Апостол: Творец Апокрифов
Шрифт:
Толпа людей в шкурах медленно направлялась к месту битвы, а после и вовсе остановилась, наблюдая за бойней со стороны.
Лангард отчаянно кричал команды, которые терялись в криках и воплях. Лошадь Амеди Верховного давно убежала, а с ней щит и шлем правителя.
Ещё недавно зелёная трава сменила свой окрас. Лужи крови, части тел, кишки с внутренностями, блевотина, моча и дерьмо покрывали землю. Ужасная вонь стояла в месте битвы.
Рыцари безуспешно махали мечами, спотыкались о трупы или поскальзывались на органах своих товарищей.
Лангард терявший обладание и стойкость поднял с земли знамя, которое зафаршмачилось
— Получи! ТВАРЬ! — завопил лангард.
Змея завыла, а после проткнула своими клыками тело правителя. Словно тряпичная кукла, он был выброшен на головы еле сопротивляющихся рыцарей.
Спустя пятнадцать минут сражения, армия пала. Стражники города пускали болты недолго: малая их часть нашла покой на стенах, другие же бежали. Деревянные ворота от трёх сильных ударов хвоста пропустили чудовищ. Толпа дикарей устремилась следом, добивая уцелевших.
Рыцари смогли одолеть только двух змей, которые покоились на месиве у стен Улграда. Крики жителей города постепенно утихали, вынуждая тишину спуститься. Церхэймеры с рыцарями первого марша пали в городе. Жюсту Статому удалось уцелеть, обмазав себя кровью, прятался среди трупов.
Фиакру посчастливилось сесть на корабль Мэри и убраться в земли Шраска, так как юная королева увидела в юноше потенциал, который она планировала использовать в своих целях.
Корабль убирался прочь, наблюдая за дымящимся городом. Грозная компания юной владычицы потерпела крах, но это только начало беспощадных козней.
Мэри не желала сдаваться. Под её началом самый сильный флот Глаи. Под её знамёнами маршируют мунхэды и гриффиры. Чего стоят только кошмарные обмигонги.
Теперь в нежных объятиях и наследник. Слабый, мало претендующий, но имеющий право. Следующая компания в ланитские земли получит успех, получит власть над тайнами и ресурсами потомков Амифа.
* * *
Возле Улграда гнили павшие рыцари. Смрад мог убить любое живое существо, окажись оно в пределах разлагающийся плоти, да падальщикам сие событие было в радость, ведомые голодом — противники здравия. Стая воронов пировала и конкурировала с волками. Мухи беспощадно грызли животных и павших, — знать чистильщиков природы. Они горды своей трапезой, ведь есть благодать и забота для живых, проводники в загробный мир.
Прагойны не устроили мародёрство, только забрали павших змей. Племена топей часто устраивали набеги на ланитские земли, с радостью отбирали всё ценное, но не сейчас. В своих вылазках, до пакта с Трибуналъом, они не использовали гигантских змей. От этого чудовища стали мифов. Было это сделано задумано или имелись другие причины, дано знать только прагойнским племенам.
По улицам разрушенного города хромал последний рыцарь — церхэймер Жюст Статый. Стоит ли его так называть? Как только пал лангард Амеди Верховный, а позднее падут и все его земли, Жюст утратит свой титул. Утратит и родовую фамилию.
Жюст пустым взглядом одаривал тела. Разум бывшего церхэймера стал супом, где: сожаление, жалость, страх, отчаяние, гнев и беспомощность — разрушали психику.
«Я видел этот взгляд ранее, пустой, выжженный лес, даже ветер отказывается спуститься на убитую местность. Все идеалы стали посмешищем для червонца, легче пуха, хрупче снежинки на ладони и вязкая смолёная консистенция, готовая утопить чистых сердцем.» — монолог Персерона.
— МмЫыы… — раздался тихий стон, который наполовину вернул Жюста из его внутренних стенаний.
Мужчина осмотрелся, но вокруг гнили лишь трупы.
— Атама стамр, — уже чётче сказал женский голос. Жюст смог определить от куда доносилась мольба, стиснув зубы от боли, прихрамывая отправился на зов.
Атама — дрема, дремота; сонливость. Для ланитов это слово является синонимом к слову отец. Происходит от верований предков. Родители являются стражами детей. Мать — страж дома и очага. Отец — страж сна, страж стража.
Слабые стоны за руку вели церхэймера по улицам Улграда, живая нить закрывала ужасы от глаз Жюста, голос женщины затмевал окружение. Плач привел к разрушенному дому, возле него стоял столб, к которому кровожадно привязали молодую девушку. Верёвки беспощадно натирали ей шею, живот и ноги. Тело красавицы изуродовано: не глубокие, но рваные раны создавали паучью сеть от пяток до шеи. Руки же до плеч, ей отрубили и прижгли, сохраняя крупицы жизни, продлевая муки.
Церемония детей Шепот завершалась трупами детей, которые в плохо различимый символ разложили возле столба. Для тебя читатель, я не углублюсь в сильное описание сего зрелища, но поведаю о значении обряда.
В топях, в сердце Глаи, живут племена прагойнов. Они и являются детьми Прагора. Но в союзе племен топей есть и другие. Это дети Шепот. Они не выходят на общее обозрение, скрываются в тенях и нападают чаще ночью. Ритуал — дань богини сетей. Великая паучиха, раскинувшая свою паутину во все стороны света, богиня судьбы.
Тела детей — символизируют глупых людей. А дева у столба — сердцевина; башня; цитадель обитания Шепот, от куда и берут начала сети.
Привязанная девушка с трудом боролась за жизнь, а в её глазах читалось безумие. То громко, то тихо, да и безмолвно шевеля губами, выкрикивала странные слова. Агония пыталась выбраться из юного тела, раскрывая узоры, окропляя кровью лежащие тела.
— Прости меня, — с сочувствием прошептал Жюст. Он подобрал короткий меч, который валялся возле смятого в лепёшку рыцаря, а после совершил колющий удар в живот девушки.
Меч ударил вибрацией по рукам бывшего церхэймера. Остриё в мгновение затупилось, а от ребра до дола пошли трещины. Оружие отказалось входить в живот, казалось, девушка состояла не из плоти, а из камня.
Жюст ещё сильнее стиснул зубы, от этого столкновения он вывихнул правую кисть.
— Что ты делаешь? — холодным голосом спросила привязанная девушка.
Жюст поднял глаза. Жертва прагойнов не моргая смотрела на него, а в её зеркале души отразился лик церхэймера, напуганный воин с рубцом на щеке.
— Что…Ты…Делаешь? — снова спросила девушка, в этот раз делая акцент на начало каждого слова.
— Хотел облегчить твои страдания, — ответил Жюст. Его слова прозвучали как вопрос, который он задавал скорее себе, чем мученице.
— Сними меня, — скомандовала жертва и величественно взмыла взор на небо.
Несколько секунд до мужчины доходила просьба. Пока взгляд девушки не вернулся и не спросил: И?
Жюст быстро отрезал верёвки, которые держали мученицу и принял в объятия обнажённое тело.