Анж Питу (др. перевод)

Сразу же после отвода солдат было разграблено Хранилище мебели.

И народ выкатил к ратуше две пушечки.

В соборе Парижской Богоматери, в ратуше, во всех церквах били в набат. Появились (откуда? – никто этого не знал – может быть, из-под земли?) легионы бледных, изможденных, одетых в отрепья мужчин и женщин, которые еще вчера кричали: «Хлеба!», а сегодня: «К оружию!»

Эти зловещие толпы призраков уже месяца два стягивались из провинции, в молчании проходили через заставы и заселяли голодный Париж, как заселяют кладбище арабские гулы [80] .

80

Гулы (мусульм. миф.)

– джинны, имеющие облик женщин, которые заманивают путников, убивают их и пожирают.

В тот день вся Франция, представленная в Париже голодающими из каждой провинции, вопияла к своему королю: «Дай нам свободу!» – и к богу: «Насыть нас!»

Бийо, проснувшийся первым, разбудил Питу, и они отправились в коллеж Людовика Великого, с содроганием осматриваясь и ужасаясь своему участию в кровопролитных бедствиях.

Они шли через район, который нынче называют Латинским кварталом, по улице Арфы, по улице Сен-Жак, которая и была их целью, и видели, что всюду, как во времена Фронды [81] , возводятся баррикады. Женщины и дети таскали на верхние этажи книги ин-фолио, тяжелую мебель и бесценные мраморные скульптуры, чтобы сбрасывать их на головы чужеземных солдат, ежели те осмелятся сунуться в извилистые и узкие улочки старого Парижа.

81

Фронда – движение во Франции в 1648–1653 гг., направленное против усиления абсолютизма и кардинала Мазарини.

Время от времени Бийо замечал одного или двух французских гвардейцев, стоящих в центре собравшейся вокруг них толпы, которой они показывали, как обращаться с ружьем; женщины и дети с интересом и, можно даже сказать, с желанием научиться повторяли все эти упражнения.

А в коллеже Людовика Великого был мятеж: ученики взбунтовались и изгнали учителей. Когда Бийо и Питу подошли к коллежу, школяры, выкрикивая угрозы, осаждали решетчатые ворота, а позади них с жалобными воплями бегал перепуганный принципал коллежа.

Фермер несколько секунд наблюдал за этой междоусобицей, а потом зычным голосом крикнул:

– Кто из вас Себастьен Жильбер?

– Я, – ответил мальчик, красивый почти женской красотой, который в компании еще нескольких товарищей тащил лестницу, чтобы с ее помощью преодолеть стену, раз уж ворота оказались для них непреодолимыми.

– Подойди ко мне, дружок.

– Что вам угодно, сударь? – осведомился Себастьен.

– Куда вы собираетесь увести его? – закричал принципал, напуганный появлением двух вооруженных людей, одежда одного из которых – как раз того, кто обратился к юному Жильберу, – была вся перепачкана засохшей кровью.

Мальчик тоже с удивлением смотрел на обоих пришельцев, не узнавая своего молочного брата Питу, который мало того что изрядно вымахал с тех пор, как они расстались, но еще и совершенно переменил внешний вид, явившись в облике этакого воителя.

– Увести! – воскликнул Бийо. – Увести сына господина Жильбера, ввергнуть его в эту сумятицу, рискуя, что с ним что-то случится? Нет, черт побери, ни за что!

– Вот видите, Себастьен, – обратился к мальчику принципал, – видите, безумец, даже ваши друзья не хотят вас брать с собой. Я предполагаю, что эти господа – ваши друзья… Господа, воспитанники, дети мои, – вопил несчастный, – перестаньте! Послушайтесь меня… Приказываю, умоляю вас!

– Oro obtestorque [82] , – бросил Питу.

– Сударь, – промолвил Жильбер с твердостью, необычной для мальчика такого возраста, – удерживайте, если вам угодно, моих товарищей, но я – вы слышите? – я желаю выйти.

И он направился к воротам. Наставник поймал его за руку.

Но мальчик, откидывая с бледного лба прекрасные темно-русые волосы, объявил:

– Сударь, не смейте меня задерживать. Я в ином положении, чем другие: мой отец арестован и брошен в тюрьму. Мой отец во власти тиранов!

82

Призываю, умоляю (лат.).

– Во власти тиранов! – воскликнул Бийо. – Ну-ка, мой мальчик, что ты хочешь этим сказать?

– Да! Да! – закричали ученики. – Себастьен говорит правду, его отца арестовали. Народ открыл тюрьмы, и он хочет, чтобы открыли тюрьму, в которой сидит его отец.

– Ах, вот как! – произнес фермер, с геркулесовой силой дергая ворота. – Значит, доктор Жильбер арестован. Черт побери, малышка Катрин была права.

– Да, сударь, моего отца арестовали, – продолжал юный Жильбер, – и поэтому я хочу уйти отсюда, получить оружие и сражаться до тех пор, пока не освобожу отца!

Его слова были поддержаны сотней голосов, неистово кричавших во всех регистрах:

– К оружию! К оружию! Дайте нам оружия!

Собравшаяся на улицах толпа, возбужденная этими пылкими героическими криками, ринулась к воротам, намереваясь выпустить школяров на свободу.

Принципал бросился на колени между учениками и толпой и, умоляюще протягивая руки сквозь прутья ворот, закричал:

– Друзья мои! Друзья мои! Пожалейте этих детей!

– Уж будто мы их не пожалеем! – бросил какой-то французский гвардеец. – Они прекрасные ребятки и будут делать ружейные артикулы, как ангелочки.

– Друзья мои! Друзья мои! Эти дети доверены мне их родителями, я отвечаю за них своей жизнью. Их родители рассчитывают на меня. Во имя всего святого, не уводите детей отсюда!

Ответом на эту отчаянную мольбу было гиканье, раздавшееся из глубины улицы, то есть из задних рядов толпы.

И тут выступил Бийо, не побоявшийся вступить в спор с французскими гвардейцами, с толпой и даже с самими школьниками:

– Он прав, и его святой долг сохранить их. Пусть сражаются мужчины, пусть они, черт побери, идут на гибель, но дети должны жить. Мы должны сберечь семя будущего.

Его слова были встречены недовольным ропотом.

– Кто тут против? – крикнул Бийо. – Сразу видно, у него нет детей. А я вчера держал на этих вот руках двух убитых, их кровь у меня на рубахе. Смотрите!

И он величественным жестом, приведшим всю толпу в возбуждение, указал на свою блузу и рубашку.

– Вчера, – продолжал Бийо, – я дрался у Пале-Рояля и в Тюильри, и этот парнишка тоже. Но у него нет ни отца, ни матери, и к тому же он уже почти мужчина.

Бийо указал на выпятившего грудь Питу.

– Сегодня я тоже пойду драться, – кричал Бийо, – но нельзя допустить, чтобы кто-то мог сказать: «Парижане бессильны против чужеземных солдат и призвали на помощь детей».

– Правильно! Правильно! – зазвучали со всех сторон голоса женщин и солдат. – Он верно говорит! Дети, останьтесь!

– О, благодарю вас, сударь, благодарю! – бормотал принципал, пытаясь сквозь прутья решетки пожать Бийо руку.

– А самое главное, берегите Себастьена, – отвечал фермер.