Арбин

Я вижу эту разницу между Арбином и Артемом, но все равно произношу:

– Отпусти меня, Артем.

– Я прошу тебя дать мне объясниться, Влада, - чуть повышает тон Артем, но все же просит. Умоляет.

– У тебя было время, чтобы суметь объясниться, - холодно отвечаю я, хотя и дается этот тон тяжело, - неужели за последние месяцы ты не нашел причину объяснить мне все, рассказать? А как же тот человек, пострадавший в аварии? Как же он, Артем? – в удивлении произношу я.

– Он профессионал своего черного дела, - сжимая челюсти признается мужчина, - никто не пострадал. Я даю тебе слово! Я могу связаться с ним, и ты удостоверишься в этом.

– Достаточно… Достаточно объяснений. Отпусти меня, Артем. На этом мы закончим.

Он задает всего два вопроса: «Ты действительно не хочешь быть со мной? Ты хочешь уйти?», я еле заметно киваю головой, а затем…

Вздрагиваю от того, что перестаю чувствовать его руки на своих плечах и ладонях. Мужчина резко отпускает меня и делает шаг назад. Арбинский отступает, а у меня внутри все обрушивается от того, что он сдается. Он уже сдался. От моего короткого «да» он поник, сломался, разрушился, как человек и личность.

Пронзаю взглядом вмиг постаревшего Арбинского. Он более не смотрит на меня, отводит взгляд и уступает дорогу.

Он разрешил мне уйти, и я не сразу прихожу в себя.

Неужели сегодня, спустя пять лет нашего знакомства, все закончится?

Неужели теперь я могу обрести свободу?

Да, теперь я наравне со свободой могу обрести одиночество и остаться наедине с воспоминаниями о совсем другом мужчине – который умел любить, заботиться и дарить тепло. Только теперь, похоже, все кончено.

Совсем без сил я выхожу из кухни, где летает привкус горечи и боли. Не знаю, скольких сил стоит сдерживаться Арбинскому, чтобы не нагнать меня и не остановить, не удержать в доме силой, но я продолжаю уверенно ступать к выходу из квартиры.

Я действительно хотела уйти, иначе, когда еще будет шанс? Шанс принять правильное решение.

Глава 39

Арбинский Артем Алексеевич.

Медленно выпускаю ладони желанной женщины из своих рук. Медленно утопаю в надежде, что она передумает и изменит свое решение. Ее глаза ненадолго встречаются с моими, затем она выходит из кухни и меня окутывает запах ее духов.

До чертиков и боли понимаю, что все кончено. Слишком поздно.

Понимаю, что был проделан огромный путь, который не всем под силу пройти и тем более чего-то добиться, но мы прошли и добились.

Многого: взаимности.

И теперь из-за одной чертовой ошибки рушится все, что так долго строилось на лжи. На то она и ложь – недолговечна. Я слишком тянул с правдой, и она узнала все не из моих уст. А я не мог набраться решимостью, чтобы рассказать: я – Арбин. Боялся, потому что знал: она испугается и уйдет.

Мои руки направляются к голове, я протираю лицо ладонями и закрываю глаза. Невыносимо видеть, как она уходит.

Берет и уходит.

Сжимаю кулаки, чтобы не погнаться за ней, и в это время признаюсь самому себе: я бы не признался ей в правде. Не признался бы! Аня знала это и решила все за всех, выбрала для этого подходящий вечер, когда рядом с лисой будет Влад, и раскрыла всю нашу ложь.

Вот сучка.

Бывшая жена разрушила все к чертям.

Или это я все разрушил собственной затянувшейся ложью?

Лиса обувается. Слышу ее звуки в коридоре и впиваюсь в столешницу руками так, что аж костяшки белеют. Не имею правда удерживать. И раньше не имел права, только уродом был и считал, что могу позволить себе все и даже ее.

Теперь не могу. Не могу позволить удерживать ее. Я раньше применял силу и к чему это привело? Да ни к чему хорошему.

До боли терплю, пока она тихо закрывает за собой дверь, и начинаю окунаться в воспоминания, лишь бы не погнаться вслед за уходящей женщиной…

Влад был прав. Этот год был длиной во всю мою жизнь, но это была совсем иная жизнь. Все, что было до – это сущий ад; все, что после – это рай с той, кого я любил. Я не знал, как было приятно получать в ответ не ненависть, а тепло. Получать не насилием, а добровольностью. Стоило лишь мне измениться, как Влада пошла мне навстречу и стала совсем другой. Женственной, умеющей дарить ласку и тепло, лишь бы я не применял к ней силу и относился так, как она того заслуживает. А заслуживала она многого и большего.

Не заслуживала она моей любви – дикой, безумной и насильственной. Насиловал лису, потому что не хотел отпускать, хотел – присвоить. Не хотел отпускать, потому что уже тогда чувствовал, что что-то идет не так. Она была для меня не обычной девочкой с ненавистной фамилией Отрада, она, к ее сожалению, становилась для меня чем-то большим, и это злило меня и одновременно дарило чувство полета – маленькая Отрада что-то закладывала внутрь, в глубины моей черствой души.

Теперь все, что мы подарили друг другу в плане чувств и эмоций за эти месяцы после «реабилитации» - не сравнить с тем, что было между нами ранее.

Ранее были тонны ненависти. Сейчас у нас была семья, и как же хреново было осознавать, что мне придется отпустить все, что раньше я считал своим.

Я понимал: попытавшись сейчас удержать Владу, я не верну себе ее расположение. Только усугублю свое и так шаткое положение. Затеянное Владом раскрылось. Раскрылось без моего ведома, потому что сам бы я никогда не признался в этой масштабной лжи.

Отпускаю. Честно отпускаю в надежде видеть сына и изредка – ее, свою лису. Крепко сжимаю край стола своими пальцами, уже руки устали сжимать бесполезное дерево в своих руках.

Отпускаю, но буду присматривать. До боли и хруста буду сдерживать себя и стараться не натворить лишнего, но присматривать за ними буду. Снимаю к чертям рубашку, потому что становится невыносимо жарко на этой кухне, в которой больше никогда не разольется детский смех и радость жизни.

Отпускаю, но обещаю обеспечить их всем. Если она думает, что больше никогда меня не увидит, то моя жена глубоко ошибается. Я всегда буду рядом, просто на расстоянии. Постараюсь держаться как можно дальше, насколько это вообще возможно.

Пусть уходит, так будет лучше для нее - лисе будет лучше без меня, потому что она так и не смогла забыть все то, что я проделывал с ней. Это невозможно, так пусть же уходит.

Остаюсь в квартире один. Квартира, над которой я работал долгое время, отвечает мне мрачным молчанием.

И к чему было устраивать аварию и весь этот цирк? Следом же отвечаю себе на этот вопрос: эти месяцы рядом с ней были прекрасны. Я понял, как женщина может отвечать теплом, когда к ней относишься с тем же. Я понял огромную разницу между ненавистью в насилии и любовью в добровольности.