Арбалетчики в Вест-Индии
Шрифт:
Естественно, дурню пришлось иметь дело с его матёрой мамашей, в которой инстинкт защиты потомства пересилил общий испуг. А разве убежать человеку от слона? Может быть, его бы и спасли конные, если бы в дело не вмешался непонятно как очутившийся среди стада матёрый самец. Этого привлёк отчаянный рёв уже пленённых подростков, и его совершенно не ко времени включившийся инстинкт обязанного защищать своих вожака мог натворить немало бед. Конные отвлеклись на него — умело им занялись, квалифицированно, ловко заарканив, обездвижив точными ударами пик и забросав наконец дротиками. Грамотно завалили, надо отдать им должное, мы с Володей аж прихренели. Но слониха беглеца тем временем догнала и растоптала. А потом напуганное и окончательно деморализованное стадо наконец убежало восвояси, и их, само собой, никто и не думал преследовать. Крысу — и ту без крайней
Таким образом, результатом охоты стал размен — три пойманных молодых слона и один убитый матёрый за одного растоптанного человека и одну растоптанную лошадь. Ушибы, ссадины и пережитый мандраж — не в счёт.
— Не повезло, — прокомментировал Харидем, — Самец всё дело испортил. Обычно они поодиночке и вдали от стад самок с молодняком держатся и в кольцо облавы не попадают, а этот оказался близко и попал. Не повезло…
Пойманных слонов привязали каждого к паре взрослых ручных, специально для этого на охоту и взятых, и пленникам пришлось покорно проследовать с ними в направлении базового охотничьего лагеря, где их быстро отучат дисциплину баловать и порядок хулиганить, а научат быть патриотами и любить родину — Великую Нумидию и её великого царя — ага, в лице назначенного по его повелению погонщика. Наблюдение за этим процессом в нашу «экскурсионную» программу не входило, но скорее всего их там тупо и незатейливо зафиксируют в специальных смирительных стойлах между брёвен и утихомирят голодом или жаждой, как это делают и индусы. Школа-то ведь слонового патриотизма исходно — индийская, и не просто же так погонщиков слонов, давно уже местных, по традиции «индусами» называют. К убитому же самцу начали уже стягиваться вездесущие пятнистые гиены. Наглые — спасу нет. Видимо, частенько им уже доставалась в подобных случаях халявная пожива, и они начали воспринимать её как должное. Но на сей раз на единственную слоновую тушу, не говоря уже о трупе погибшего товарища, у нумидийцев были собственные планы. Падальщикам с помощью копий и дротиков быстро растолковали, что здесь им — не тут.
Самым лакомым в слоновьей туше считается запечённый хобот. Каков он на вкус — это Арунтия надо спрашивать. Хобот достался им с Харидемом, распорядителю охот и самым отличившимся из охотников — по субординации и по заслугам, короче. Ну, это справедливо, тут без обид. Остальным, и нам в их числе, досталась остальная туша — может быть, и не такая вкусная, зато обильная — голодным не остался никто.
— Жестковато, — пожаловался Володя, разжёвывая свою порцию из доставшейся нам с испанцами слоновьей ляжки.
— Да ладно тебе! Зато хоть на зубах чувствуется! — сколько себя помню, мне всегда нравилось жестковатое, а «тающего во рту» я никогда не понимал, — Мясо — оно и в Африке мясо…
Но не на одной только армии базируется военная мощь великих держав. Войско надо оснащать, обучать и кормить, а профессиональное — ещё и должным образом стимулировать. Голый патриотизм ведь вместо масла на хлеб не намажешь. Это с ополчением всё просто — у африканских царьков не забалуешь. Повелит великий и грозный Чака своим зулусам — и со всех подвластных краалей стянутся к нему и вооружённые люди, и припасы для их прокорма. Как вожди краалей всё это обеспечат — то их проблема, великого Чаку ни разу не гребущая. Ну-ка, кто тут у нас не патриот? Ассегай в брюхо, и весь сказ. Так же примерно обстоит дело и у Масиниссы с его пешим и конным ополчением — пусть только попробует кто не явиться, когда горячо любимая родина под знамёна призывает! Но то с подневольным ополченцем, которому велено быть патриотом, и хрен он куда от этого денется. А профессиональный патриотизм ещё и стимулирования требует, и не одним только грозным окриком. Профессионала его ремесло кормить должно, иначе он или сбежит, иди с голоду сдохнет, и хрен ли тогда от него толку? Даже свой, для которого ты — и великий, и грозный, и вообще персональное олицетворение горячо любимой родины. А с чужими и вовсе без звонкой монеты конструктивного разговора не получится — что им твоё величие, если ты скуп или неплатежеспособен? Чем вооружать хотя бы тех профессионалов, когда с собственным нормальным оружейным производством в Нумидии напряжёнка? Только из-за бугра покупать за звонкую монету, будь ты хоть трижды великий и грозный. Как выразился кто-то из больших и уважаемых шишек, для войны нужны три вещи — деньги, деньги и ещё раз деньги. Экономика, короче, должна быть… Нет, я уже всё сказал. Именно — должна быть. Какая — это уже вопрос второй, лишь бы денег при этом на все царские хотелки хватало.
