Анж Питу (др. перевод)

В этой должности надо было вернуть выложенные деньги и получить на них еще проценты.

Господин Делоне отличался исключительной алчностью, превзойдя в этом всех своих предшественников. Возможно, он заплатил за должность дороже, чем они, и предвидел, что недолго будет сохранять ее.

И он сам, и слуги его кормились за счет узников. Он уменьшил узникам выдачу дров, удвоил цену за любой предмет меблировки.

Он имел право ввозить в Париж сто бочек вина, свободных от обложения городскими пошлинами. Свое право он продал какому-то кабатчику, который ввозил благодаря этому великолепные вина. А г-н Делоне за десятую часть полученных денег покупал чудовищную кислятину, каковой и поил своих подопечных.

У несчастных узников оставалось одно-единственное утешение – маленький садик на бастионе. Там они прогуливались, там могли насладиться свежим воздухом, цветами, солнечным светом, самой природой.

Господин Делоне сдал этот садик некоему садовнику и ради пятидесяти ливров в год лишил заключенных последней радости.

Правда, к богатым узникам он обнаруживал исключительное попустительство; одного из них он отвозил к любовнице; этот же узник обставил камеру собственной мебелью и сам платил за свое содержание, так что не стоил Делоне ни гроша.

Посмотрите «Разоблаченную Бастилию», и вы найдете там и этот факт, и множество других в том же роде.

Вместе с тем он был отважный человек.

Уже со вчерашнего дня над ним громыхала гроза. Со вчерашнего дня он почувствовал, как все растущий вал мятежа бьется о подножие его твердыни.

Он был бледен, но спокоен.

Надо, правда, сказать, что за спиной у него находились четыре орудия, которые готовы были открыть огонь, его окружал гарнизон, состоящий из швейцарцев и солдат инвалидной команды, а перед ним стоял безоружный человек.

Перед тем как войти в Бастилию, Бийо отдал свой карабин Питу.

Он сообразил, что по ту сторону решетки, которую он завидел уже издали, любое оружие окажется не столько полезным, сколько опасным.

Бийо с одного взгляда приметил все – спокойную и чуть ли не угрожающию позу коменданта, швейцарцев, находящихся в казармах, солдат инвалидной команды на орудийных настилах, артиллеристов, которые молча укладывали в зарядные ящики пороховые картузы.

Часовые держали ружья на изготовку, офицеры обнажили шпаги.

Комендант не стронулся с места, Бийо пришлось подойти к нему; решетка за спиной парламентера с мрачным скрежетом опустилась, и Бийо при всей своей храбрости почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки.

– Так чего еще вы хотите от меня? – осведомился Делоне.

– Еще? – повторил Бийо. – Мне кажется, что я впервые вижу вас, и, следовательно, мой вид не успел вам надоесть.

– Мне доложили, что вы пришли из ратуши.

– Все верно, я как раз оттуда.

– Но только что я уже принимал депутацию муниципалитета.

– Зачем она приходила?

– Она пришла попросить, чтобы я дал обещание не открывать огонь.

– И вы обещали?

– Да. И еще она попросила меня убрать пушки.

– И вы приказали убрать их. Я знаю. Я был на площади Бастилии, когда это было сделано.

– И вы, разумеется, подумали, что я уступил перед угрозами простонародья?

– Еще бы! Так все оно и выглядело, – подтвердил Бийо.

– Я же говорил вам, господа, – вскричал Делоне, поворачиваясь к офицерам, – говорил, что они сочтут, будто мы струсили!

Затем он снова повернулся к Бийо.

– А вы от кого пришли ко мне?

– От народа! – гордо ответил Бийо.

– Это просто великолепно, – улыбнулся Делоне, – но, полагаю, у вас есть и какая-нибудь другая рекомендация, потому что с только что названной вами вы не прошли бы и через первую линию караулов.

– Да, у меня есть охранная грамота от вашего друга де Флесселя.

– Де Флесселя! Вы назвали его моим другом? – мгновенно отозвался Делоне, сверля Бийо взглядом и словно желая проникнуть в самые глубины его сердца. – Откуда вам известно, что он мой друг?

– Я так предполагаю.

– Ага, значит, предполагаете. Великолепно. Ну что ж, давайте посмотрим охранную грамоту.

Бийо подал ему пропуск.

Делоне прочел его раз, второй, проверил, нет ли еще какого-нибудь постскриптума, скрытого между страницами, посмотрел на свет, не написано ли что-нибудь между строчками.

– И это все, что он мне сообщает? – осведомился комендант.

– Все.

– Вы уверены?

– Совершенно.

– А на словах ничего?

– Ничего.

– Странно, – пробормотал Делоне и задумчиво посмотрел через бойницу на площадь.

– А что еще, по-вашему, он должен был передать? – поинтересовался Бийо.

Делоне отвел взгляд от бойницы.

– Да нет, в сущности, ничего. Ладно, говорите, что вам желательно, только покороче – мне некогда.

– Я хочу, чтобы вы сдали нам Бастилию.

– Что? Что? – круто обернулся Делоне с таким видом, словно он ослышался. – Простите, что вы сказали?

– Я сказал, что пришел от имени народа потребовать у вас сдать Бастилию.

Делоне пожал плечами.

– Нет, право же, народ – странная скотина, – бросил он.

– Что такое? – возмутился Бийо.

– И что же народ намерен сделать с Бастилией?

– Разрушить ее.

– А что этому вашему народу до Бастилии? Разве когда-нибудь кто-то из простонародья был брошен в Бастилию? Да народ, напротив, должен благословлять каждый ее камень. Кого заключают в Бастилию? Философов, ученых, аристократов, министров, принцев, то есть врагов народа.

– Что ж, это доказывает, что народ думает не только о себе.

– Друг мой, – с некоторым сочувствием произнес Делоне, – легко догадаться, что вы – не солдат.

– Вы правы, я – фермер.

– И вы не из Парижа.

– Да, я из провинции.

– Вы совершенно не представляете, что такое Бастилия.

– Вы правы. Я знаю только, как она выглядит, то есть ее стены.

– Ну что ж, ступайте со мной, я вам покажу, что такое Бастилия.