Аракчеев: Свидетельства современников

А. С. Пушкин (?) [696]

В столице он капрал, в Чугуеве — Нерон. Кинжала Зандова везде достоин он [697] . 1819

К. Ф. Рылеев [698] К временщику (Подражание Персиевой сатире «К Рубеллию») [699]

696

Печатается по: Пушкин. Т. I. С. 396.

697

Чугуев упомянут в связи с бунтом военных поселян в 1819 г. Немецкий студент Карл Занд (1795–1820) 23 марта 1819 г. в Мангейме убил известного немецкого драматурга А. Ф. Коцебу (тот активно пропагандировал политику Священного союза, и в Германии его считали шпионом Александра I).

698

Впервые опубликовано в журнале «Невский зритель» (1820. № 10). О реакции современников на эту сатиру можно судить, в частности, по мемуарам И. Н. Лобойко, состоявшего, как и Рылеев, в Вольном обществе любителей российской словесности: «Летом, по выходе из заседания литературного нашего общества ночью в 11 часов, пригласил он (Рылеев) меня к себе на квартиру дослушать окончание своей поэмы [«Войнаровский»] <…> По окончании чтения я спросил его: где эта поэма будет напечатана? Рылеев отвечал: «В Москве». — «Отчего же не здесь, в Петербурге?» — «Разве вы не знаете, что за мною подсматривают? Оттого окна моей квартиры в нижнем этаже выходят на Мойку. Я их не закрываю, и полицейские агенты могут всегда чрез окна видеть, чем я занимаюсь и кто у меня бывает». — «Да за что же вас подозревают?» — Разве вам неизвестно, что я навлек на себя гнев графа Аракчеева?» Я не знал, по какому поводу, и Рылеев объяснил мне его следующим образом: «Вы знаете, что я напечатал в «Невском зрителе» Пропорция сатиру [ошибка: подзаголовок стихов Рылеева отсылает к несуществующей сатире Персия) в переводе стихами, под заглавием «Временщику»? Граф Аракчеев принял ее на свой счет, и она во всем Петербурге сделалась гласною. То те, то другие стихи, которые можно было обратить в укор Аракчееву, повторялись, Аракчеев, оскорбленный в своем грозном величии неслыханною дерзостию, отнесся к министру народного просвещения князю Голицыну, требуя предать цензора, пропустившего эту сатиру, суду. Но Александр Иванович Тургенев, тайно радуясь этому поражению и желая защитить цензора, придумал от имени министра дать Аракчееву такой ответ: «Так как ваше сиятельство, по случаю пропуска цензурою Проперция сатиры, переведенной стихами, требуете, чтобы я отдал под суд цензора и цензурный комитет за оскорбительные для вас выражения, то, прежде чем я назначу следствие, мне необходимо нужно знать, какие именно выражения принимаете вы на свой счет?» — Тургенев очень верно рассчитал, что граф Аракчеев после этого замолчать должен, ибо если бы он поставил министру на вид эти выражения, они не только бы раздались в столице, но и по всей России, ненавидевшей графа Аракчеева» (цит. по: Писатели-декабристы в воспоминаниях современников. М., 1980. Т. 2. С. 47–48). Ср. также воспоминания Н. А. Бестужева: «В «Сатире на временщика» открывается все презрение к почестям и власти человека, который прихотям деспота жертвует счастием своих сограждан. В том положении, в каком была и есть Россия, никто еще не достигал столь высокой степени силы и власти, как Аракчеев, не имея другого определенного звания, кроме принятого им титла верного царского слуги; этот приближенный вельможа, под личиной скромности, устраняя всякую власть, один, не зримый никем, без всякой явной должности, в тайне кабинета, вращал всею тягостью дел государственных, и злобная, подозрительная его политика лазутчески вкрадывалась во все отрасли правления. — Не было министерства, звания, дела, которое не зависело бы или оставалось бы неизвестно сему невидимому Протею — министру, политику, царедворцу; не было места, куда бы не проник его хитрый подсмотр; не было происшествия, которое бы не отозвалось в этом Дионисиевом ухе. Где деспотизм управляет, там утеснение — закон, малые угнетаются средними, средние большими, сии еще высшими; но над теми и другими притеснителями, равно как и над притесненными, была одна гроза: временщик. <…> — В таком положении была Россия, когда Рылеев громко и всенародно вызвал временщика на суд истории; когда назвал его деяния, определил им цену и смело предал проклятию потомства слепую или умышленную покорность вельможи для подавления отечества. — Нельзя представить изумления, ужаса, даже, можно сказать, оцепенения, каким поражены были жители столицы при сих неслыханных звуках правды и укоризны, при сей борьбе младенца с великаном. Все думали, что кары грянут, истребят и дерзновенного поэта, и тех, которые внимали ему; но изображение было слишком верно, чтобы обиженному вельможе осмелиться узнать себя в сатире» (Там же. С. 65–66). Текст стихотворения «К Временщику» печатается по изд.: Рылеев К. Ф. Полн. собр. соч. М.; Л., 1934. С. 89–90. В 1823–1824 гг. Рылеев в соавторстве с А. Бестужевым сочинял имитирующие фольклор агитационные песни; две из них также содержат нападки на А.: 1) «А граф Аракчеев / Злодей из злодеев!» (песня «Царь наш — немец русский…»; сводный текст, предложенный Ю. Г. Оксманом, цит. по: Лит. наследство М 1954. Т. 59. С. 79) и 2)

699

Персий Флакк (34–62) — римский сатирик. Подзаголовок Рылеева — двойная мистификация: он отсылает не к какой-нибудь сатире Персия (у того нет сочинений с подобным названием), а к стихотворению М. В. Милонова «К Рубеллию. Из Персия» (1810), в котором указание на источник тоже вымышлено.

Надменный временщик, и подлый и коварный, Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный, Неистовый тиран родной страны своей, Взнесенный в важный сан пронырствами злодей! Ты на меня взирать с презрением дерзаешь И в грозном взоре мне свой ярый гнев являешь! Твоим вниманием не дорожу, подлец; Из уст твоих хула — достойных хвал венец! Смеюсь мне сделанным тобой уничиженьем! Могу ль унизиться твоим пренебреженьем! Коль сам с презрением я на тебя гляжу И горд, что чувств твоих в себе не нахожу? Что сей кимвальный звук твоей мгновенной славы? Что власть ужасная и сан твой величавый? Ах! лучше скрыть себя в безвестности простой, Чем с низкими страстьми и подлою душой Себя, для строгого своих сограждан взора, На суд их выставлять, как будто для позора! Когда во мне, когда нет доблестей прямых, Что пользы в сане мне и в почестях моих? Не сан, не род — одни достоинства почтенны; Сеян [700] ! и самые цари без них — презренны, И в Цицероне мной не консул — сам он чтим За то, что им спасен от Катилины Рим… О муж, достойный муж! почто не можешь, снова Родившись, сограждан спасти от рока злого? Тиран, вострепещи! родиться может он, Иль Кассий, или Брут, иль враг царей Катон О, как на лире я потщусь того прославить, Отечество мое кто от тебя избавит! Под лицемерием ты мыслишь, может быть, От взора общего причины зла укрыть… Не зная о своем ужасном положенье, Ты заблуждаешься в несчастном ослепленье, Как ни притворствуешь и как ты ни хитришь, Но свойства злобные души не утаишь. Твои дела тебя изобличат народу; Познает он — что ты стеснил его свободу, Налогом тягостным довел до нищеты, Селения лишил их прежней красоты… Тогда вострепещи, о временщик надменный! Народ тиранствами ужасен разъяренный! Но если злобный рок, злодея полюбя, От справедливой мзды и сохранит тебя, Всё трепещи, тиран! За зло и вероломство Тебе свой приговор произнесет потомство! 1820

700

Сеян Луций Элий (ум. 31 до н. э.) — префект преторского конвоя при императоре Тиберии; организовал заговор против Тиберия, за что и был казнен.

Неизвестный автор [701]

Девиз твой говорит, Что предан ты без лести. Поверю. — Но чему? — Коварству, Злобе, Мести. Конец 1810-х — начало 1820-х

Неизвестный автор [702]

Не имев ни благородства, ни чести, Можешь ли быть предан без лести? Конец 1810-х — начало 1820-х

701

Печатается по: PC. 1874. № 1. С. 200 (с указанием: «Из рукописного сборника начала XIX в).

702

Печатается по той же публикации. С. 201 (в рукописном сборнике между стихотворениями была помешена виньетка, изображавшая змею с высунутым жалом).

Неизвестный автор [703] Аракчееву

«Без лести преданный!» Врагу преданный льстец, Добыча адская и черных книг писец! Во аде, по делам своим, ты стоишь обелиска, Об этом уже есть у сатаны записка. Ты пища вечная превечного огня, Ты адских фурий брат, ты чертова родня; Тебя сам черт кроил, ты целым адом шитый, Куда тебе готов давно и лист открытый. О, хитрый временщик! Царь, лестью упоенный, Не зрит в тебе того, что видит Царь вселенной: Что целая тобой разорена страна, Что в пышных житницах в запасе нет зерна, Что жизнию людей ты осушаешь блата, Что пухнут без соли, тиранят что солдата, Что хлеба данного на месяц не стает, Что высохшую грудь младенец не сосет, Что в тридцати селах телицы нету млечной, Что равнодушно зрит мать сон дитяти вечный!

