Арбитражный десант

– Извините, дурная привычка, - Кичуй отодвинулся.

– У всех у нас есть привычки. Но работать-то вместе. Стало быть, надо развивать привычку терпеть чужие привычки, - Гуревич хохотнул.
– Вы хоть представляете себе, дорогой Игорь Сергеевич, какое на меня начнется давление? Ведь каждый захочет, чтоб его интересы были учтены. А так не бывает. И если мы с вами в одной обойме, то весь груз снаружи принять придется мне.

– Это мы понимаем. И, поверьте, ценим. Вся возможная помощь вплоть до охраны...

– Ну, охрана само собой. Но ведь, совершая сделки в интересах вкладчиков, мы не должны забывать о поощрении наиболее ценных сотрудников. Здесь ведь не всегда можно зарплатой ограничиться. В частности, я приведу людей. И вы понимаете...

– Понимаю, - обрадовался Игорь, не знавший, как самому подступиться к скользкой теме.
– Всё понимаю. Об этом даже не волнуйтесь. Продумаем схемы, чтоб иметь возможность на каждой сделке вычленить кэш. Так что фонд для вашего поощрения создадим... То есть вашей команды, - поспешно поправился Игорь. Боясь реакции Гуревича, поднял глаза. Но опасения не оправдались. Борис Семенович к оговорке отнесся вполне снисходительно.

– В правильном направлении мыслите. Детали потом отрегулируем. Но, Игорь Сергеевич, - он значительно поднял палец.
– Про то, что мы обговорили, - только между мною и вами.

– Даже не волнуйтесь!

– Я к тому...

– Извините.

– ... Что, пожалуй, даже Ивана Васильевича не стоит этими мелочами грузить. Надо ли летающему меж облаками орлу вглядываться в нашу обыденность? Вы согласны?

– Разумеется.

– Вот и чудненько, - Гуревич с усилием поднялся. Ткнул пальчиком в поджарый живот президента банка.
– Так что, бум работать?

– Ой! Бум!
– заверил Кичуй.

– И славно. И хорошо, - Гуревич потянулся со вкусом, так что рубаха поползла из брюк, обнажив крупный, будто разваренный пельмень, пупок.
– Господи! Даже не верится, что не надо больше по утрам ездить в этот опостылевший центробанк. Выслушивать всякие ЦУ. Я - свободный человек! Как же это чудненько! Можете не провожать. Теперь будем по-свойски. Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!

Он вышел, оставив президента банка несколько озадаченным.

3.

Иван Васильевич Рублев на своей подмосковной даче пил с дочерью вечерний чай. Пил пятый раз за день, чтобы хоть чем-то занять установившуюся внутри пустоту. Судьба словно задалась целью проверить его на прочность. Сначала утрата документов по "кондитерке", после чего фактически разорвались отношения с Мананой. Отношения, ставшие важной частью его жизни. Затем - одна за другой смерти мальчишек, особенно - Дерясина, которую ему не отмолить по гроб жизни. Рублев, помимо воли, тяжко выдохнул. - Довольно, папуля, - Инна накрыла руку отца своей.
– Итак весь высох за эти дни. Хватит себя гнобить. Пойми, наконец, - ты ни в чем не виноват! Если на то пошло, это я - дура. - Ты-то тут причем?! - Очень даже при том. Ведь на самом деле мы с Андрюшкой встречались. Уже после замужества. Как любовники. Она встретила изумленный взгляд отца, горько опустила голову. - Я ведь его одного, пожалуй, всерьез любила. Он, папа, замуж предлагал. А я вот - побоялась всё заново. Может, потому и решился на такое, что - отказала. - Да полно тебе!
– притворно вспылил Рублев. Теперь уже он счел необходимым утешить дочь. Инна была на сносях. С неделю перехаживала. Схватки ожидались всякую минуту. И сейчас они ждали рублевского водителя, чтобы отвезти ее в московскую квартиру, а оттуда утром - в роддом. Нервничать ей нельзя было категорически.

– Придумала тоже, она виновата!
– проворчал Иван Васильевич, на самом деле потрясенный услышанным.
– Да Андрюшка на это пошел, потому что - настоящий! И кто бы в нем силищу такую разглядел? Он ведь - великое дело - банк, считай, спас! Вот - цена! - Хорошо, если спас, - не удержалась Инна.

Рублев пригнулся от нового удара: даже дочь не верила в его победу.

