Анж Питу (др. перевод)

Когда же они добежали до края ограды, то обнаружили, что Питу опередил их шагов на пятьсот и прямиком устремился к лесу, до которого ему не больше четверти лье, так что через несколько минут он в нем скроется.

В этот миг Питу оглянулся, увидел, что стражники намерены преследовать его – скорее для очистки совести, чем в надежде догнать, – наддал еще, достиг кромки леса и исчез.

Так Питу бежал еще минут пятнадцать, хотя мог бы бежать и два часа, будь в том необходимость: дыхание и скорость у него были, как у оленя.

Но через четверть часа, инстинктивно сообразив, что опасность миновала, он остановился, отдышался, прислушался и, убедившись, что погони нет, пробормотал:

– Просто невероятно, сколько событий может произойти за три дня.

Потом осмотрел двойной луидор, нож и подумал: «Да, неплохо было бы разменять золотой и вручить мадемуазель Катрин два су, а то боюсь, как бы этот нож не перерезал нашу дружбу. Ну, да не важно, раз она велела сегодня быть в Париже, пойду в Париж».

Сориентировавшись, Питу понял, что находится между Бурсоном и Ивором, и взял направление на Кондревильские вересковища, через которые проходит дорога в Париж.

VIII. Для чего человек в черном явился вместе со стражниками на ферму

А теперь вернемся на ферму и расскажем о случившейся там катастрофе, развязкой которой был эпизод с Питу. В шесть утра в Виллер-Котре явился из Парижа полицейский в сопровождении двух стражников, представился комиссару полиции и получил сведения о местонахождении фермера Бийо.

Не доходя шагов пятьсот до фермы, полицейский увидел работающего на поле поденщика. Он подошел и справился, дома ли г-н Бийо. Поденщик ответил, что г-н Бийо никогда не возвращается домой раньше девяти, то есть только к завтраку. Но в этот миг поденщик случайно поднял взгляд и показал пальцем на верхового, который беседовал с пастухом примерно в четверти лье от них.

– Вы его ищете, – сказал поденщик, – а он вот он.

– Господин Бийо?

– Да.

– Этот всадник?

– Он самый.

– Послушайте, друг мой, а не хотели бы вы доставить радость своему хозяину? – поинтересовался полицейский.

– С огромным удовольствием.

– Тогда подите и передайте ему, что на ферме его ждет один господин из Парижа.

– Уж не доктор ли Жильбер?

– Идите, идите, – произнес в ответ полицейский.

Поденщик тотчас же пошел через поле к хозяину, а полицейский и оба стражника затаились за полуразрушенным забором, как раз почти напротив входа в дом.

Очень скоро послышался цокот копыт: это прискакал Бийо.

Он въехал во двор, соскочил с коня, бросил поводья конюху и поспешил на кухню в полной уверенности, что сейчас увидит доктора Жильбера в широком дорожном плаще; однако в кухне была только матушка Бийо: она сидела на стуле и со всем тщанием и старательностью, каких требует подобное занятие, ощипывала уток.

Катрин же у себя в комнате шила чепец к следующему воскресенью. Катрин готовилась к нему загодя: женщинам доставляет одинаковое удовольствие не только, как они выражаются, принарядиться, но и сам процесс принаряживания и подготовка к нему.

Бийо остановился на пороге, оглядел кухню и поинтересовался:

– Кто меня спрашивает?

– Я, – ответил за спиной у него приятный голос.

Бийо обернулся и увидел человека в черном и двух стражников.

– Вот те на! – воскликнул он, отступая назад. – Что вам от меня нужно?

– Сущий пустячок, господин Бийо, – сообщил обладатель приятного голоса. – Произвести у вас обыск, только и всего.

– Обыск? – удивился Бийо.

– Да, обыск, – подтвердил полицейский.

Бийо бросил взгляд на ружье, висящее над очагом.

– А я-то думал, – сказал он, – что с тех пор как у нас образовалось Национальное собрание, граждане больше не подвергаются притеснениям, которые свойственны прошлым временам и отдают старым режимом. Я смирный человек, законов не нарушаю. Чего вы от меня хотите?

У всех полицейских мира есть нечто общее: они никогда не отвечают на вопросы своих жертв. Только обыскав их, арестовав, связав, они начинают сострадать этим несчастным; такие-то опаснее всего, потому что кажутся лучше других.

Тот же, кто заявился к фермеру Бийо, был из школы Тапена и Дегре, людей елейной доброты, всегда готовых пустить слезу над участью тех, кого они преследуют, однако руки у них при этом заняты отнюдь не утиранием глаз.

И вот полицейский, испустив горестный вздох, дал знак стражникам, которые шагнули к Бийо, однако тот стремительно отскочил назад и попятился к ружью. Но рука его, чуть было уже не схватившая оружие, вдвойне в этот миг опасное, потому что оно убило бы и того, кто им воспользовался бы, и того, против кого оно было бы использовано, так вот рука его была удержана парой ручек, силу которым придал ужас, а любовь придала твердости.

Дело в том, что Катрин вышла на шум и вовремя подоспела, чтобы не дать отцу стать преступником, взбунтовавшимся против правосудия.

После этого Бийо уже не оказывал никакого сопротивления. Человек в черном велел запереть его в комнате на первом этаже, Катрин – в комнате на втором этаже, что же касается г-жи Бийо, то он счел ее совершенно безвредной и, не испытывая на ее счет никаких опасений, позволил ей остаться в кухне. После чего, сочтя себя хозяином положения, принялся обшаривать секретеры, шкафы и комоды.

Бийо, оказавшись в одиночестве, решил бежать. Однако на окнах этой комнаты были решетки. Человек в черном сразу приметил их, а вот Бийо, который сам их ставил, про них запамятовал.

Тогда он приник к замочной скважине и увидел, что полицейский и два приспешника перевернули всю кухню вверх дном.

– Эй, вы! – закричал Бийо. – Вы что делаете?

– Вы сами отлично видите, милейший господин Бийо, – отвечал полицейский, – мы ищем некую вещь, которую пока еще не нашли.

– А вдруг вы грабители, разбойники, воры?

– Сударь, вы обижаете нас, – укоризненно произнес полицейский. – Мы такие же честные люди, как и вы, но только мы состоим на службе его величества и, следовательно, обязаны исполнять его приказания.

– Приказания его величества! – возопил Бийо. – Значит, это король Людовик Шестнадцатый приказал вам рыться в моем секретере и все переворошить в моих шкафах и комодах?

– Да.

– Его величество? – повторил Бийо. – Но почему-то его величество не соизволил побеспокоиться о нас, когда в прошлом году настал такой страшный голод, что мы уже думали, что придется съесть лошадей, и в позапрошлом году, когда тридцатого июля град побил все наши посевы. Чем же сейчас его заинтересовала моя ферма, которой он никогда не видел, и я, которого он не знает?