Арбалетчики в Вест-Индии
Шрифт:
Как и Велия с Софонибой тогда, два с половиной года назад, Аришат сперва выпала в осадок и вытаращила глаза от ужаса:
— Нечестивец! И богиня не покарала тебя за дерзость?!
— У неё была такая возможность, — пожалуй, так и следовало характеризовать наше последующее дельце с Дагоном, которе я тогда как раз и закончил, — Как раз после моих визитов в её храм несколько позже, мы и встретились на узкой дорожке с одним моим давним врагом, тоже тот храм частенько посещавшим. И это, я тебе прямо скажу, достойный был противник. Столько нервов нам с друзьями и нанимателем перепортил…
— И чем кончилось?
— Как видишь, я жив и здоров, чего не могу сказать о нём.
— Ну а твоя любовная история?
— Пришлось ещё побороться, но уже скоро два года, как женаты, и как раз недавно нашему сыну год исполнился. Славный мальчуган…
— Я
— Ну, я ж не финикиец. Да и Астарта, как видишь, поняла мою шутку правильно. А теперь вот и сама пошутила…
— Пошутила? Это как? Дав тебе исполнить заявленное тогда? — до неё наконец дошло, и она сама заливисто расхохоталась, — Ну, раз уж сама богиня простила тебе твою дерзость, не подобает и мне быть строже её! — она снова рассмеялась, а затем — я как раз докурил сигару — схватила меня за руки и повалила прямо на себя с явной целью раздраконить.
— Аришат! Дай мне хотя бы к вечеру силы восстановить! Я тут с тобой и так-то не выспался толком…
Трудно сказать, чем бы это дело кончилось — финикиянка своё дело знала и шансы на успех имела неплохие, но мне повезло:
— Salut, Maximus! Carpe diem! Tempori parce, buccelarius! — раздался со двора издевательский голос этруска Тарха. Если я ничего не перепутал, то он велел мне ценить наступивший день и дорожить временем, а заодно огульно обвинил в нахлебничестве и бездельи. Много он понимает!
— Млять! Иди ты на хрен! Ad corvi! — сперва я на рефлексе послал его по-русски, но затем спохватился и направил уже на латыни. Не совсем туда же, дословно — к воронам, как у греков с римлянами и принято, но надеюсь, он понял меня правильно…
— Ad turtur! — поправил он меня, подтверждая тем самым, что я в нём не ошибся, — Propera pedem, mentula! — это он мне, кажется, снова велит поспешать и сравнивает с полным комплектом мужских гениталий. А то я без него не знаю!
— Perite, morologus! — это я, если не напутал, порекомендовал ему отстать, точнее — отгребаться, а заодно и просветил его по поводу его интеллектуального уровня…
— Что это за собачий язык? — поинтересовалась жрица, несколько уязвлённая тем, что я отвлёкся от её шикарных форм на словесную перепалку не пойми с кем.
— Латынь. Язык римлян — тех, что победили Карфаген и владеют теперь Испанией и Гадесом, — я разъяснил ей предельно упрощённо, дабы не вдаваться в кучу тонкостей, которые загребался бы разжёвывать по-финикийски.
— И зачем ты говоришь на нём здесь? Разве не проще говорить по человечески?
— Проще. Но это язык победителей, и я изучаю его на будущее.
— Разве? Мне показалось, что ты на нём ругаешься, — хмыкнула финикиянка, — С кем ты там перелаиваешься? — она выглянула в окно.
— Qualem muleirculam! — тут же заценил её этот скот — ага, будто бы я и без него не знаю, что Аришат — классная тёлка, — Hic erit in lecto fortissimus! — можно подумать, мне и мои же собственные постельные возможности тоже без него не известны!
— Tarhus! Puto vos esse molestissimos! — рявкнул я ему в ответ, уже одеваясь. Ведь в натуре же достал!
— И что у тебя общего с этим тупым самодовольным животным? — спросила обескураженная моими поспешными сборами жрица Астарты.