– Муж-то про вас с Андреем знает?
– буркнул он.

– Нет. Да и к чему теперь?

От ворот послышался гудок "вольво". Вслед затем еще один гудок - незнакомый, басистый.

– Может, Игорь решил за тобой сразу две машины прислать? Для надежности, - неловко пошутил Иван Васильевич, нажимая на пульт, открывающий ворота.
– Пойдешь собираться?

– Да что мне собирать? Сумка в светелке, - Инна выглянула в окно.
– И вправду, две машины. Там кто-то идет по аллейке.

Рублев вышел, чтоб принести дочери вещи.

В дверь постучали. В прихожую вошла Манана Юзефовна Осипян.

Щурясь на свету, осмотрелась. Увидела Инну.

– Здравстуй, здравствуй. Как себя чувствует будущая мать? - Как будущая мать, - холодно ответила Инна.

Под ее насупившимся взглядом Осипян сбилась с притворно бодрого тона. Стало заметно, что застать Инну она не ожидала.

– Я собственно к Ивану Васильевичу, - заискивающе произнесла она.
– По делу надо.

– Я так и поняла. Да Вы проходите. Я уезжаю в Москву, так что вволю наговоритесь, - с особой интонацией произнесла Инна.
– Только прошу - хоть сегодня танком не наезжайте. Ему и так плохо. Увидела вернувшегося отца. - А вот и папа. Папа, это к тебе. Счастливо вам!

Она отобрала сумку у отца, чмокнула его в щеку и вышла - при общем замороженном молчании. Рублев застыл при виде нежданно-негаданно появившейся Осипян. Манана молчала, не в силах оторвать страдающий взгляд от осунувшегося лица Ивана Васильевича, - за какие-то семь-десять прошедших дней он резко сдал.

– Что? Так постарел?
– горько прервал молчание Рублев.

– Нет, что вы!...Хотя - да. Я сказала Инне, что только поговорить, - пробормотала Осипян.
– Да я и действительно поговорить.

Она огляделась. Рублев запоздало подставил ей освободившийся стул:

– Может, чаю?

– Иван Васильевич, - с хрипотцей произнесла Осипян.
– Я приехала без звонка. Улетала за границу насчет новой поточной линии. Я накричала на тебя тогда. Сорвалась постыдно. Потом вроде как обиделась. А тут у вас такое! Просто - хочу, чтоб ты понял...

– Я все понял. Какие обиды?
– Рублев всплеснул руками, благодарный ей за это примирительное "ты".
– Тебе про Андрюшу сказали? Осипян скорбно кивнула: - О нем тоже. Да и Жуковича, получается, зря оговорили.

– Да! Вот ведь как!
– Рублев сокрушенно покачал головой.
– Лишний раз наука - как же тяжело слово. И как надо с ним осторожно! Особенно, когда хрупкие души.

– Что ж теперь будет?

– Это, увы, не исправить... А, так ты об акциях, - суховато сообразил он.
– Здесь наши службы плотно работают. Во-первых, договорились с вдовой Олега. "Магнезит"-то формально принадлежал ему. Значит, она получается наследница. Я сам с ней виделся. Женщина по счастью оказалась разумная. Сразу подписала документы о передаче компании банку. Пока без даты. За умеренные в общем-то деньги. Осталось помочь ей вступить в права наследства, и, считай, - акции официально вернутся. Насчет Лобанова, который документы украл, тоже - действуем. В регистрационной палате договорились, что если кто появится, чтоб сменить учредителей, нам немедленно сообщат; в депозитарии предупредили. С милицией договорились. Правда, как обычно, вместо того, чтоб искать, начали тянуть деньги. Но это ничего. Главное, что уголовное дело открыли. А бегают наши безопасники. Самого Лобанова пока не нашли, - отсиживается где-то, стервец. Ничего - найдется.

– А если все-таки Жукович...в самом деле продал?

Рублев заметил судорогу, прошедшую по лицу Осипян.

– Не верю, - рубанул он.
– Да и сроки обнадеживают. Почти две недели прошло, а никто о своих правах на "Магнезит" пока не заявил. Будь у Онлиевского в руках законное передаточное распоряжение, неужели бы ждал? А фальшивку предъявить пока не решается. Выжидает. Вот увидишь, мы своего добьемся и акции твои вернем.

– Почему мои? Твои, - тихонько поправила она.

Но он, торопясь, схватил ее руку.