703

Печатается по: PC. 1872. № 11. С. 596 (с указанием: «Из рукописной» сборника начала XIX в.»).

Неизвестный автор [704] Акростих на Аракчеева

Аггелов племя, Рыцарь бесов, Адское семя, Ключ всех оков. Чувств не имея, Ешь ты людей; Ехидны злее Варвар, злодей! Около 1823

С. А. Путята [705] Дни моего отчаяния

704

Печатается по: PC. 1872. № 9. С. 241 (запись со слов Я. Н. Сухотина).

705

Путята Селиверст Андреевич (1800–1827) — с 1819 г. подпоручик 2-го Егерского полка, 30 марта 1821 г. отставлен «за дурное поведение»; безуспешно пытаясь определиться в службу, скитался по России. Из Казани отправил А. письмо с просьбой о помощи, но ответа не получил. Узнав о смерти Александра I, вернулся в Петербург; в апреле 1826 г. отправился в Новгород, где был задержан из-за отсутствия документов; в порыве откровенности прочитал некоторые свои стихи новгородскому губернскому прокурору, в доме которого содержался, в результате чего был препровожден в Петербург и посажен в Петропавловскую крепость. Поскольку Путята не имел отношения к декабристам, а строки об «уполномоченном злодее» и «ядовитом змее» касались А., уже уволенного от государственных дел, то в ноябре 1826 г. Путята был определен унтер-офицером в Отдельный Кавказский корпус; умер в Шуше (Нагорный Карабах), Фрагменты стихотворения «Дни моего отчаяния» впервые опубликованы в кн.: Довнар-Запольский М. В. Идеалы декабристов. М., 1907. С. 110–112; полностью текст воспроизведен в статье М. А. Рахматуллина «Страничка прошлого (К биографии С. А. Путяты)» (Вопросы литературы. 1982. № 7. С. 184–186); отрывок печатается по последней публикации.

<…> Тебя в пример я поставляю, Уполномоченный злодей! Твои дела изображаю: Ты враг отчизны, льстец царей, Ты бич столь славного народа, Ты самый ядовитый змей, Не человек, а чародей, Тобой гнушается природа: Она известна, что коварный Сего ты времени подлец, Самолюбивый и тщеславный, Рушитель благ ты общих, льстец! Ты ад в самом себе вмещаешь, Твоя душа, как ты, черна, Одним невежеством полна, Кое ты пользой называешь. Взгляни на пользу твоих дел, Где разорил селенья ты, Лишил того, что кто имел, И сделал жертвой нищеты? Привел народ в подобострастья, Открыл жестокости следы. Какие же с того плоды? Лишь только всем одни несчастья… Первая половина 1820 г.

Е. А. Баратынский [706]

Отчизны враг, слуга царя, К бичу народов — самовластью Какой-то адскою любовию горя, Он не знаком с другою страстью. Скрываясь от очей, злодействует впотьмах, Чтобы злодействовать свободней, Не нужно имени: у всех оно в устах, Как имя страшное владыки преисподней.

В. Н. Олин [707]

706

Баратынский Евгений Абрамович (1800–1844) — поэт. Эпиграмма сочинена, скорее всего, в ноябре 1824 — январе 1825 г., во время пребывания Баратынского в Гельсингфорсе при штабе генерал-губернатора Финляндии А. А. Закревского; текст приводится по: Баратынский Е. А. Стихотворения. Поэмы. М.,1982. С. 328. Подробную характеристику идейного контекста этой эпиграммы см. в статье ее первого публикатора К. В. Пигарева в: Звенья. М.; Л., 1935. Вып. 5. С. 188–202.

707

Олин Валериан Николаевич (ок. 1790–1841) — поэт, переводчик, издатель, В 1832 г, перевел с английского «Записки о России» Ч. Х. Вильямса и в письме к А. от 28 июня 1832 г. просил позволения посвятить ему этот труд: «Без сомнения вам покажется странно, что человек, не имеющий счастья быть вам известным лично и который никогда прежде не умножал толпы людей, искавших ваших милостей, принимает ныне смелость препроводить при сем к вашему сиятельству стихи, сочиненные им к вашему портрету <…> Не принадлежа к числу таких людей, которые кадят только тем богам, которые вооружены Перуном или рогом изобилия, я преимущественно благоговею <…> пред гражданскими добродетелями и прямой любовью к отечеству, на какой бы степени общественных отличий они ни стояли, и ограничиваю все честолюбие мое единственным желанием сделаться и самому со временем достойным священного имени патриота» (цит. по: Отто. № 10. С. 180; там же— приводимые стихи).

