Апокалипсис 2060
Шрифт:
— Он произнес эти слова не ради всей планеты, а ради своей души, — мать вздохнула. — Я знаю это. Твой отец говорил мне, что можно делать многое, но нельзя изменять своей душе. Иногда стоит подумать и о ней. Мне кажется, сейчас самое время вспомнить, что мы люди немного отличаемся от животных, что у нас есть бессмертная душа, о которой все забыли. Именно сейчас и начнется то, что называют страшным судом, на нем каждый ответит за то, что натворил на этой многострадальной земле. Мне кажется, твой отец был готов к этому, ему есть что сказать и чем оправдаться…
— Какой страшный суд?! — Сергеев остановился,
— Вот этот суд, — женщина подняла руки вверх. — И он начинается, я чувствую это.
Вверху что-то бабахнуло, потом что-то тяжелое навалилось на них. Илья застонал и упал мешком на бетонный пол, мозг захлестнула темная огненная волна, в голове все закрутилось и перемешалось, дикая боль пронеслась по всему телу, его затрясло и выгнуло так, что затрещал позвоночник, а потом весь мир куда-то исчез. Вот он был и его не стало…
Отец стоял среди группы таких же как он одетых в строгие дорогие костюмы людей, обсуждающих проблемы сегодняшней экономики, и какое воздействие на нее окажет предстоящий апокалипсис, причем из разговора было ясно, что никто до конца не верит в то, что нечто страшное действительно произойдет. Для этих людей конец света был продолжением игры в монополию, в которую они играли, когда покупали предприятия, увольняли людей, продавали акции и товары. Для них это были только цифры, новые открытые карты, которые следовали учитывать в новом раскладе мировых тенденций.
Лада многих из них знала, одних из новостей по телевизору, другие не раз приходили к ним домой или в офис к отцу. Девушка вежливо здоровалась, слушала комплименты и переходила от одной группы к другой, не забывая пригублять шампанское, постепенно добираясь до отца. Подойдя к нему, она тронула его за локоть и спросила шепотом:
— Папа, ты взял мои вещи?
— Вещи? — старший Гольдберг недоуменно посмотрел на нее и снова повернулся к мужчине, с который о чем-то тихо разговаривал. — Зачем? Все купим здесь…
— Где купим, папа? — Лада была настойчива и снова тронула его за локоть. — Посмотри по сторонам, эта станция метро, здесь нет магазинов и бутиков.
— И что? — отозвался рассеяно отец. — Какие-то ларьки должны быть и здесь, они просто находятся в переходах. Небольшие, конечно, магазинчики, но там наверняка многое купить. — Гольдберг повернулся к группе рядом. — Господа, никто из вас не занимался снабжением этой станции? А то моя дочь хочет прикупить что-нибудь из одежды и не знает, где находятся магазины.
— Магазинов здесь нет, но я подписывал документы о снабжении этой станции, — отозвался высокий мужчина. — Там точно были продукты и одежда. Правда, вряд ли приобретали какие-то изыски, насколько помню — обычные комбинезоны.
— Мою дочь не устроит обычный рабочий комбинезон, — недовольно покачал головой отец, морщась от громкой музыки, из-за нее приходилось прислушиваться к собеседнику да и самому говорить на повышенных тонах. — Ей нужно что-то более приличное.
— Наверняка это найдется внизу, — мужчина хмыкнул. — В накладной было много разных пунктов, что-то мы ей обязательно подберем.
Неожиданно музыка смолкла, и суровый мужской голос раздельно и четко произнес:
— Просьба всем отправиться вниз. Поступил сигнал со спутника слежения, до начала солнечного
урагана осталось десять минут, после этого вероятнее всего отключится электричество и придется спускаться по остановленным эскалаторам. Не создавайте панику, действуйте организованно, в первую очередь вниз должны сойти женщины, старики и дети. Не спешите, все эскалаторы настроены на спуск, времени должно хватить с запасом. Слушайте дежурных, они находятся у каждого эскалатора и ответят на все ваши вопросы, если они возникнут.— Началось, — произнес задумчиво отец. — Пойдем, дочка, вниз, решение вопроса с твоей одеждой временно откладывается.
Мгновенно все эскалаторы оказались забиты, и дорога для бизнесменов оказалась закрыта. Тогда вперед выдвинулись до этого момента незаметные телохранители, они мгновенно оттеснили людей от среднего эскалатора и финансисты стали спускаться вниз, продолжая вести неторопливый разговор, словно ничего необычного вокруг не происходило. Правда, если присмотреться, было видно, что не так уж они были спокойны: глаза нервно блестели, носогубные складки углубились, морщин на лбу тоже добавилось.
Скоро вся платформа внизу оказалась заполнена встревоженными людьми. Телохранители дружно выдвинулись вперед, им навстречу шагнули люди в пятнистых комбинезонах, вооруженные автоматами, до этого незаметные среди толпы. Охрана потянулась к оружию, но отец их остановил:
— Сначала послушаем, что скажут.
— Командир службы безопасности станции, майор Кобзев, — представился один из людей в пятнистых комбинезонов. — Вашим людям придется сдать свое оружие. На время нахождения в метро оно будет иметься только у полиции и у нас. Это распоряжение касается всех, исключений не предусмотрено. Жить вам придется тоже вместе со всеми, любые льготы отменяются.
— Вы хоть знаете, с кем имеете дело? — лениво осведомился Гольдберг, он потянулся к коммуникатору, набрал номер, тихо о чем-то переговорил, потом протянул аппарат к майору, тот взял его в руки с некоторой брезгливостью и поднес к уху.
— Что?! Извините, господин генерал, у меня приказ в связи с переходом на мобилизационный режим, подчинение идет только по команде, проговорил он четко и громко. — Ваши приказы для нас недействительны до окончания солнечного шторма.
И тут что-то произошло. Ладе показалось, что весь город обрушился ей на плечи. Заскрежетали эскалаторы и остановились, люди, которые на них спускались, от резкого толчка покатились вниз, крича и воя от боли, а потом на платформу упала страшная тишина.
Это было жутким зрелищем девушка смотрела по сторонам и видела, как люди с искаженными от крика лицами беззвучно падали на каменную плитку. Через пару секунд замигали мертвенно бледным светом светильники, понемногу снижая накал.
По рельсам пронеслись яркие багровые всполохи, уносясь в темный туннель, синие искры побежали по оружию и всему металлическому, что имелось на людях, стоящих рядом с туннелем. Впервые Лада обрадовалась тому, что не носит на себе драгоценности из золота, платины и других благородных металлов. На ее глазах жены финансистов, хватались за обнаженные шеи, на которых висели массивные цепочки с православными крестиками, пытаясь сорвать их с покрывающейся на глазах волдырями кожи, и падали на каменный пол с искаженными болью лицами.