Арбитражный десант

– Что? И того нет?! Ну, брат, ты лох. На таком деле и не разбогатеть. Ты ж Гуревичу больше передал.

– Разговор считаю неуместным. Благодарю, как говорится, за информацию...
– Игорь сделал намекающее движение.

На Подлесный прощаться не собирался:

– Но теперь-то ты с чем остаешься? Не Рублев, а ты? Иван Васильевич - плохого не скажу, - но ведь совок! Из тех, кому на миру и смерть красна. Пусть не победит. Зато слава какая. Что до конца, один против всех стоял! После этого где хошь будет востребован. Да и легко ему в принципиальность играть, - за десяток лет с Второвым на пару наскирдовали "бабок" с избытком. Наверняка попрятал по кубышкам. А ты лично с чем?

– К чему этот странный разговор?
– Игорь увел в сторону сузившиеся глаза. Подлесный бил без промаха.

– К тому, что пора подумать о себе! У тебя с Кляйверсом разговор по поводу кондитерского холдинга прошлой зимой был?...Отвечай. Я ведь от его имени действую!

– Если от его, то должен знать. Я отказался обсуждать. Там главным образом заинтересована "Марсле", чтобы захватить наш рынок. Просто выдавливают конкурента и на его же площадях гонят свой ширпотреб, а Россия лишается собственной кондитерки.

– А тебе не все едино?

Игорь негодующе вскочил.

– Ну-ну. Только без этого, стал быть, горлопанства!
– осадил его Подлесный.
– Наслушались от господина Рублева о национальной идее, о возрождении промышленности. И что имеете? Я сам в свое время в КГБ за идею эту людские судьбы пополам рвал. И чем кончилось? Понадобилось - раздербанили страну. И меня не спросили. Продай кондитерку. - Что-с?
– Игорь подобрался зло. - "Марсле" за нее сотню миллионов баксов дает. - Не схудится им? "Юный коммунар" в четыре раза дороже стоит.

– В теперешних условиях да еще чтоб деньги быстро отслюнявить, сотня - даже круто. Главное, что усвой: не продашь подобру, завтра "Юный коммунар" все равно достанется вместе с банком тому же Онлиевскому, и - уже он вместе с Кляйверсом толкнет. А ты останешься сидеть с голым задом. Зато весь из себя в патриотизме.

– "Коммунар" на мне!
– сухо напомнил Игорь.

– Это формально. А фактически - куплен на банковские деньги. И все это знают. Или попробуешь увести? Как думаешь, долго после этого проживешь? А если продашь "Марсле", то и Онлиевский, и Кляйверс закроют глаза. Даже наоборот - прикроют. Им-то тоже выгода, чтоб кондитерку до начала банкротства продать. Иначе другие кредиторы вони на всю страну поднимут, делиться придется. Всем выгодно, Игорь. А уж тебе-то! За здорово живешь такие "бабки" срубишь! - Хорошо, - уныло кивнул Игорь.
– Я попробую еше раз убедить Ивана Васильевича.

– И в очередной раз получишь дулю. Хотя бы потому, что холдингом этим командует его подружка с луженой глоткой. А уж она ложиться под "Марсле" не расположена. Хозяйкой-то вольготней воровать.

Подлесный искушающе придвинулся: - Да тут и размышлять нечего. Ситуация проста до примитива. Если ты не заработаешь на них, то кто? Просто подумай, кто?! Рублев? Хрена лысого! Сам потеряет и другим не даст. Хочешь с ним делиться по-родственному? Делись! Только сначала обеспечь, чем делиться. Глядишь, тот же Рублев, когда очухается, еще и ноги тебе целовать станет, что деньги ему сберег!

– Вот уж не станет!
– Игорь представил тяжелый взгляд тестя и - поежился.

– А не станет, значит, тем более правильно сделаешь. Стало быть, бесполезно убеждать было. Ну, Игореха, такой шанец раз в жизни выпадает. Потом до пердячего возраста крутиться будешь, и десятой доли от этого не заработаешь.

Подлесный подлил себе коньяку, хлебнул жадно, придвинул рюмку Кичую. - Да не выйдет ничего!

– в раздражении выкрикнул Игорь.
– Как только Иван Васильевич узнает, он всю затею похерит. Такой кипеш на весь мир поднимет, что ни один "Марсле" себя запачкать не пожелает.

– Да с чего ему узнать-то раньше времени?
– вроде как удивился Подлесный.
– Компания на тебе. Болеешь и - болей. Тем временем и переоформим тишком. Никто и знать не будет. Когда на "Юном коммунаре" годовое собрание? Через неделю? За это время вы с "Марсле" и сделочку упакуете. К тому времени и банк банкротом объявят. И все срастется, - одним глотком Подлесный махнул очередную порцию и впечатал рюмку о стол, будто и впрямь скреплял сказанное печатью.
– Ну, и мне за хлопоты пять... три хотя бы процента отдашь. Тоже пригожусь. Все-таки надо будет обеспечить силовую поддержку. Может, охрану. Так что?

– Тебе?!
– Игорь скосился на Дерясинский портрет. Насупился.
– Тоже, гляжу, образовался. В компаньоны набиваешься! И то верно - на подставных убийствах-то так не заработаешь! Да ладно бы - на подставных! Короче! Не о чем мне с тобой, Подлесный, больше говорить. Как говорится, вот Бог, а вот порог. - Да не убивал я Андрея!
– поняв, о чем подумал Кичуй, выкрикнул Подлесный.
– Знаю, что Холина растрезвонила. Но не было меня там. Обозналась! Перекреститься могу! А если по существу дела, так не с чего тебе перед ним виновным себя чувствовать. Он Инку твою, считай, до последних дней во все дыры дрючил - это как, по-товарищески?!

Выкрикнув это, Подлесный помертвел и расширенными глазами уставился в пространство.

Игорь обернулся. В проеме в домашнем халате стояла жена.

– Раскричались!
– сквозь зубы проговорила Инна.
– Дочь разбудите, кому потом ночью с ней сидеть?

Она уничижительно оглядела подрагивающее лицо ночного визитера. Коротко кивнула мужу:

– Пошли! Поможешь перепеленать.

Она вышла. Кичуй шагнул следом, захлопнул за собой дверь, с силой развернул жену: - Так это правда?!

– Правда, - ровным голосом подтвердила она. Предупреждающе подняла палец, пресекая всплеск эмоций.
– Но сейчас это не важно. Так что ты надумал? Она показала на дверь, за которой остался Подлесный.

– А что я могу надумать?
– поняв, что жена слышала весь разговор, Игорь возмутился.
– Не пойду ж я против Ивана Васильевича.

Как-никак тесть!

– Да? А мы тебе кто?

– Не понял, - растерялся Игорь.

– Вот отныне твоя семья, - Инна кивнула на второй этаж, где спала малышка.
– И о ней ты должен думать.

– Но ты-то знаешь, акции фактически принадлежат твоему отцу.

– А юридически - тебе! И кто сказал, что у нас на них меньше прав?

– Это ты так шутишь?
– Игорь с надеждой вгляделся в жену.
– Или - решила проверить меня на вшивость?

– Отец сам свой путь выбрал. И семью тоже, - непримиримо объявила Инна.
– Я по его милости свою порцию нищеты в юности хлебнула, пока он тут роскошествовал. А мама моя, после того как он ее променял на какую-то студенточку, до сих пор в Ростове копейки считает. Дочери своей такого не пожелаю. И теперь опять здрасте-пожалуйста, заново воспылал. Молодожен!
– процедила она.
– А с милой, как говорится, рай и в шалаше. Вот пусть там и милуются!