Когда собственное сельское
хозяйство примитивно, ремесло едва наметилось, и с нищих подданных много не сдерёшь, но есть многочисленная и подвижная конница и есть более слабые соседи — ход экономической мысли правителя такой страны очевиден. Тем более, что и изобретать-то, собственно, ничего не требуется. И в реальной истории нумидийцы не упускали случая прогуляться в набег на юг — за чёрными рабами. Теперь же великодержавная политика Масиниссы потребовала таких финансовых затрат, что любительские набеги лихой молодёжи подвластных родов покрыть их не могли принципиально. И работорговля стала для Нумидии делом государственной важности — с соответствующим размахом и организацией. Мы со спецназером выпали в осадок, когда увидели многочисленные вереницы бредущих на север к морским портам африканских пленников и четвероногой живности.— Они же так всю Африку опустошат на хрен! — прифонарел Володя, — Куда они только сбывают такую прорву черномазых?
— В основном — в Карфаген. Ты разве не обратил внимания, как на невольничьем рынке прибавилось негров и насколько они там подешевели? — я-то был в курсе заранее, поскольку этот вариант событий мы с тестем просчитывали.
— Так вроде, по городу-то негров-слуг больше не стало…
— А кому нужны в качестве слуг эти орясины? Их карфагенские перекупщики оптом скупают. Догадываешься, кому перепродают?
— Так, так… Если только для простых и тяжёлых работ… Римлянам, конечно! На рудники?
— Ну а куда ж ещё-то? Мы же турдетан из-под носа у римских работорговцев перехватили, а Миликон ещё и продолжает это славное и полезное дело. А кто-то ведь должен вгрёбывать и дохнуть вместо них на рудниках Нового Карфагена и Кордубы? Почему бы и не эти, раз римляне более рациональной работы организовать не могут?
— Да ясный хрен, пускай лучше эти! Я только вот чего прикидываю — вы с тестем не слишком перемудрили? В реале ведь черномазых в Африке начали вылавливать только где-то с шестнадцатого века. Ну, когда в Америку их возить начали.
— То уже Европа подключилась. А так — арабы их пачками ловить начали, когда халифат ихний образовался. И тоже морили самым идиотским образом. Я вон у Гумилёва в своё время вычитал, как они в Месопотамии пытались засолённые ещё с вавилонских времён почвы восстановить. Прикинь, погнали толпу этих черножопых врукопашную соль с земли в корзины собирать!
— Они что, гребанулись? Её ж вымывать надо, и воды на это хрен напасёшься!
— А хрен ли эти дебилоиды понимали? Увидели соль, въехали, что ни хрена не растёт из-за неё — ну и до чего хватило мозгов додуматься, то и отчебучили.
— И чем кончилось?
— Восстанием зинджей — так они негров называли. Представляешь, сколько их перед тем на этой дурацкой работе передохло? Кто ж такое вытерпит? Их, конечно, в мелкий салат тогда покрошили, но и с этим долбогребизмом потом быстренько завязали.
— Так тогда смотри, чего получается. У нас уже сейчас этих чумазиков вот эти вот нумидийские абреки вылавливают — и хорошо вылавливают, масштабно. До хрена ли после них останется? Арабам-то тех остатков хватит?
— Дык, на всё ж воля Аллаха, милостивого и милосердного, гы-гы! Ты за них сильно переживаешь?
— Да хрен с ними! Но кто-то ведь, помнится, говорил, что историю менять нам нежелательно?
— Говорил, говорю и буду говорить. Историю Средиземноморья, в котором живём мы и будут жить наши потомки. Основные события и основные персоналии должны в идеале оставаться неизменными, дабы всё в основном шло так, как написано у великого Тита Ливия и иже с ним. Чем правильнее будет оставаться наше послезнание — тем лучше для нас и для нашего потомства. Вот скоммуниздили мы, к примеру, у Рима испанских рабов — надо других взамен предоставить, а то ведь хрен его знает, как там та история пойдёт, если римляне испанского металла недополучат. Вот это мы и делаем. А Африка — хрен с ней. На что она повлияет в ближайшее тысячелетие? Арабам меньше чёрных рабов достанется? Ну так меньше роскошествовать будут — ага, скромнее надо быть.
— А если эти всех повыловят? Видишь же сам, как они взялись за это дело.
— Всех хрен повыловят. Те ведь тоже не совсем уж без мозгов. Увидят, что дело — дрянь, прикинут хрен к носу, да сами дальше на юг подадутся — поближе к экваториальным джунглям с их малярией и мухой це-це. Выгонят оттуда бушменоидов и сами обоснуются — подальше от нумидийских ловцов двуногого скота. А заодно, глядишь, и внутренние районы Сахары выжигать под посевы проса и вытаптывать своим скотом станет некому. Гринписа ведь на них нет — пущай уж нумидийцы за него поработают. Им же надо экономическую мощь Великой Нумидии крепить!