Анж Питу
Шрифт:
Известно, что офицеры, служившие в Бастилии, получали назначение не от военного министра. Все места в крепости, от коменданта до поваренка, покупались. Комендант Бастилии был просто важный привратник, кабатчик в эполетах, который к шестидесяти тысячам франков жалованья прибавлял шестьдесят тысяч франков, полученных с помощью грабежа и вымогательства.
Нужно же было оправдать расходы.
По части скупости г-н де Лоне оставил далеко позади своих предшественников. Впрочем, может быть, все дело в том, что он заплатил за свое место дороже, чем они, да к тому же предвидел,
Своих домашних он кормил за счет заключенных. Он уменьшил расход дров для узников, удвоил цену каждого предмета их утвари.
Де Лоне имел право на беспошлинный ввоз в Париж ста бочек вина. Право свое он продавал трактирщику, который благодаря этому ввозил в столицу превосходные вина. Право же на ввоз десятой части комендант оставлял за собой и покупал скверное вино, по вкусу напоминающее уксус, – им он поил своих узников.
Несчастным заключенным оставалось одно утешение – садик, разведенный на крыше одного из бастионов. Там они гуляли, там на мгновение вспоминали, что такое воздух, цветы, свет, одним словом, природа.
За 50 ливров в год комендант сдал этот садик какому-то садовнику и лишил узников последней радости.
Правда, к богатым заключенным он проявлял чрезвычайное снисхождение: возил их к своей любовнице, жившей в собственном доме и, следовательно, не стоившей ему, де Лоне, ни гроша.
Прочтите «Бастилию без покрова»: там изложены этот и многие другие факты.
Впрочем, де Лоне был храбр.
Уже второй день он чувствовал, что над его головой собираются тучи. Уже второй день он слышал, как волны бунта все громче и громче бьются о стены его крепости.
Все это заставило его побледнеть, однако он сохранял хладнокровие.
Впрочем, за его спиной стояли четыре пушки, готовые открыть огонь, рядом с ним был гарнизон швейцарцев и инвалидов, а перед ним – один-единственный человек, и притом безоружный: перед тем, как войти в крепость, Бийо отдал свой карабин Питу. Он понимал, что по ту сторону ворот любое оружие принесет ему больше вреда, чем пользы.
Бийо было достаточно одного взгляда, чтобы заметить все: грозное спокойствие коменданта, швейцарцев в караульнях, инвалидов на орудийных площадках, молчаливую суету артиллеристов, грузящих в фургоны зарядные картузы.
Часовые держали ружья наизготовку, офицеры обнажили шпаги.
Комендант не двигался с места, и Бийо пришлось подойти к нему; ворота закрылись за спиной посланца народа с таким мрачным скрежетом, что, как ни отважен был фермер, его пробрала дрожь.
– Что вам еще угодно от меня? – спросил де Лоне.
– Еще? – удивился Бийо. – Сдается мне, что мы видимся впервые в жизни, и у вас нет причин утверждать, что я докучаю вам просьбами.
– Но мне сказали, что вы пришли ко мне из Ратуши.
– Это верно.
– А я только что принимал посланцев муниципалитета.
– Зачем же они приходили?
– Затем, чтобы попросить меня не открывать огонь.
– И вы обещали?
– Да. Еще они просили меня убрать пушки.
– И вы их убрали, я видел. Я был в эту минуту на площади.
– И, конечно, решили, что я испугался угроз этой толпы?
– Натурально, – согласился Бийо, –
очень было на это похоже.– Что я вам говорил, господа, – обратился де Лоне к офицерам, – что я вам говорил: нас сочли способными на такую подлость!
Затем он продолжил свои расспросы.
– А от чьего имени пришли ко мне вы? – поинтересовался он у Бийо.
– От имени народа, – гордо ответил Бийо.
– Прекрасно, – улыбнулся де Лоне, – но у вас, кажется, есть и другая рекомендация, иначе вы не пересекли бы и первой линии часовых.
– Да, у меня есть письмо от вашего друга господина де Флесселя.
– Флесселя! Вы назвали его моим другом?!, – живо подхватил де Лоне, так пристально вглядываясь в лицо Бийо, словно ему хотелось прочесть все тайные мысли собеседника. – Откуда вы взяли, что господин де Флессель – мой друг?
– Мне так показалось.
– Показалось. Все дело в этом. Ладно, поглядим на письмо.
Бийо подал ему бумагу.
Де Лоне прочел ее один раз, затем второй, развернул листок, дабы убедиться, что на обороте нет никакой приписки, поднес его ближе к свету, чтобы удостовериться, что в письме нет никакой тайнописи, скрытой между строк.
– И это все? – спросил комендант.
– Да.
– Вы уверены?
– Уверен.
– И он ничего не велел передать на словах?
– Ничего.
– Странно! – произнес де Лоне, бросив сквозь бойницу взгляд на площадь Бастилии.
– Не что же вы хотели от него услышать? – спросил Бийо.
Де Лоне вздрогнул.
– В общем-то, ничего особенного. Вернемся к вам; говорите, что вам нужно, но поскорее: я спешу.
– В двух словах: мне нужно, чтобы вы сдали нам Бастилию.
– Что-что? – переспросил, встрепенувшись, Де Лоне тоном человека, плохо расслышавшего слова собеседника. – Что вы сказали?
– Я сказал, что пришел к вам от имени народа с требованием сдать Бастилию. Де Лоне пожал плечами.
– По правде говоря, странная это тварь – народ, – сказал он.
Бийо в ответ только хмыкнул.
– И что же хочет сделать с Бастилией этот ваш народ?
– Он хочет ее разрушить.
– Какого черта далась ему Бастилия? Разве людей из народа сажали в Бастилию? Бастилия! Народу следовало бы благословлять каждый ее камень. Кого сажают в Бастилию? Философов, ученых, аристократов, министров, князей – одним словом, врагов народа.
– Ну что ж, значит, народ не такой себялюбец.
– Друг мой, – сказал де Лоне с неким сочувствием, – сразу видно, что вы не солдат.
– Вы правы, я фермер.
– И что вы не парижанин.
– Вы правы, я из провинции.
– И что вы плохо знаете Бастилию.
– Совершенно верно, я знаю только то, что видел, то есть стены.
– В таком случае пойдемте со мной, я покажу вам, что такое Бастилия.
«Ох-ох-ох! – подумал Бийо, – сейчас он спихнет меня в какой-нибудь каменный мешок – и прощай, папаша Бийо»
Однако отважный фермер ничем не выдал своих опасений и приготовился пойти следом за комендантом Бастилии – Для начала, – сказал де Лоне, – усвойте, что в подвалах у меня достанет пороха, чтобы взорвать Бастилию, а с нею – половину Сент-Антуанского предместья.