Аравия. Прошлое и настоящее
Шрифт:
Особенно пугала англичан возможность «открытия Россией порта в Персидском заливе» (лорд Керзон заявлял, что «русский порт в Персидском заливе» был, дескать «мечтой многих российских патриотов на берегах Невы и Волги», и, по его выражению, мечтой, ими «долго лелеемой»). Основание такого порта, на его взгляд, поколебало бы «чувствительное политическое равновесие» в регионе, установленное там Англией, и определенно подорвало бы ее многомиллионную коммерцию (138). Уступку любой страной Персидского залива порта России, говорил лорд Керзон, следует рассматривать как нанесение «намеренного оскорбления» Великобритании, более того, как повод-провокацию к войне. «И я обвиню британского министра, который допустит это, — заявлял лорд Керзон, — в предательстве своей родины» (139).
«Противодействие Англии появлению Российской империи в Персидском заливе», отмечали русские дипломаты, наблюдалось в этом районе повсеместно. «Прибывающие сюда чиновники
Маниакальную подозрительность англичан в отношении всех посещавших район Персидского залива русских, кем бы они ни были, отмечал и упоминавшийся уже нами зоолог Н.Богоявленский. Так, одному из бахрейнских торговцев, хаджи Джум’а, английский вице-консул на Бахрейне, г-н Гаскин, «несколько раз», по словам Н. Богоявленского, «открыто высказывал свое неудовольствие по поводу частых его бесед с русским».
Действовали англичане в бассейне Персидского залива, по оценке российских дипломатов, напористо и по всем направлениям. В последнее время, говорится в одном из донесений главы российской миссии в Багдаде начальнику Азиатского департамента МИД Российской империи (от 2 января 1890 г.), владения Турции в Аравии и Месопотамии, а также «долина Каруна и вообще Персия стали местами, которыми особенно интересуются как английские путешественники, так и офицеры английской службы». На днях Багдад посетили Дж. Керзон, член парламента Англии и автор нашумевшей книги «Русские в Центральной Азии», и майор Сойер. Их маршрут пролегал через Бендер-Бушир, Карун, Мохаммеру, Шустер, Багдад, Кербелу, Неджеф и дальше, через Персидский залив и порты Аравийского побережья, в Аден, а оттуда в Лондон (142).
Характеризуя майора Сойера, офицера разведывательного управления Генерального штаба англо-индийской службы, российский дипломат отмечал, что он в совершенстве владел фарси, арабским и русским языками (последний в течение двух лет изучал в России) и обладал уникальным «двойным зрением» — военного и дипломата. Поэтому, как никто другой, был способен на должном профессиональном уровне произвести и рекогнасцировку местности, съемки дорог и фортификационных сооружений, и со знанием дела «прощупать на месте настроения и намерения русских». Другой участник этого великолепного дуэта, лорд Керзон, хорошо разбирался в делах Британской империи на Востоке, а значит, — мог трезво и максимально емко оценить политико-дипломатическую обстановку в регионе.
Действия Российской империи в бассейне Персидского залива были, как шутили русские дипломаты, «бревном в глазу лорда Керзона». Чтобы вынуть его и при этом, как говорится, не повредить «роговицу британских интересов», лорд Керзон должен был действовать с полным знанием дела. Поэтому, став вице-королем Индии и вплотную занявшись данным вопросом, он, прежде чем начать «антирусскую кампанию», решил на месте ознакомиться с положением дел в данном регионе в свете активизации там деятельности России, и в ноябре 1903 г. посетил его. Находясь в шейхствах Договорного Омана, лорд Керзон выступил на дурбаре (ассамблее правителей) в Шардже (21 ноября 1903 г.). Именно там и тогда он и обозначил главные векторы региональной политики Великобритании (143).
Вы знаете, сразу же и безапелляционно сказал лорд Керзон собравшимся на его судне шейхам, что в прошлом в Заливе было полным полно мародеров. Здесь процветало пиратство, и любое судно, направляясь в Залив, подвергалось опасности разбойного нападения. Жемчужный промысел представлял собой арену кровопролитных распрей и междоусобиц. В общем, не было в этом регионе до прихода сюда Англии, заявил оторопевшим от его слов шейхам, ни безопасности, ни мира в торговле.
