у тебя эти словечки военные все время вылетают?
– Так отец же офицер у меня, я хоть и мелкий был, но помню, как к нему однополчане заходили, пили водку и ругались на нерадивых солдат и что вещевое довольствие задерживают. Наверно оттуда.
На этой оптимистической ноте мы и расстались с Игоревичем. Потом я еще скатался на вокзал, заложил в ячейку книжки и отзвонился Евтушенке. И еще потом провожал Анюту через парк, отдал ей купленный в Ворсме крестик, но она опять все больше помалкивала. А потом спать пора было, сочинил только дневное резюме перед засыпанием:
Перед глазами скачут сиськи Инны,
Как апельсины,
Но эта штука у меня длиннее,
Чем у Андрея.
Четыре бетховенских удара
Утром продрал глаза, пошел на кухню поставить чайник, а там значит сидит у своего стола дядя Федор, тоже чай пьет и смотрит одним глазом на улицу. Ну и я заглянул через его плечо - во дворе стоял милицейский УАЗик, а рядом сосредоточенно писали что-то на планшетах целых два милиционера, сержант и лейтенант.
– Чего это они?
– спросил я дядю Федора.
– А ты не слышал что ли? Ночью Игорька зарезали.
– Ккакого Игорька?
– спросил я, запинаясь.
– У нас что, много Игорьков во дворе? Того самого. Щас вон они свидетелей ищут и схему места преступления зарисовывают.
Ну дела, заскреб я затылок, а ведь поди и припомнят они мне ту драку, когда Игорь чуть руку не сломал. И как в воду глядел - не успел чайник вскипеть, как в нашу дверь раздался звонок. Пошел открывать, чо... за дверью стоял, как и следовало ожидать, милицейский сержант.
– Ты что ли Сергей Сорокалет?
– хмуро спросил он у меня.
– Я, а что такое?
– Одевайся, с нами поедешь, - все так же хмуро сказал сержант.
Оделся, с ними спорить
бесполезно. Вышли на улицу.– Ну залезай в машину, - сказал сержант.
– А что, здесь нельзя поговорить?
– Нельзя, поедем в отделение.
Поехали в отделение, вместе со мной в зарешеченном закутке УАЗика сидел еще один смутно знакомый мужик из 5 кажется подъезда. Ехать недалеко было, все на тот же проспект Ильича. Подвели меня к комнате с табличкой 'начальник отделения Голубев А.С.', посадили на стул в коридоре, сказали подожди. Сижу, жду...
Через 5 наверно минут заходит походу он самый, Голубев А.С. и сержант с ним, заводят меня в кабинет и начинают значит допрос по полной программе - ФИО, дата рождения, прописка, место учебы. Заполнили они все эти графы и продолжили следующим образом:
– Ну что, Сорокалет, давай рассказывай, в каких отношениях ты находился с убитым Игорем Стекловым 1959 года рождения...
– А что больно рассказывать-то, - осторожно начал я, - в нормальных отношениях находился, дружить никогда не дружил, здоровались при встрече, вот и все.
– В вот у нас есть сведения, что не далее как...
– тут начальник перелистал кучку бумажек на своем столе, - как 3 дня назад между вами двоими была замечена драка во дворе вашего дома. Это что, тоже нормальные отношения?
– Да какая там драка, поспорили мы по одному вопросу, ну и решили выяснить в честном бою, кто из нас правее, 4 человека рядом сидели, подтвердить могут.
– Ну и что, выяснили?
– Ничья случилась, так что разошлись миром. А на следующий день я его приглашал в нашу музыкальную группу и он не отказался, сказал, что подумает, так что все у нас вроде тихо-мирно было и убивать мне его никакого резона не было.
– Так, теперь подробно расскажи, где ты был с 11 часов вчерашнего вечера до 3 часов сегодняшней ночи.
Вот значит когда его прирезали, подумал я.
– И тут совсем нечего рассказывать, спал у себя в комнате, больше нигде не был.
– Подтвердить это кто-нибудь может? Ну кроме твоей матери.
Я задумался...
– Ночью, в 12 или в час, в сортир выходил, на кухне дядя Федор сидел... ну то есть Игнатов Федор Кузьмич конечно... он меня видел.
Начальник почесал ручкой лоб и продолжил:
– Ладно, теперь такой вопрос - вот эту штуку ты видел? Где, у кого, когда?
И он выложил на стол нож в целлофановом пакете. И я его сразу узнал - это был тот сука самый нож с волками, который Андрюха купил во время нашего вчерашнего путешествия... ну или его дубль, что впрочем было весьма маловероятно... вот же блять... невозмутимое выражение лица мне все же удалось сохранить:
– Первый раз вижу. Что это на нем за рисуночек такой?
– Волки это, - буркнул Голубев.
– Сейчас у тебя снимут отпечатки пальцев в соседнем кабинете, потом мы их сравним с теми, что на ножике, потом продолжим. Сержант, отведи гражданина.
О как, сразу уже гражданина, отметил я, но пошел за сержантом без разговоров. Снятие отпечатков было довольно длительным и муторным занятием, отпечатки никак не хотели получаться несмазанными, только на четвертый раз вышло более-менее. Дали тряпочку оттирать пальцы и опять выставили коридор. Минут через 15 зазвали к начальнику: