Анж Питу (др. перевод)

– Шкатулку доктора Жильбера? – отважилась вступить в разговор г-жа Бийо, которая в сложных обстоятельствах всегда хранила молчание, давая другим возможность действовать и говорить.

– Ну да, шкатулку доктора Жильбера! – с яростью крикнул Бийо. – И мне даже в голову это не пришло! Я даже не подумал о шкатулке! Господи, что скажет доктор? Что он подумает обо мне? Он сочтет, что я предатель, трус, негодяй!

– Боже мой, отец, а что было в этой шкатулке?

– Не знаю. Единственное, могу сказать, что поручился за нее перед доктором своей жизнью и должен был погибнуть, а не отдать ее.

И Бийо с таким отчаянием махнул рукой, что жена и дочь в ужасе попятились от него.

– Господи, отец, уж не сходите ли вы с ума? – простонала Катрин и заплакала. – Ну что вы молчите? Да ответьте же, ради всего святого! – упрашивала она его сквозь всхлипывания.

– Пьер, дорогой, – вступила г-жа Бийо, – ответь же своей дочери, ответь жене.

– Коня! Коня! – крикнул фермер. – Подать мне коня!

– Куда вы, отец?

– Предупредить доктора. Я должен его предупредить.

– Но где его искать?

– В Париже. Разве ты не прочла в письме, которое он прислал нам, что он едет в Париж? Он должен быть там. Я отправляюсь в Париж. Коня! Коня!

– И вы покинете нас, отец? Покинете в такую минуту? Оставите нас, исполненных тревог и страха?

– Так надо, детка. Так надо, – повторил фермер, взяв в ладони лицо дочери и судорожно целуя ее. – «Если ты когда-нибудь потеряешь шкатулку, – сказал мне доктор, – или, тем более, если у тебя ее похитят, в тот же миг, как только обнаружишь кражу, поспеши, Бийо, известить меня, где бы я ни был, и пусть ничто не остановит тебя, даже человеческая жизнь».

– Господи, да что же может быть в этой шкатулке?

– Не знаю. Знаю только одно: она была мне отдана на сохранение, а я позволил взять ее у меня. А, вот и лошадь. Я заеду в коллеж к сыну и узнаю, где найти отца.

Поцеловав в последний раз жену и дочь, фермер вскочил в седло и напрямик через поля галопом поскакал к парижской дороге.

IX. Дорога в Париж

Однако вернемся к Питу.

Питу несся без оглядки, побуждаемый двумя величайшими стимулами – страхом и любовью.

Страх говорил прямо: «Питу, тебя могут арестовать или поколотить, а потому – берегись!»

И этого было достаточно, чтобы Питу мчался, как лань.

Любовь же говорила голосом Катрин: «Скорее спасайтесь, дорогой Питу!»

И Питу спасался.

Воздействие этих двух, как мы уже сказали, стимулов привело к тому, что Питу не бежал, а летел.

Воистину велик бог и непогрешим в своем творении!

Длинные ноги, которые Питу казались рахитичными, и огромные колени, так некрасиво выглядевшие на балу, показали себя с самой лучшей стороны при беге по полю, а сердце его, расширившееся от страха, билось со скоростью три удара в секунду.

Да уж, господин де Шарни с его маленькими ступнями, изящными коленками, икрами, симметрично посаженными там, где и надлежит им быть, так бежать бы не смог.

Питу припомнилась прелестная басня [57] , в которой олень, глядясь в источник, сокрушался по причине своих тонких ног, и хотя на голове юноши не было того украшения, в котором четвероногий герой басни увидел некое возмещение за худобу конечностей, Анж даже упрекнул себя за то, что столь пренебрежительно относился к своим жердям.

57

Имеется в виду уже упомянутая басня Эзопа «Олень и лев».

Именно так – жердями – назвала г-жа Бийо ноги Питу, когда он созерцал их в зеркале.

И вот Питу мчался по лесу, оставив Кеоль справа, а Ивор слева; время от времени он оглядывался, чтобы посмотреть, а вернее, прислушаться, потому как давно никого не видел, обогнав преследователей благодаря поразительной быстроте своих ног: расстояние между ними, первоначально составившее тысячу шагов, возрастало с каждой секундой.

Ах, почему Аталанта [58] была замужем! Питу вступил бы с ней в состязание, но чтобы одолеть ее, ему в отличие от Гиппомена не было бы нужды прибегать к хитрости с тремя золотыми яблоками.

58

Аталанта (миф.) – знаменитая аркадская охотница, предлагавшая искателям ее руки состязаться в беге и убивающая всех, кого обгоняла. Гиппомен хитростью одержал победу над ней; во время бега он бросал подаренные ему Афродитой золотые яблоки, и Аталанта, поднимая их, отстала от него.

Правда, люди г-на Тихой Сапой вполне, как мы уже упоминали, удовлетворенные полученным трофеем, не собирались более преследовать Питу, но он-то этого не знал.

Так что за Питу никто, кроме тени, не гнался.

Что же касается людей в черном, они были полны уверенности в себе, что вообще присуще тем, кто ленив.

– Беги, беги! – бормотали они, позвякивая в карманах наградными, полученными от г-на Тихой Сапой. – Беги, глупый. Когда надо будет, мы тебя все равно отыщем.

И эти слова были отнюдь не пустым хвастовством, а истинной правдой.

А Питу бежал, как будто слышал эти речи подручных г-на Тихой Сапой.

Он петлял, как это делают лесные звери, чтобы сбить со следа свору гончих, и когда так хитроумно запутал следы, что даже сам Нимрод [59] не сумел бы их распутать, внезапно принял решение повернуть вправо и выйти неподалеку от Кондревильских вересковищ на дорогу, что соединяет Виллер-Котре с Парижем.

Приняв такое решение, он свернул почти под прямым углом, пошел по лесосеке и через пятнадцать минут увидел дорогу – желтые песчаные откосы и два ряда растущих вдоль нее зеленых деревьев.

59

Нимрод – упоминаемый в Ветхом Завете внук Хама, о котором сказано: «он был сильный зверолов перед Господом» (Быт., 10, 8).

Итак, через час после бегства с фермы он очутился на королевском тракте.

За этот час он проделал четыре с половиной лье. Это все равно как если бы скакать на хорошей лошади крупной рысью.

Питу бросил взгляд назад. На дороге пусто.

Питу глянул вперед. Две женщины на ослах.

Мифологию Питу постигал по гравюрам в книжке младшего Жильбера. В ту эпоху очень интересовались мифологией.

История богов и богинь греческого Олимпа входила в круг образования молодых людей. Разглядывая гравюры, Питу познакомился с мифологией: видел, как Зевс превратился в быка, чтобы похитить Европу [60] , в лебедя – чтобы бесстыдно овладеть дочерью Тиндара [61] , видел он, как и другие божества совершают более или менее живописные перевоплощения, но чтобы агент полиции его величества превратился в осла – нет, такое просто немыслимо! Даже у царя Мидаса были всего-навсего только ослиные уши, а ведь он был царь и мог все, что угодно, превращать в золото, так что имел возможность купить целиком шкуру этого четвероногого.

60

Европа (греч. миф.) – дочь финикийского царя, которую Зевс в облике быка похитил, когда она гуляла с подругами на морском берегу.

61

Ошибка Дюма: согласно мифу, Зевс, обратившись в лебедя, овладел не дочерью спартанского царя Тиндара, а его женой Ледой, которая родила от Зевса Елену Прекрасную и близнецов-братьев Кастора и Полидевка (Диоскуров).

Несколько успокоенный увиденным, а вернее тем, что он не увидел, Питу рухнул на кромке леса в траву, вытер рукавом покрасневшее лицо и, растянувшись на зеленом ковре, предался сладостному отдохновению.

Однако нежные ароматы люцерны и майорана не могли заставить Питу забыть ни свинину матушки Бийо, ни краюху черного хлеба весом фунта в полтора, которую Катрин отрезала ему за каждой трапезой, то есть три раза в день.

Хлеба, стоившего тогда четыре с половиной су за фунт – чудовищная цена, соответствует современным девяти су, – не хватало по всей Франции, и ежели он был пригоден в пищу, то казался вкуснее тех самых сказочных пирожных, которыми герцогиня де Полиньяк [62] велела или посоветовала питаться парижанам, когда у них не будет больше муки.

62

Полиньяк, Жюли, герцогиня де (1749–1793) – ближайшая подруга Марии Антуанетты, воспитательница королевских детей, возбуждавшая особую ненависть народа. Совет парижанам есть пирожные, раз у них нет хлеба, приписывают и самой королеве.