По лорду Керзону выходило, что Персидский залив до появления в нем Великобритании был ничем иным, как подобием ада. Навести порядок в этом приюте пиратов и мародеров волею судеб выпало ей, Британской империи. И она блестяще справилась с данной миссией, возложенной, дескать, на нее самой историей. Когда во все происходившее здесь, волею судеб, было вовлечено английское
правительство, говорил вице-король Индии, и в водах Залива появились корабли английского флота, то положение дел в регионе тут же изменилось к лучшему. Были подписаны соглашения о мире и прекращении пиратства — и настало спокойствие.Из речи лорда Керзона следовало, что поскольку, дескать, именно Англия установила в бассейне Персидского залива долгожданный порядок, то поэтому именно ей, Англии, и вверено судьбой поддерживать там мир и безопасность. Правда, при этом он не сказал ни слова о карательных экспедициях против местных племен, не пожелавших принять силой навязанный им «английский порядок». Не упомянул он и о том, что Англия, как говорили российские дипломаты, сама себя наделила «почетным правом защитника региона». Цель речи Керзона состояла в том, чтобы закрепить в сознании правителей арабских княжеств, притом в манере безапелляционной, не терпящей с их стороны ни малейших возражений, мысль о том, что без Англии им никуда не деться. Порядок, привнесенный в регион Англией, давал понять лорд Керзон, мог быть сохранен там только Англией, и никем другим (144).
Дальше — больше. Мы спасли вас от вымирания, заявил изумленным вконец шейхам лорд Керзон. Мы открыли воды Персидского залива для судов всех наций, сказал он, не памятуя, очевидно, всуе, о легендарных мореходах «Океанской Аравии» во главе блистательным лоцманом Ахмедом ибн Маджидом, показавшим морской путь в Индию европейским первопроходцам. И были ими, как известно, не англичане, а португальцы.
Мы не захватывали ваши земли и не попирали вашу независимость, говорил лорд Керзон шейхам, забывая при этом, что пресловутые «мирные договоры» с Англией были подписаны ими не по своей воле, а под жерлами орудий английских военных кораблей.
Мир в этих водах, резюмировал лорд Керзон, заканчивая свою речь, должен быть обеспечен. Независимость шейхств — надежно защищена. Все это, вместе взятое, означает, в свою очередь, что влияние Великобритании в этом крае должно быть сохранено, и «оставаться наивысшим» (145).
Следует отметить, что «вектору Керзона» в британской политике в Персидском заливе Англия следовала неизменно и на протяжении десятков лет. Примером тому — хорошо сохранившийся в памяти арабов «Океанской Аравии» еще один дурбар. Состоялся он в той же Шардже, но тридцатью годами позже, в сентябре 1933 года. И примечателен тем, что выступивший на нем английский политический резидент в этом крае предложил вниманию шейхов рисунок региональной политики Великобритании, идентичный начертанному в 1903 г. лордом Керзоном. Тем самым новое поколение английских политиков и дипломатов как бы продемонстрировало новому поколению правящих семейств в шейхствах Прибрежной Аравии, что «порядок», установленный в регионе Англией, — «единственно верный»; и в силу этого — замене не подлежащий (146).
Паломничество к Святым местам ислама в Мекке и Медине мусульман из России. Материалы Архива внешней политики Российской империи свидетельствуют, что путем инспирирования беспорядков среди закавказских шиитов Англия планировала помешать продвижению России на Восток, в том числе в район Персидского залива.
Из донесения консула А. Адамова от 29 апреля 1904 г. следует, что в середине апреля этого года генеральный консул Великобритании в Багдаде встречался с «приближенными муштеида Шерабьяни, известного и популярного среди шиитов религиозного деятеля». Английский дипломат предлагал им «три тысячи турецких лир» за то, чтобы попытаться «склонить главу шиитского духовенства издать фетву с призывом поднять против России шиитов Закавказья и Персии» (147). К чести Шерабьяни, учениками которого были «почти все приезжавшие в Неджеф для изучения богословия мусульмане Закавказья», на такое «деловое предложение» англичан он ответил отказом. При этом попросил английского генерального консула «обязательно передать в Лондон», что «не видит причин для того, чтобы поднимать против русского правительства закавказских шиитов, пользующихся в России весьма широкими правами и значительным благосостоянием» (148).
С аналогичным предложением к Шерабьяни обращалось, кстати, и турецкое правительство. При этом турки, как следует из донесения А.Адамова, намеривались «создать России трудности не только в соседней Персии, но и на самой русской окраине». Управляющий Багдадским вилайетом муишр Ахмед Фейзи-паша, через которого велись переговоры с Шерабьяни, писал А. Адамов, «обещал помощь оружием и боеприпасами».
Информируя Санк-Петербург о попытках Англии и Турции использовать в противоборстве с Россией на Востоке «религиозный фактор», А. Адамов не исключал, что Англия, чтобы спровоцировать беспорядки мусульман Закавказья, может пойти на все, даже на подлог. «Подделка фетвы неджефских муштеидов, якобы отлучивших от ислама бывшего первого министра Персии, — отмечал он, — указывает на то, что для достижения намеченной цели англичане не остановятся ни переднем» (149).