Арбитражный десант

– Какому еще "Магнезиту"?
– раздраженно переспросил он.

– Тому, на который записаны акции "Юного коммунара", - удивленно уточнила визитерша.
– Так да или нет?

– Может, Вы для начала представитесь?

– Это неважно. Так вот, предположим, я могу узнать, где находятся эти документы.

– Узнать или достать?

Она поколебалась:

– Могу и достать.

Гуревич молчал.

– Или я не туда попала?
– женщина сделала нервное движение подняться.

– Сколько?
– резко бросил Борис Семенович.

– Пятьдесят тысяч долларов. - Ого!

– Это ведь совсем недорого, правда? Документы стоят в разы дороже. Я знаю.

Она на мгновение забыла модулировать голос, и он сделался чуть надрывным.

– Почему вы не пошли с этим к президенту банка или к кому-то из замов?
– тоскливо спросил Гуревич.

При невинном в сущности вопросе посетительница слегка смешалась:

– Но ведь вы теперь здесь главный. Разве вы не можете сами решить?

– Я отвечаю за то, чтобы не разворовывались банковское имущество. То, что стоит на балансе, - отчеканил Гуревич.
– А так называемые забалансовые активы, к числу которых относится и кондитерский холдинг, - это не моя прерогатива. Вот когда их найдут и передадут в собственность банку, тогда это будет ко мне.

Под изумленным взглядом он сбился с менторского тона.

– Если вы откажетесь, документы купят другие!

– Кто?! Документы эти в розыске. По факту их пропажи возбуждено уголовное дело. Даже если кто-то захочет купить, но как он ими воспользуется без риска оказаться в тюрьме?

Женщина сидела потерянная.

– Никто никогда их не купит!
– жестко повторил Гуревич, в голове которого родилась идея.
– Если только какой-нибудь вовсе всемогущий олигарх, у которого и милиция в кармане! Уровня Онлиевского!

– Вы что, меня к нему отсылаете?
– проницательно вскинулась посетительница.

– Ни в коем случае, - перепугался Борис Семенович.
– Я лишь пытаюсь обрисовать вам создавшееся положение. Впрочем, давайте так. Документы эти и впрямь немаловажны. Сам я принимать денежные решения не имею права. Но я переговорю с руководством банка. Думаю, сумею убедить. - Без денег не отдам.

– И насчет денег тоже, уверен, будет решено. Вы мне оставьте свои координаты, чтобы...
– он взял ручку. - Нет, нет. Я сама перезвоню.

– Ну, как угодно. Тогда, скажем, послезавтра.

– Послезавтра меня здесь не будет. Я сегодня уезжаю... в командировку. Вернусь через десять дней.

– Вот и ладно. Тогда давайте по возвращении, - Гуревич, избавившийся от необходимости принимать срочное решение, облегченно вышел из-за стола.
– А за это время мы тут всё как раз и подготовим.

Во дворе послышался гул въехавшего автомобиля.

Насторожившаяся посетительница кивнула торопливо. В дверях задержалась.

– Но имейте в виду, - вновь искусственным голосом произнесла она.
– Документы принесу, только получив деньги!

Она вышла. Гуревич проводил ее задумчивым взглядом. Еще поколебался. Разыскал в записной книжке телефон Подлесного, набрал:

– Здравствуйте. Это Гуревич. Передайте вашему хозяину - только что неизвестная женщина предложила мне купить документы по кондитерскому холдингу.

– Задержите под любым предлогом. Выезжаем.

– Уже ушла.

– Фамилия? Адрес?

– Она не назвалась.

– И что, вы ее просто так отпустили?
– голос на другом конце сделался уничижающе-недоуменным.

– А вы что хотите? Чтоб глава администрации банка сам скупал пропавшие документы и потом передавал их на сторону?

– огрызнулся Гуревич.

– М-да. Но хоть?...

– Через десять дней она мне позвонит. Тогда я сообщу вам, и вы... перехватите.

– Ну-ну, - недоверчиво произнес Подлесный.
– Опишите ее.

– Да чучело в женском обличье.

В коридоре зацокали каблучки. - И еще передайте. Примерно через неделю в Москву для подписания договоров с "Возрождением" приезжает некто Рональд Кляйверс, полномочный представитель АБРО– банка. Всё! Бросив безличное "прощаюсь", Гуревич повесил трубку.

В кабинет, в коротенькой венгерской дубленке и пушистой кремовой косынке, присыпанной снегом, влетела ненаглядная сестренка Ириша - с глазами, размашисто нарисованными под бабочку.

– Во как метет! Всего-то от машины до подъезда, и уже...
– счастливо произнесла Холина. Сорвала косынку, стряхнула на брата, осыпав его брызгами.
– Ничего, полезно, больно бледный. Ты когда в последний раз на улицу без джипа выходил?

Гуревич слабо улыбнулся.

Младшую сестру он не любил - обожал. Меж ними издавна сложились странные отношения: несмотря на то, что Борис был на семь лет старше, Ирина едва ли не с младенческих лет взяла над ним шефство. Резкая, язвительная, раз и навсегда определившая собственного брата как мямлю, нуждающегося в постоянной опеке и покровительстве, она даже в короткий период своего замужества уделяла ему едва ли не больше внимания, чем собственному мужу. (С чем тот и не задержался).

Борис же никогда не был женат именно потому, что боялся домашнего диктата. Единственная женщина, власть которой над собой признавал безоговорочно и охотно, оставалась сестренка. При ней он не стеснялся выглядеть растерянным и даже чуть бравировал своей повышенной чувствительностью. Мог, например, в минуту слабости сладостно заплакать от накативших неурядиц. И ощущал мучительный восторг от того, что Ирина, выслушивая, сочувственно оглаживала его по волосам и нежно повторяла: "Пузырь мой, пузырь! Как же ты вообще кем-то руководишь? Тебе бы соску и - под толстое одеяло".

Но и он, единственный из мужчин, знавал порой Ирину не привычной насмешницей и мужской укротительницей, а потерянной и угнетенной. Только ему позволено было знать, что за привычной маской вамп скрывается мечущаяся, уставшая от одиночества душа, мучительно переживающая очередной разрыв, который сама же чаще всего и провоцировала.

– Но за что? За что мне это?
– всхлипывала порой Ирина, уткнувшись брату в колени.
– Ведь вроде понравился. Показалось даже, что полюблю. А потом раз и - будто ничего не было. Может, у меня какой-то душевный дефект, а?

Она заглядывала в сострадающие его, наполненные слезами глаза, и ей становилось чуть легче.

Впрочем, бывало это крайне редко. Сегодня забежавшая к брату Ирина была, как обычно, победительно энергична. - Я, собственно, заскочила попрощаться, - объявила она.
– Ночной лошадью улетаю в Брюссель, на экономический симпозиум. После ухода из банка и возвращения в "Коммерсант" у Холиной опять все стало тип-топ.

– А ты, вижу, совсем прихирел, - она пригляделась.
– Сало, подвешенное на мощи. Что происходит, Борик?