Как русский Цинциннат [708] , в душе своей спокоен, Венок гражданский свой повесил он на плуг. Друг Александра, правды друг. Нелестный патриот — он вечных бронз достоин! Что зависть для него? Как мощный исполин, Он смотрит на нее с презреньем! О русская земля! Гордись им: он твой сын, Бессмертный — самоотверженьем! 1832

[Народные песни об Аракчееве] [709]

708

Цинциннат Луций Квинкций — римский консул V в. до н. э., почитавшийся как образец патриотизма; после блистательных военных побед неизменно возвращался в свое поместье.

709

Характеристику песен-сатир об А. см.: Русское народное поэтическое творчество. М, Л., 1955. С. 285–298.

Корабельщики бранят Аракчеева [710]

Бежит речка по песку Во матушку во Москву, В разорёну улицу К Аракчееву двору. У Ракчеева двора Тута речка протекла, Бела рыба пущена; Тут и плавали-гуляли Девяносто кораблей: Во всякием корабле По пятисот молодцов, Гребцов-песенничков, Сами песенки поют, Разговоры говорят, Все Ракчеева бранят: «Ты, Ракчеев-господин, Всю Россию разорил, Бедных людей прослезил, Солдат гладом поморил, Дороженьки проторил, Он канавушки прорыл, Березами усадил, Бедных людей прослезил!»

710

Записана А. С. Пушкиным в с. Болдино Нижегородской губернии в 1830–34 гг. Печатается по: Исторические песни XIX века. Л., 1973. С. 150.

Ах по морю, морю синенькому [711]

Ах по морю, морю синенькому Плавали-гуляли девяносто кораблей; Как на каждом корабле по пятисот человек. Хорошо пловцы плывут, весело песни поют, Разговоры говорят, все Ракчеева бранят: «Ты разбестия-каналья Ракчеев-дворянин! Всю Россию разорил, солдат бедных погубил: Пропиваешь, проедаешь наше жалованье, Харчевое, пьяновое, третье денежное! Как на эти-то деньжонки граф палаты себе склал, Хороши белы палаты, стены мраморные, Из хрусталя потолок, позолоченный конек. Мимо этих ли палат быстра речка протекла — Не сама собой прошла, фонтанами взведена. Как во этой ли во речке жива рыба пущена, Жива рыба пущена, серебряна чешуя. Возле этой быстрой речки кровать нова смощена, Кровать нова смощена, перинушка пухова. Как на этой на кровати Сам Ракчеев тут лежит, На живу рыбу глядит».

711

Записана В. И. Далем в Оренбургской губернии. Печатается по: Исторические песни XIX века. С. 153–154. Другие варианты см.: PC. 1872. № 11. С. 594 (по указанию записавшего текст Я. П. Безукладникова, пелась в 1830-х гг. солдатами Оренбургского линейного батальона); Русские исторические песни. М.,1985. С. 185–186; Русская историческая песня. Л., 1987. С. 322–323,450.

Василий и Андрюшка-палач [712]

Как за теми за рядами, Все за лавочками Тут и шли-прошли солдаты, Заслуженны господа. У них ружья за плечами, Штыки примкнутые. Наперед идет Андрюшка, Андрей — грузинский палач. Позади ведут Василья, Васю Демидова. Как возговорит Василий Анёдрюшке-палачу: «Ах ты братец мой Андрюшка, Андрей — грузинский палач, Ты послушай, брат Андрюшка, Моих глупыих речей: Уж вешай меня скоро, Ты скорым меня скоро, Не повесишь меня скоро — Сам туда же угодишь!» Испугался вор-собака, Он Васильевых речей, Он со этого испугу На рессорны дрожки сел, Он поехал, вор-собака, На Гражданску улицу, Он заехал, вор-собака, Ко Васильевой жене, Он разрезал, вор-собака, Белу грудь у ней

712

Записана в 1870–1880-х гг. П. П. Романовичем от бывшего военного поселенца в д. Нечаино Старорусского уезда Новгородской губернии. Печатается по: Русская историческая песня. Л., 1987. С. 324.