— Это тупое самодовольное животное меня охраняет, тренирует, а заодно ещё и учит латыни. Не самой изысканной, это ты верно угадала, но мне как раз и нужна прежде всего живая разговорная речь — хорошим манерам можно будет и позже научиться…
Едва я вышел во двор, Тарх молча швырнул мне массивный деревянный меч с закругленным остриём, который я поймал на голом рефлексе, лишь через пару мгновений осознав, что мне предлагается очередная разминка — ага, для него это просто лёгкая разминка…
Не давая мне времени промедитироваться и прокачать эфирку, этруск сразу же взял меня в жёсткий оборот. В своё время мне доводилось слыхать бахвальство крутых фехтовальщиков-спортсменов — типа, попади он в какие-нибудь лохматые времена, так уж он бы там… Ха-ха три раза, млять! Я, конечно, ни разу не мастер спорта и даже не крутой разрядник, но кое-чему в секции таки наблатыкался. А хрен ли толку? Будь у меня одни только спортивные навыки — и десятка секунд не продержаться бы мне против этой гориллы! Совсем другое оружие, совсем другая сила ударов, совсем другие правила — всё это требует совсем другого исполнения
даже тех же самых, казалось бы, приёмов, меняя их до неузнаваемости. Правила — это вообще что-то с чем-то! Не то, чтоб они совсем уж отсутствовали — швырять песок в глаза или лупить ногой по яйцам на разминке и в поединках для признанного бойца считается всё-же дурным тоном, но только такого рода нюансами эти правила и ограничиваются. Практически всё остальное — не только можно, но и приветствуется. Что бы вы сказали, например, о спортсмене-саблисте, который вместо положенного по всем канонам укола или рубящего удара тоненьким чисто символическим клинком своей недосабли, вдруг заехал бы противнику в маску эфесом? В спорте это немедленное прекращение боя судьёй с присуждением проигрыша в лучшем случае, а вообще-то — практически гарантированные снятие с соревнований и дисквалификация. Но то в спорте, а в реальном бою — горе побеждённым. Vae victis, кажется? Млять! Ну как есть горилла! При парировании очередного чудовищного удара у меня едва не вывернуло из руки меч. Этому неандертальцу и суперприёмов никаких навороченных не надо — силы и природной сноровки за глаза хватает.Как и всегда, он в считанные минуты довёл меня до состояния, когда ещё немного — и делай со мной, что хошь. Развлекается он так при разминке. И вдруг, делая очередной картинный выпад, на отражение которого у меня физически не хватило бы уже силёнок, Тарх почему-то слегка промахнулся и промедлил с закрытием защиты, чем я и воспользовался на рефлексе. Он ещё картиннее разводит руками — типа, облажался, даже с ним бывает, а сам ухмыляется, зараза! Поддался, конечно, в последний момент!
— Viva victoris! — это он на весь двор, — Не позорить же тебя на глазах у твоей святой храмовой шлюхи, хе-хе! — это уже вполголоса, хоть и не владеет здесь никто не только латынью, но и турдетанским, — Но, если откровенно и между нами, то учиться тебе ещё… Добрую половину того, что я вдолбил в тебя в тот раз, ты уже успел напрочь позабыть! Как ты собираешься уцелеть в ожидающих тебя переделках, ума не приложу!
— С помощью таких как ты и Бенат. А ещё — с помощью вот этого, — прохрипел я, хлопнув по торчащей из поясной кобуры рукояти трёхствольного кремнёвого пепербокса.
— Только это ты и умеешь! — проворчал этруск, уже наблюдавший, как мы постреливали из наших трёхстволок, — И во что только превратится благородное искусство боя, если твоему примеру начнут следовать все?
— Ага, вот в это самое и превратится, — подтвердил я его худшие опасения, когда отдышался, — Не всё ж торжествовать здоровенным мордоворотам вроде тебя! Но ты не расстраивайся, это ещё нескоро будет — на твою долю куража хватит. И ещё на много поколений подобных тебе…
— Ну, спасибо, ты меня успокоил!
— Всегда пожалуйста!
Мы дождались Васькина, который составил нам компанию в пользовании праздничным «субботником» местных жриц Астарты, после чего направились в город. Точнее — на наше торговое подворье, где и обитали наши.
Город — тут Акобал оказался совершенно прав — одно название. Ну, за неимением других городов, получше — и это за город сойдёт. Дворец правительственный есть? Особняки элиты есть? Храмы есть? Городские стены — даже с башнями — есть? Ну и чем тогда этот вест-индский Эдем — не город? Какой — это уже другой вопрос. Каменного сооружения мы в нём не увидели вообще ни одного. Деревянные портовые причалы, деревянно-глинобитные дома и склады — даже дворцы знати и храмы. Дворцы с храмами, правда, оштукатурены известью и даже фресками какими-никакими расписаны, но внутри, под штукатуркой — те же самые дерево и необожжённая глина. Деревянные колонны, что характерно, часто суживающиеся книзу — как у крито-микенской культуры. И по той же самой причине, как объяснил нам Акобал — земля здесь настолько плодородна, что если нижним, корневым концом в неё бревно вкопать — может запросто пустить корни и прорасти. Критяне минойские настолько к таким колоннам привыкли, что и каменные впоследствии такими же суживающимися книзу стали делать. Местные же финикийцы до стадии капитального каменного строительства ещё даже и не доросли, и непонятно, собираются ли дорастать вообще. Им здесь и дерева с глиной хватает, и надрывать пупы без необходимости они явно желанием не горят. Городские стены тоже чисто глинобитные — не удивительно, что никаких серьёзных археологических следов — таких, которые ну никак не припишешь местным гойкомитичам — эта финикийская колония так после себя и не оставила.