Апрель в Париже

За добавочную плату - два соля в год - домовладелец разрешил им устроить в чулане вторую спальню, и Ленуар теперь опять спал в главной комнате мансарды один. На идиллию друга он смотрел с хмурым интересом, но без зависти. Профессора и рабыню соединила нежная, восторженная любовь. Их счастье переливалось через край, обдавая и Ленуара волнами радостной заботливости. Горька и жестока была прежняя жизнь Боты, все видели в ней только женщину, но никто не обращался с нею как с человеком. А тут за какую-то неделю она расцвела, воспрянула духом - и оказалось, под кроткой покорностью таилась натура жизнерадостная, быстрый ум. Однажды ночью Жеан услышал (стенки чердака были тонкие), как Барри упрекнул ее: - Ты становишься заправской парижанкой. И она ответила: - Знал бы ты, как я счастлива, что не надо всегда ждать опасности, всего бояться, всегда быть одной... Ленуар сел на своей койке и глубоко задумался. К полуночи, когда все кругом стихло, он поднялся, бесшумно приготовил щепотки серы и серебра, начертил пентаграмму, раскрыл драгоценную книгу. И чуть слышно, опасливо прочитал заклятие. Внутри пентаграммы появилась маленькая белая собачка. Она съежилась, поджав хвостик, потом несмело подошла к Ленуару, понюхала его руку, поглядела в лицо ему влажными ясными глазами и тихонько, просительно заскулила. Щенок, потерявший хозяина... Ленуар ее погладил. Собачонка лизнула ему руку и стала прыгать на него вне себя от радости. На белом кожаном ошейнике, на серебряной пластинке, выгравирована была надпись: "Красотка. Принадлежит Дюпону, улица Сены, 36, Париж, VI округ". Красотка погрызла хлебную корку и уснула, свернувшись в клубок под стулом Ленуара. Тогда алхимик опять раскрыл книгу и начал читать, все так же тихо, но на сей раз без смущения, без страха, уже зная, что произойдет. Наутро Барри вышел из чулана-спальни, где проводил он медовый месяц, и на пороге остолбенел. Ленуар сидел на своей постели, гладил белого щенка и увлеченно беседовал с особой, что сидела в изножье кровати, высокой огненно-рыжей женщиной в серебряном одеянии. Щенок залаял. Ленуар сказал: - Доброе утро! Рыжая женщина чарующе улыбнулась. - Черт меня побери,- пробормотал Барри (по-английски). Потом сказал: - Доброе утро. Откуда вы взялись? Эта женщина походила на кинозвезду Риту Хейворс, только облагороженную... Пожалуй, сочетание Риты Хейворс и Моны Лизы... - Я с Альтаира, примерно из седьмого тысячелетия после вашего времени,- ответила она и улыбнулась еще очаровательней. По-французски она говорила похуже какого-нибудь первокурсника-футболиста из американского колледжа.- Я археолог, веду раскопки в развалинах Третьего Парижа. Извините мое прескверное произношение, ваш язык мы, понятно, знаем только по надписям. - С Альтаира? Со звезды? Но вы с виду совсем земная женщина... так мне кажется... - Люди с Земли поселились на нашей планете примерно четыре тысячи лет назад... то есть через три тысячи лет от вашего времени.- Она засмеялась еще того очаровательней и взглянула на Ленуара.

– Жеан мне все объяснил, но я еще немного путаюсь. - Опасно было повторять этот опыт, Жеан!
– с упреком сказал Барри. До сих пор нам, знаешь ли, просто на редкость везло. - Нет, - возразил француз, - это не просто везение. - Но в конце концов ты шутки шутишь с черной магией... Послушайте... не имею чести знать вашего имени, сударыня... - Кeслк,- назвалась она. - Послушайте, Кеслк,- без малейшей запинки продолжал Барри.- В ваше время наука, должно быть, невообразимо ушла вперед... скажите, есть на свете какое-то колдовство? Существует оно? Можно ли и вправду нарушить законы Природы - ведь вот, похоже, мы их нарушаем? - Я никогда не видела подлинного колдовства и не слыхала ни об одном научно подтвержденном случае. - Тогда что же происходит я!
– завопил Барри.
– Почему это дурацкое старое заклятие служит Жеану, всем нам - только оно одно и только здесь, больше ни у кого и нигде не случалось ничего подобного за пять... нет, за восемь, нет, за пятнадцать тысяч лет, что существует история? Почему так? Почему? И откуда взялась эта чертова собачонка? - Собачка потерялась,- сказал Ленуар, смуглое лицо его было очень серьезно.- Потерялась на острове Сен-Луи, где-то неподалеку от этого дома. - А я разбирала черепки на месте Жилого дома на Втором острове, четвертый участок раскопок, сектор . Такой чудесный весенний день, а мне он был ненавистен. Просто отвратителен. И этот день, н работа, и все люди вокруг.
– Кеслк опять поглядела на сурового маленького алхимика долгим, спокойным вэглядом.- Сегодня ночью я пыталась объяснить это Жеану. Понимаете, мы усовершенствовали человечество. Все мы теперь очень рослые, здоровые, красивые. Не знаем, что такое пломбы. У всех черепов, раскопанных в Ранней Америке, в зубах пломбы... Среди нас есть люди с коричневой кожей, и с белой, и с золотистой. Но все красивые, здоровые, уравновешенные, напористые, преуспевающие. Профессию и степень успеха для нас заранее определяют в государственных детских домах. Но изредка попадаются гены с изъяном. Вот как у меня. Меня учили на археолога, потому что наши учителя видели, что я, в сущности, не люблю детей, живых людей. Люди наводили на меню скуку. С виду все такие же, как я, а внутренне все мне чужие. Если всюду кругом одно и то же, где найти дом... А теперь я увидела не слишком чистое и не слишком теплое жилище. Увидела собор, а не развалины. Встретила человека меньше меня ростом, с испорченными зубами и пылким нравом. Теперь я дома, здесь я могу быть сама собой, я больше не одна! - Не одна,- негромко сказал Ленуар Пенниуизеру.- Одиночество, а? Одиночество и есть колдовство, одиночество сильней всякого колдовства... в сущности, это не противоречит законам Природы. Из-за двери выглянула Бота. Лицо ее, обрамленное непослушными черными волосами, разрумянилось. Она застенчиво улыбнулась и по-латыни учтиво поздоровалась с гостьей. - Кеслк не понимает по-латыни,- с истинным наслаждением сказал Ленуар.
– Придется поучить Боту французскому. И ведь французский - это язык любви, так? Вот что, выйдем-ка в город, купим хлеба, я проголодался. Он завернулся в свой траченный молью черный балахон. А потом все отправились добывать завтрак. Впереди шли алхимик с межзвездным археологом и разговаривали по-французски; за ними следовали галльская рабыня и профессор колледжа из штата Индиана, держась за руки и разговаривая по-латыни. На узких улицах было людно, ярко светило солнце. Высоко в небо вздымались квадратные башни Собора Парижской Богоматери. Рядом играла мягкой зыбью река. Был апрель, и в Париже, по берегам Сены, цвели каштаны.